Клонилось солнце к закату. На реку уже опустился холодный, густой туман. Такой густой, что дальше руки вытянутой и не видать ничего. Дело для мест этих привычное, ничем пугающим не отличается. Да только вот, не в этот раз. Солнце ещё деревьев не коснулось, а народ уже по хатам прячется. Смотрят люди в щёлочки, кто от страха, кто из любопытства. Кто надеется знак какой приметить, кого на этот раз гибель ожидает.
Темнеть начало и туман, всё равно, что живой, пополз по деревне, обволакивая всё вокруг. Такой холодный, как мертвец надышал. Цветы у изгороди пожухли, вроде морозом прибило. Комары на землю мёртвыми попадали. А тут и сам мертвец появился.
Стоит нежить проклятая у дома шкурника, и голосом утробным завывает. Требует, чтоб девка вышла, да платье, что украла у него, вернула. Да только знает люд, что девка на разум ослабла, под лавкой как псина скулит, да лоб себе о половицу разбивает. Знать, не выйдет она. Знать, кого другого этой ночью мертвяк утянет.
Смотрят в щёлочки люди, от страха под себя сходить готовые. Глядь, а из дома шкурника выходит кто-то. Смотрят, а то младшая дочь его, Смирена. Сестра Умилы, той, что платье у мертвяка по дурости своей и умыкнула.
Вышла девчушка, в одной рубахе ночной, лицом бледная, сама как осиновый лист на ветру трясётся. Видно, что страх её сковывает. На мертвяка старается не смотреть, да прямиком к платью, что на земле валяется, и идёт. Взяла в руки наряд проклятый, да, несмотря на то, что змеи внутри копошились, да клубками шипящими под ноги ей падали, на себя и надела. Платье в раз в пору пришлось. Ремешки сами затянулись. Чувствует девка, как гады ползучие под платьем вьются, да тело её обвивают, тут просто крикнуть от ужаса не выйдет, не говоря уже про то, чтоб шаг сделать.
Замолчал мертвец. Голову в сторону девки повернул, глазницами пустыми смотрит. Стоят, молча, да друг на дружку смотрят. Ночь проходит, а не меняется ничего. Вроде как два изваяния кто оставил посреди двора. Люди уж даже поуспокоились, видать миновала смерть на сей раз. А как первые лучи солнца показались, туман растворился, как и не было его. А с туманом и мертвец и Смирена пропали. Да только это людям так со стороны казалось.
Лишь первые лучи солнца на деревню упали, кинулся мертвяк к девчонке, да крепко руками холодными схватил её. Смотрит Смирена, а вокруг всё вроде туманом обернулось. Дом её, изгородь, даже конура собачья. Только очертание и осталось, вроде как облака форму принимают. Поднял мертвяк девку на руки, да сквозь очертания эти в сторону реки и пошёл. А как из деревни вышел, вроде ветром подхваченные полетели они над рекой.
Смотрит Смирена, а мимо только облачные очертания деревьев, хуторов да деревушек мелькают, места такие и не узнать.
Недолго путешествие это длилось. Остановился мертвец, на землю девку опустил, да вмиг всё вокруг вновь непрозрачным, настоящим стало. Смотрит Смирена, а кругом погост. Да не просто погост, а огромный настолько, что и конца не видно. Древний очень. Надгробья все покосившиеся, попадавшие. Многие вовсе такие, вроде поставлены были ещё до того, как небо упало.
Были мысли бежать, да мертвец за руку крепко держит. К могиле подвёл, рукой взмахнул, земля могильная и обвалилась. Смотрит девчонка, а там путь под землю. Туда мертвец её и уволок. Как зашли, проход назад и засыпало.
Стоит девка, вздох боится сделать. Смотрит, а в могиле не так и страшно. Хоть вместо стен земля кладбищенская, мёртвая, но всё вроде как в землянке обычной. И лавки есть, и стол. Очаг только странный. Угли синим цветом светят, жар сильный, а огня вовсе нет. Кровать есть, посуда, сундуки вдоль стены стоят. А на стене гробовое крыто висит, из дуба морёного. Уж столь мастерская работа, вроде для барина, а то и вовсе, господина знатного делалось.
Дёрнул мертвец за платье, оно с девки и свалилось. Взял он его бережно, да на стену, рядом с крыто гробовым и повесил. Девке пальцем погрозил, да сквозь землю и вышел.
Осталась девчонка одна. Что делать и в голову не приходит. Ей то, четырнадцатый год только пошёл. Всю жизнь с тятей да сестрицей в деревне жила, дальше реки не ходила. С живыми чужаками не общалась, а с мёртвыми и подавно. Да и не рассказывал никто, как с мертвяками себя держать надо. А ну, сделает чего не так, не так посмотрит, чего доброго удушит, или живьём съест. Ну, решила так, что дважды к Кондратию не отправят. Да ещё и не ясно, что лучше, сразу к Кондратию в объятья, или взаперти, в могиле сидеть.
Огляделась девка. Нашла в землянке могильной и крупу, и муку. Вода в кадке была. Тесто не хитрое, пустое замесила, лепёшек напекла. Из крупы кашу сварила. Стол от земли посыпавшейся вытерла, кровать заправила. Вроде и уюта прибавилось, тепла. Даже как то и страх отступил, и даже веселее стало от того, что не мертва она, да и деревенские целы остались. Хозяйничает, песенку напевает. Глядь, а земля на входе осыпалась и мертвец вошёл. Как вошёл, вход сразу и завалило.
Посмотрел мертвец глазницами чёрными на землянку свою, ничего не сказал, только зайца с шеей перебитой на стол положил. Ну и Смирена решила так же как он поступать. Ничего не сказал, зайца освежевала. Шкуру отложила, потроха вынула, а мясо на вертел, да над углями, в очаг. Запах зайчатины жареной вмиг по землянке разошёлся, аж слюнки потекли. А как мясо готово было, накрыла девчонка стол на себя, да на мертвяка и молча села. Мертвяк напротив сел.
Сидят, молчат. Друг на друга смотрят. Пытается Смирена хоть что-то в нём человеческое разглядеть. Да где уж там. Кости наружу, плоть высохшая, вместо одежды лохмотья савана похоронного. Как не шевелится, так и вовсе не понятно, на неё смотрит, а может и не смотрит.
Ждала девка, как мертвец себя поведёт, да только тот не торопится. А кушать то уже хочется так, что сил нет, с прошлого ужина росинки во рту не было. Да и каша, и мясо остывают. Будь, что будет, подумала девка, и оторвала от зайца заднюю ногу. Наложила каши себе, лепёшку наломала. Наложила каши мертвяку, ему в миску кусок мяса, ему лепёшку наломала. Ложку, да плошку к самой руке подвинула ему, да и сама есть начала с аппетитом. Жуёт, вроде как дома у себя, да и не беспокоит ничего. Но сама на мертвяка поглядывает.
Сидит мертвяк, не шевелится. Покушала девка, остатки еды в котелок убрала, поблагодарила мертвеца за хлеб и кашу, да начала посуду мыть. Помыла, угли в очаге прикрыл, да по-хозяйски на кровати и расположилась. Засыпает, да на мертвяка поглядывает. А тот как за столом сидел, так и сидит. Вроде совсем умертвился, окончательно.
Проснулась девка с головой тяжёлой, кошмары всю ночь снились. Смотрит, а мертвяка и нет. Ну, коль нет хозяина, надо делами домашними заняться. Нашла скребок старый, корни со стен землянки порубила. На полу землю стесывала, бугры, да ямы заровняла. Пока трудилась, перемазалась вся. Воды нагрела, доску какую-то старую в углу землянки постелила, рубаху ночную сбросила с себя, да и помылась. По-простому, без щёлока, без золы. Да только вот, как искупалась, очень не захотелось грязную рубаху на себя надевать. Решила и в сундуках похозяйничать. Открыла один, а он серебра полон. Другой сундук открыла, а там одежа. Да такая, что и на праздник не стыдно.
Начала девка себе подбирать что-то, да всё тут мужское, большое. Нашла только сапожки по размеру своему, из кожи свиной, с набивками. Ну а вместо платья рубаху взяла. Она ей аккурат до коленок была. Подпоясала только, чтоб удобнее. Начала вещи складывать, а средь них портрет рукописный. А на портрете вроде пара в день свадьбы запечатлена. Парень рыжеволосый с бородой пышной, и девушка беловолосая.
Наверное, это мертвяк, ещё когда живым был? А это, наверное, невеста его. Красивые какие. только и успела вслух подумать Смирена, как слышит, земля у входа осыпается. На силу успела обратно в сундук всё попрятать.
Заходит в землянку мертвец. Огляделся по сторонам, кучу корней срезанных у очага увидал, на пол посмотрел. Селезня, с башкой свёрнутой, на стол положил и сам за стол сел. Ну и девка не решилась иначе поступать. Молча птицу ощипала, выпотрошила, да на заготовку убрала. На стол накрыла, на себя и на мертвяка. Вчерашнюю кашу в плошки наложила, по куску зайчатины. Лепёшек наломала, ложки в кашу воткнула и молча есть начала. На мертвяка глядит, а тот и не двигается. Поела, со стола убрала, спасибо за еду сказала. Посуду помыла, да спать легла. Вот только перед сном встрепенулись.