Ветхий обгорелый плащ разметывает ветром по снежному полотну, и тянутся, тянутся глубокие следы по снегу от быстрых, уверенных шагов. Бьёдн, проваливаясь по самые бедра, но не обращая на то внимания, по целине спешит прочь с горы в дом, под своды родного поселения. Книга Рун больно наподдает окованными бронзой уголками под ребра, но класть в котомку шаман ее не хочет, и несет за пазухой, как что-то дорогое и важное.
Она и есть дорогое и важное. Не зря же он замерзал до полусмерти столько раз, сидя в метельных объятиях. Все-таки они, Бьёдн думает теперь украдкой, не будут приемышами земле Севера. Как не должны были быть. Книга Рун пинает его в острым углом под ребро снова, напоминая да, не должны.
Глава 1. «В путь!»
Лето обнимало мир но все равно, собираясь в дорогу, Йэстен смутно подумывал иногда, что его встретят снег и метели. Это было так по-детски до сей поры полагать, что раз северные земли так далеко, то и все там устроено иначе, и зима там всегда, и снег готов засыпать любого незваного гостя на север приехал, не куда-то там!
Йэстен посмеивался над собой ну хоть не считал, как в пору пятого лета своей жизни, что на Арвате, еще более далеком и вовсе не принадлежащем людям, все обязаны ходить вниз головой, и то дело! Нет, конечно, парень прекрасно понимал, куда он собирается и в общих чертах даже понимал, чего ждать от той земли. Упаковывал в промасленную кожу огниво и трут, помня о дождливости северного лета, брал лук и стрелы не боевые, охотничьи; брал котелок да миску, сменную тетиву и зернистый камень-оселок, смену одежды да одеяло из мягкой, теплой шерсти даром что лето, даром, что люди там живут, ну а как придется странствовать одному? Столь же придирчиво убирал мешочки с полезными травами и солью в хранящие от воды свертки, паковал и диковинный, незнамо у кого и как сторгованный учителем еще до его, Йэстена, появления плащ из кожи морского зверя говаривали, и тепло хранит, и влагу не пропускает, взять его учитель сам велел: «мне послужил славно и тебе послужит, не отказывайся!»
Йэстен и не отказывался он знал, что его учитель, Силас, много где побывал и повидал разного, пусть тот и не слишком много любит о том рассказывать. Йэстен вздохнул и подумал как было бы славно, если бы Силас тоже отправился с ним в дорогу! Вот бы сколько всего они смоги и и эта мысль тоже была детской. Йэстен потряс головой нет, дело явно не в ребячестве, никак не в нем, он уже встретил восемнадцатое лето своей жизни и умеет и решать, и поступать по-своему, не оглядываясь на одобрение старших, и если бы это было не так, то в дорогу, верно, он сейчас не собирался бы. Просто я буду по ним скучать признался Йэстен самому себе. Очень сильно скучать по маме и по учителю Силасу, и по янтарной драконице Саире, названой сестре учителя, разумеется. По приятелям, городу, саду вокруг дома и самому дому где и прошло его детство и добрая половина юности. Надолго он никогда не покидал ничего из этого.
«Я тоже буду скучать, но ведь мы все равно возвратимся» мысленно позвал Йэстена его собственный дракон.
Юноша чуть улыбнулся и отозвался:
Да, Скай, конечно. Ты прав, я не о том думаю сейчас.
Йэстен отложил уже приготовленные для пакования в дорожную сумку вещи, выглянул в окно. Скай расположился под яблоней и смотрел в небо. Там, в ясной лазури, мелькал золотой лепесток Саира летала высоко-высоко, но драконы, понял Йэстен, разговаривали. Наверняка Саира поучает перед дальней дорогой юного собрата, и точно так же чуть позже будет наставлять в сотый раз его самого Силас.
Еще раз взглянув на вещи и мысленно наспех перебрав в голове, что еще надо бы собрать с собой, Йэстен махнул рукой и вышел из дому ему еще нужно успеть повидать приятелей, пройтись по городу, распить кувшин светлого сидра во-первых, он обещал зайти перед отправкой, а во-вторых, ему очень уж хотелось сейчас поговорить с кем-то, кто так же бесшабашно и легко грезит о путешествиях и подвигах. В конце концов, рассказать о той грозе! Столько наводил туману и обещал, что расскажет после что же, время пришло.
Лето обнимало мир ливнями, теплым ветром, ароматом цветов, в ветер вплетенным, грозами и солнцем, и радугами, что рождало их соединение. Прекрасное время. Йэстен любил лето больше всего, и часто любил пошутить, что и лето любит его дарит такую красоту на каждый новый оборот собственного колеса жизни. Он родился летом и считал свои годы с той самой луны, когда грозы наиболее изобильны и буйны в небесах и в шутке оттого была свою доля правды, пожалуй.
Йэстен сидел с товарищами на камне-волнорезе, и, казалось, наблюдал за чайками и стеклянно-зеленой волной с пенным кружевом по краю, что размеренно накатывала на берег и отступала.
Рамон, сын плотника, самый бойкий из приятелей, передал друзьям кувшин, не скрывая улыбки от уха до уха. В кувшине, что Рамон самолично добыл в лучшей лавке города, плескал грушевый сидр, крепкий и в каждом глотке взрывающийся сотнями шипучих пузырьков.
С такого питья поневоле загорится неудержимым весельем в глазах шальная искра но, казалось, на Йэстена вовсе не сидр подействовал а в который раз уже пережитое совсем недавно приключение.
Понимаете, я я! поймал грозу! взмахнув рукой с кувшином так, что питье плеснуло на песок, откуда его немедленно слизнула прибойная пена, воскликнул он. Пусть говорят, что это невозможно, но поймал же!
Рассказывай, не тяни, фыркнул третий паренек, Нере. Как так вышло?
Вышло, мечтательно протянул Йэстен. Да, вышло
Учитель долго не дозволял молодому всаднику летать в одиночку далеко до тринадцатого лета точно, а после уже стал так нагружать уроками, что сильно много и не полетаешь в дальние дали. Впрочем, в воздухе со Скаем они проводили много времени часть уроков относилась к полетам, и вот уж против них ни сам Йэстен, ни Скай ничего не имели.
Но то ли дело учение, а просто прогулка ради удовольствия же совсем иное!
Взмыть в небо, оставить далеко позади Эклис с его садами, древними оливами на подступах к городу, потерять из виду стены и поместья близ города, и лететь, лететь над горами к югу, над серебряными стежками рек и бархатными покрывалами лугов, леса, полей! Как выдохся приземлиться, напиться вволю из ручья, отдышаться и обратно. Никакой цели, только чистая радость движения. Как танец ради танца. Как песня просто ради песни, как это умеют пастухи в горах, растягивая один-единственный звук на разные лады, так, что все равно выходит песня.
И потому Йэстен завел себе обыкновение тот день, когда он явился в этот мир, встречать полетом. Он родился всадником! Его дракон явился на свет всего одной луной позже его самого! И Йэстен не мыслил себя без Ская, и без неба и ветра в крыльях, которые его поднимают в воздух. Так было и в этот раз.
Только вернись до грозы! крикнул ему с земли Силас, когда серебряные скаевы крылья распороли воздух над садом, как живые молнии.
Ответом ему был счастливый смех и после уже совершенно серьезное:
Да, конечно. Но она не скоро, учитель. Смотри, небо такое яркое! Если к вечеру и наползет!
Я знаю, усмехнулся Силас.
Он явно хотел было сказать, что летнее небо в такую яркую погоду переменчиво ничуть не меньше нрава капризной девы, но промолчал его ученик уже взрослый парень, разберется. Пусть и любит дурачиться, совершенно как дитя, а изводить его за это поучениями совершенно не стоит.
А гроза и в самом деле лежит где-то у самого горизонта, как спящий зверь. Темно-синяя шкура облачного дракона еще даже не думает сверкать молниями, и дыхание его пока что глубоко, но не рокочет громовыми раскатами было бы о чем говорить!
Силас проводил учеников взглядом, и оба они элфрэйского рода и драконьего умчались в горизонт. Ровно навстречу тому самому гром-дракону но на самом деле, конечно, скорее всего на реку или к озерцу в горах, у деревеньки в паре лиг пути от Эклиса, он туда зачастил что-то, помнится. Эстимэне у него там, что ли?
Но Силас, конечно, ошибся возлюбленной девы в горной деревне у Йэстена не было. Амалита, дочка торговца пряностями из Эклиса, вряд ли простила бы а терять ее расположение Йэстену не слишком хотелось, пусть и сводилась вся та душевная связь, что имелась меж ними, к недолгим прогулкам по саду за городом. Недолгим потому что оба они бывали часто изрядно заняты и учением, и помощью родным. Амалита пропадала в лавке отца или у знахарки. Старуха Аточа, что учила девушку знанию трав, была суровой наставницей, у такой не прогуляешь особенно. Ну а у молодого всадника были обязанности рядом с его собственным наставником, когда тот принимал приходящих к нему просителей. Все-таки Силас был не просто ещё одним всадником, он был для Эклиса и окрестностей маг и целитель, и иной день полнился людьми и их прошениями настолько, что Йэстен только диву давался когда учитель вообще отдыхает?