Хорсуну выпало проверить сосновые увалы и елани в зыбучих падях, близких к Сытыгану. Парень решил побелковать на обратном пути. Взял с собой охотничий лук и старый колчан с девятью костяными стрелами. Ничего, что с меха осенней белки еще не слезла огневая, как вихры у Кугаса, рыжина. Хорсун отдаст шкурки женщинам, и кто-нибудь сошьет троим молниеносным новичкам теплые шарфы из черно-рыжих беличьих хвостов.
Чуть ли не за каждый куст заглядывал юный ботур, благо ноги скорые и глаз на любой пустяк наметан. Свежий излом на ветке, растревоженный муравейник, сорванная паутина могли показаться кому-то безделицей, но не Хорсуну. В сосняке мало мха и валежника, песчаные тропы чисты и влажноваты от росы, кто ступалсразу видно. Человеческие следы пока что не попадались, одни звериные И вдруг словно холодным ветром повеяло, темная тень пала на лицо! В просвете между деревьями мелькнул человек. Высокий мужчина в разлетающейся кожаной дохе быстро шагал в сторону Сытыгана. Хорсун подобрался и, не спуская глаз с незнакомца, крадучись, тронулся за ним.
Доха мужчины была пошита из шкуры диковинной зернистой выделки, продымленной до земляной черноты. Кожа мокро лоснилась, переливаясь в движениях. Подобной одежды не носили ни тонготы, ни одулла́ры, приезжающие зимой с берегов северных рек выменивать камусы и мясо домашних оленей на конский волос и железные вещи. Значит, это не тонгот и не одуллар. Да и ростом велик по сравнению с кочевниками, мелкокостными и приземистыми. Может, шаял? Нет, у тех туловище массивнее и длиннее, а ноги короче. Торги в Эрги-Эн прошли в начале лета, все чужестранные торговцы давным-давно разъехались в свои земли. Кто этот пришелец, что делает здесь? Должно, он-то и связан с пропажей шаманов!
Под ногою хрустнула ветка. Воин замер, досадуя на себя, горе-следопыт! Мужчина обернулся и тоже замешкался
Не так уж близко находился человек, чтобы вплотную видеть его глаза. Но Хорсун видел, будто столкнулись лбами. В этих глазах о-ох!.. брело в ледяную даль несметное полчище замороженных весен, более студеных, чем застарелые глыбы льда на северных хребтах. В двух тускло мерцающих кровавых озерахпарень разглядел и мог поклястьсяплавали обледенелые трупы людей, застигнутых в отчаянном усилии спастись. Окаменевшие в невообразимых позах, со смерзшимся воплем на лицах!
Хорсун попытался сделать взгляд пронзительным, как учил отец, но зрение затуманилось. Воин едва усмотрел, что его собственное лицо двумя дрожащими лунами отражается в страшных глазах незнакомца. Эти очи притягивали и притягивались сами. Взор их приставал к лицу липучей смолой, оставался на щеках неотдираемой грязью. Хорсуну захотелось тотчас шмыгнуть за дерево, спуститься с увала к ручью. Отмыться развести очищающий костер или, нет, бежать бежать опрометью, без оглядки!
Мысли ботура скакали саранчой, а сам он стоял как вкопанный. Незнакомец наконец отлепил и отдалил обжигающие холодом очи. Присел на обрубок дерева. Сапоги у него тоже были странные, с глянцем на носках и полукруглыми выступами на пятках. В похожей обуви ходили в Эрги-Эн редкие торговцы западных племен. Не нунчи́н ли, житель запада, этот пришелец?
Хорсун пошевелился, отмирая онемевшим телом. Он изо всех сил старался не показать обуревающего его страха.
Нет, не нунчин. Не барлор и не гилэт. Вообще не человек. И, без сомнения, враг. Самый чудовищный из всех, когда-либо ступавших на землю Элен. Жилец не Срединного мира, не связанный пуповиной с Орто и вообще не имеющий с нею общих корней.
Тонкая кожа дохи облегала чужака плотно, не выдавалась на левом бедре, где обычно топырятся привешенные к поясу ножны. Стало быть, безоружный.
Мужчина зевнул громко, со смачным челюстным хрустом. Во всю ширь распахнул глубокий зев с двойными рядами острых клыков. Зачем такому меч или нож? Не укусит, так взглядом заморозит насмерть. Ни к чему играть в благородство.
Не таясь и не медля, Хорсун кинул стрелу к тетиве. Оттянулаж плечо от напруги свело.
Эй! крикнул, чтобы не в спину стрелять. А через мгновение понял, что попал мужчине в горло.
Странник мог увернуться, мог на лету словить рукой кургузую, рассчитанную на беличью зеницу стрелу. Не успел ни того ни другого. Судорожно схватившись за шею пальцами обеих рук, закатил кверху жуткие глаза. Из-под древка стрелы толчками хлынула кровь, сок жизни обыкновенного багрового цвета
Кем бы ни был иноземец, Хорсуну сделалось дурно.
Ему говорили: чтоПосвящение! Мало летать в прыжках, бежать по отвесной круче, опускаться на дно озера. Мало являть чистоту мастерства живостью тела и четкостью движений. Мало владеть оружием Воин проходит главное испытание, убивая первого врага.
Ему говорили: иные посвященные, впервые прикончив в бою человека, после боя оставляли бранное снаряжение в Двенадцатистолбовой и не возвращались в заставу.
Ему говорили: у смерти Ёлю страдающее лицо и она горазда запустить казнящую муку в такую твою сокровенную глубину, какой ты сам не ведаешь в себе. Хорсун был уверен: он выдержит, не дрогнув. Легко! Он ждал и жаждал испытания человеческой смертью. А тут, несмотря на то что клыкастый незнакомец вряд ли мог называться человеком, не сумел совладать с собой.
Ботур согнулся, и его бы стошнило, если б не смех странника. Приподняв голову, Хорсун снова застыл. Мужчина совершил невероятное. Вонзил длинные ногти в свое горло и с треском разодрал его пополам, словно ломкую, плохо промятую шкуру. Кровь забулькала, вскипела розовой пеной. В белеющих ободьях глотки показался костяной наконечник стрелы, застрявший в хрящах рожками острия. Пришелец без затруднений выдернул стрелу, приблизился и любезно пояснил:
Она мне мешала.
Ошалевший воин ахнул, как девчонка. Белая ладонь с окровавленной стрелой простерлась к нему.
Нет. Хорсун спрятал руки за спину, отодвигаясь. Стрела мне больше не нужна.
Почему? Странник вроде бы даже обиделся.
Не нужна повторил парень.
Ну и ладно, весело сказал чужеземец и сунул стрелу в щель на боковине дохи. Будем считать, ты мне ее подарил.
Он изъяснялся на языке народа саха бегло, но речь его была какой-то неровнойсвистящей, прыгучей, словно в нее намешали сторонних звуков.
В меня часто стреляют, признался странник, доверительно вытягивая к Хорсуну шею. Она срасталась стремительно и без шва. Никто еще не попадал. А у тебя получилось, сын Смеющегося левши Хорсун, меткий стрелок!
Кто ты? Что сделал с нашими шаманами? Как разведал мое имя?..
Все-то тебе расскажи, засмеялся пришелец. Ты мне нравишься, Хорсун, любопытный! Поэтому ты узнаешь ответы на вопросы, заданные столь бесцеремонно.
Хорсун прищурился, всматриваясь против света, и на миг ослеп, как от удара. Из-за спины странникавоин в который раз не поверил зрению! показались пропавшие шаманы Терют и Сарэл удаганка Гуона Их лица были бледны, как у мертвых. Наверное, от стыда Но бессовестные губы улыбались.
Вам, кажется, есть о чем побеседовать, молвил бродяга. А я спешу. Дела, дела неотложные Дого́ните меня, бросил спутникам и резво пустился по сытыганской тропе.
Чародеи помедлили, чтобы дать Хорсуну освоиться со своим внезапным явлением. Затем удаганка, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу, спросила:
Может, и ты пойдешь с нами? Тонким язычком облизнула бесцветный рот. Ты не пожалеешь, если согласишься. Там, куда мы направляемся, великому господину служит лучшая рать. Она не то что облезлое эленское войско. Имя ейМножество Множеств! Когда-нибудь эта рать завоюет не только Великий лес-тайгу, но и всю Вселенную!
Не в силах ответить, ботур в смятении мотнул головой.
Зря, усмехнулся Терют. А мы сделали свой выбор.
Вас ищут, прошептал враз осипший воин. Вас потеряли люди ваши родичи дети Он коротко глянул на Гуону, бросившую ради чужого господина мужа и маленькую дочь.
Пусть, пожала плечом удаганка. Поищут и забудут. Идем! У тебя будет все что захочешь.
Голова Хорсуна замоталась еще сильнее.
Нет, нет, нет бормотал он, пятясь.
Старый Сарэл злобно скривился:
Э-э, не уговаривай, Гуона, пусть остается! Нужен ли он нам, не умеющий ценить оказанной чести! Иди, иди в свою жалкую заставу, сопливый ботур! Хлестким взглядом, словно ребром ладони на отлете, мазнул по свежему шраму-молнии на воинской щеке: Ступай и скажи всеммы не вернемся!