Мой взгляд зацепился за ближайшую к двери стопку и имя на верхнем договоре. Я перечитываю имя и дату полной выплаты долга. Один раз. Два. Три. И с каждым разом моя грудь сжимается все сильнее. Я не верю в старых богов, но, увидев имя на договоре, начинаю молиться. Детские каракули. Дата завтрашний день, поверх которой размазана кровь маленькой девочки.
Наверху слышится стук тяжелых мужских сапог и мужской голос. Отсюда я не могу расслышать, что говорят, но этого и не нужно. Я знаю, что пора бежать.
Моя сумка тяжелая из-за добычи, и, выбегая из хранилища, я прижимаю ее к бедру, чтобы меня не выдал звон монет. Я снимаю звездного червя с запястья, втягивая воздух, когда он борется со мной, пытаясь выпить больше крови.
Терпение, шепчу я, отправляя его на пол. Пиявка ползет к порогу, слизывая мою кровь своим крошечным языком.
Сверху снова раздались шаги. Потом смех и звон бокалов. Он не один, и, если мне повезет, наверху все будут слишком пьяны и не заметят, что я выскользнула из хранилища.
Скорее, скорее, шепчу я звездному червю. Мне нужно закрыть хранилище, но, если я оставлю там свою кровь, Горст может узнать, что здесь кто-то был. И, что еще хуже, отнести кровь магу и с его помощью найти меня.
Голоса становятся ближе, потом на лестнице раздаются шаги.
У меня нет выбора. Я прерываю кровавое пиршество звездного червя и засовываю его в сумку.
Прежде чем закрыть хранилище, я выплескиваю на камни воду из фляги.
Я принесу еще одну бутылку, кричит Горст с верхней ступеньки лестницы.
Я слишком хорошо знаю этот голос. Раньше я убиралась в его борделе. Мыла там полы и драила туалеты. Пока месяц назад он не попытался заставить меня работать на него но совсем по-другому.
Последние девять лет я живу по двум правилам: не ворую у тех, кто дает мне честно зарабатывать, и не работаю на тех, кто ворует у меня. В тот вечер у меня появилось еще одно: я не работаю на тех, кто шантажом пытается заставить меня заниматься проституцией.
Я слышу шорканье его сапог. С каждой секундой он приближается ко мне, но я продолжаю двигаться плавно и ровно.
С лязгом задвигаю один замок.
Слышу шаги.
Второй.
Шаги становятся все ближе.
Третий
Какого черта?
тоже с лязгом встает на место.
Эти светящиеся камни ни на что не годны, ворчит он с самой нижней ступени.
Я задерживаю дыхание и прижимаюсь к стене, стараясь скрыться в тени.
Ты идешь? зовут сверху. Женщина хихикает. Мы нашли другую бутылку, Крейтон. Давай!
Иду.
Когда он, спотыкаясь, поднимается обратно, я считаю его шаги и медленно продвигаюсь по направлению к лестнице. Он пьян. Возможно, сегодня удача на моей стороне.
Я внимательно прислушиваюсь к его шагам, пока в комнатах для слуг наверху не становится тихо и все звуки не начинают доноситься из передней части поместья. Открывать хранилище еще раз, чтобы убрать остатки моей крови, нельзя. Только не сегодня. Это слишком большой риск.
Я бесшумно поднимаюсь по лестнице, возвращаясь тем же путем, которым пришла.
Я не замечаю, как напряжены мои мышцы, пока не выбираюсь на улицу. Оказавшись в ночной прохладе, чувствую, как меня накрывает волна изнеможения. Я не останавливаюсь, но на этой неделе я выжимала из себя все, что можно, и больше не могу игнорировать нужды своего тела.
Мне нужно поспать. Нужно поесть. А утром, может быть, даже посмотреть, как Себастьян тренируется во дворе за домом мадам Вивиас. Может быть, это будет даже лучше сна или еды.
От этой мысли я чувствую всплеск энергии, как от выброса адреналина. Мне нужно сделать то, что до́лжно. Тени выводят меня из поместья я иду по извилистой тропинке, пролегающей между кустов и деревьев, уклоняющейся от лунного света, как будто это игра.
Главные ворота распахнуты настежь, и хотя мои усталые мышцы умоляют воспользоваться этим легким выходом, я не могу рисковать. Я вытаскиваю из сумки веревку и перебрасываю ее через ограду территории поместья Горста. Волокна впиваются в потрескавшуюся кожу, и каждый рывок наверх отдается в руках болью.
Я спрыгиваю с другой стороны и мягко приземляюсь на колени. Сестра говорит, что я похожа на кошку, потому что всегда, когда спрыгивала с деревьев и крыш, на мне не было ни единой царапины. Но мне больше нравится думать, что я похожа на тень. На тени никто не обращает внимания, и они приносят больше пользы, чем считают большинство людей.
До дома идти десять минут. Я почти хромаю под тяжестью своей добычи. Как просто было бы отдать мадам Вивиас то, что ей причитается, лечь в постель и проспать двенадцать часов кряду.
Но после того, что увидела в хранилище, в той стопке контрактов, я не могу.
Я отворачиваюсь от дома и иду по переулку мимо магазина одежды, где работает моя сестра Джас. Свернув за таверну Горста и зайдя за переполненный мусорный бак, я проскальзываю в городское «семейное жилье». Какая ирония. В четырехэтажном здании расположены двенадцать двухкомнатных квартир, на каждом этаже есть общая ванная и кухня. Это убежище, и получше многих, но меня передергивает от отвращения, когда я вспоминаю, как сильно от него отличается огромное поместье Горста.
Дверь моей подруги Ник приоткрыта. Из комнаты слышны рыдания. Через щель я вижу, как ее дочь Фаун сидит, свернувшись калачиком, у стены, и как дрожат ее плечи. У Фаун такая же темная кожа и волосы, как у ее мамы. Однажды Ник сказала мне, что после рождения дочери ее жизнь изменилась что с того момента больше всего она хочет быть лучшей матерью, даже если ради этого ей нужно будет перейти границы, от пересечения которых она хотела бы оградить свою дочь.
Я толкаю дверь и захожу в комнату. Фаун вздрагивает.
Тише, дорогая. Это я, шепчу я, опускаясь на корточки. Где твоя мама?
Девочка поднимает голову. По ее щекам стекают слезы. Она начинает рыдать с удвоенной силой и раскачивается из стороны в сторону. Ее всю трясет, как будто она пытается удержаться в порывах невидимой бури.
У меня нет времени, говорит Фаун.
Я не спрашиваю, о чем она говорит. Я уже знаю. Я слышу шум шагов и оборачиваюсь. За моей спиной стоит Ник. Ее руки скрещены на груди, на лице застыло выражение ужаса.
Она сделала это, чтобы спасти меня, ее голос звучит хрипло, как будто она плакала и только усилием воли заставляет себя говорить спокойно. Пошла к Горсту, чтобы купить мне лекарства у целителя.
Ты умирала, говорит Фаун, сердито вытирая слезы. Она смотрит на меня. У меня не было выбора.
Был. Ты могла сказать мне. Я бы не дала тебе подписать этот контракт.
Я сжимаю руку подруги. Все дело в отчаянии. Это оно стирает из списка доступных вариантов решения проблемы правильный выбор. Ник знает это не хуже других.
Я пойду вместо тебя, Фаун. Поняла? говорит Ник. По выражению лица подруги я понимаю, что она настроена весьма решительно и это разбивает мне сердце.
А что будет со мной? спрашивает Фаун.
Хотелось бы мне, чтобы она не понимала, что ее ждет. Возможно, когда мать займет ее место, ее судьба сложится даже хуже. В Фейрскейпе ни у кого нет желания кормить еще один голодный рот, а те немногие, кто может позволить себе заниматься благотворительностью, заботятся только о размере своего состояния.
Ты возьмешь ее, Бри? спрашивает Ник. Ты знаешь, я бы не стала просить об этом, если бы у меня был выбор. Позаботься о ней.
Я качаю головой. Я хочу это сделать, но, если мадам Вивиас узнает, что Фаун живет с нами в подвале, последствия будут ужасными и не только для нас с Джас. Для Фаун тоже.
Ник, я не могу
Ты ведь знаешь, мне больше не к кому обратиться, говорит Ник, но в ее словах нет злобы. Только смирение.
Сколько она должна?
Ник вздрагивает и отводит взгляд.
Слишком много.
Сколько. Она. Должна?
Восемь тысяч раконов.
Услышав сумму, я вздрагиваю. Это два месячных платежа мадам Вивиас, даже с учетом ее «санкций». Я не знаю, сколько унесла из сейфа Горста, но вполне вероятно, денег в моей сумке хватит, чтобы покрыть весь этот долг.
Девочка обращает на меня взгляд огромных глаз, за которые и получила свое имя. В них читается мольба: спаси меня. Если я не сделаю этого, все будет кончено не только для Ник, но и, возможно, для Фаун. В лучшем случае она окажется служанкой какой-нибудь богатой аристократки. А в худшем? О худшем я не могу даже думать.