Комнаты, ужин, дарьетечай и горячей воды, принялся распоряжаться офицер, стоило нам переступить порог погруженного в полумрак зала. И трактир ожил. Из подсобки выползла заспанная девица, откуда-то вынырнула пара ребят лет пятнадцати. В зале добавилось свечей, и тройка единственных посетителей недовольно щуриласьмы нарушили их тесное общение с бутылкой мутной браги.
Наш путь сюда затянулся. Из-за поломки одного автокара, не выдержавшего издевательств разбитой дороги, мы провели в быстро сгущавшихся сумерках лишних два часа. Нервничали водители, втроем копаясь в нутре машины. Нервничали охранники, косясь на темноту леса за спинами и кидая обвинительные взгляды на меня. Мерзла я, сидя в стылом нутре машины.
И сейчас, чувствуя себя абсолютно разбитой, я опустилась на скамейку. От холода и усталости не хотелось есть, но горячий чай мне необходим, чтобы завтра не лишиться голоса. Впрочем, было бы забавно посмотреть на лица дознавателей, когда они попытаются провести допрос, получив в качестве ответов мое сипение.
Ваш чай, дарьета, на стол довольно чистый, хоть и без скатерти опустилась глиняная кружка. Я вдохнула аромат трав и, подняв голову, вопросительно посмотрела на стоящую передо мной женщину.
Вы бледны, я сочла нужным добавить трав, пояснила та, не волнуйтесь, ничего такого. Немного брусничного листа, малина, душица и мята.
Мне бы яду, но брусничный лист тоже сойдет.
А мы сейчас проверим, такого или нет, и офицер, чтоб его бездна проглотила, сделал щедрый глоток из моей кружки. Прислушался к вкусовым ощущениям и разрешительно кивнул: Пить можно.
С какой целью он сейчас на яд проверял? Чтобы защитить или чтобы предотвратить мое самоубийство? Я по-новому взглянула на мужчину, ища на его лице признаки помешательства. Говорят, род занятий отражается на личности. Надеюсь, этот не слишком здоровый человек сохранит остатки здравого смысла до приезда в столицу.
С тяжелым вздохом я отодвинула испорченный чай.
Принесу вам новый, еле слышно шепнула женщина, потом добавила сочувственно: Комната скоро будет готова.
Все-таки наш народ любит сирых и убогих. Понимала ли она, кого видит перед собой? Знала ли, что означают мундиры заявившихся в трактир людей? Скорее всего, да. И все равно сочувствовала той, кого везут в тюрьму.
Я благодарно улыбнулась женщине, та кивнула и вернулась на кухню.
Через пару минут появился мальчишка с подносом, воровато огляделся и быстро поменял кружки, поставив на стол точно такую же.
Я ухватилась за нее обеими руками, с блаженством ощущая, как тепло струится по ладоням.
В зале становилось шумно, мужчины отогревались чаем, и никто не сделал поползновения заказать спиртного у хозяина. Мальчишка бегал между гостями, разнося еду и кружки с чаем. Странно, мне казалось, вначале их было двое. Может, второй помогает на кухне?
Ваш ужин, передо мной на стол опустилась тарелка с кашей, и я даже не удивилась, когда рядом появился этот ненормальный с ложкой в руке. Я не находила объяснений поведению офицера. Может, его укусил измененный? Или те, кто работают на корону, все немного того?
Что же вы не едите? изволил осведомиться офицер, видя, что я не притронулась к тарелке.
Благодарю, не голодна, встала из-за стола, если не возражаете, я вас покину.
Офицер обвел меня подозрительным взглядом, но поводов для возражения не нашел.
Идите. Только без глупостей. Трактир полон моих людей, кругом глухой лес.
О да. Кто-то постарался сделать так, чтобы я не смогла сбежать.
Мысленно пожелав офицеру ночных кошмаров, я поднялась на второй этаж. Из-за второй двери выглянула старуха, подслеповато уставилась на свечу в моей руку, потом поспешно поклонилась и открыла шире дверь.
Ваша комната, дарьета, еще один поклон.
Дверь закрылась, я подняла свечу повыше, оглядываясь. Что же кровать есть. На столике таз с горячей водой и лежат чистые полотенца. Через пару минут, подперев дверь стулом, я снимала плащ. Торопливо обтерлась теплым полотенцем, умылась и, не снимая платья, улеглась на постель. Прикрыла глаза, чтобы тут же распахнуть ихза окном прозвучал далекий, но знакомый вой, а потом окно тихо заскрипело. Я села на кровати, обернулась, жалея, что успела погасить свечу.
От брошенного таза фигура уклонилась. Ловко скользнула ко мне, перехватила руку, больно завернула за спину. Я охнула, и чужая ладонь тут же запечатала мне рот, а яростный шепот ожег кожу на шее:
Тише, дернешься и порежу.
Если бы незваный гость знал истинное положение вещей, он бы не стал беспокоиться. Последнее, о чем я думалаэто чтобы позвать на помощь.
Снизу послышались крики, сначала удивленные, затем злые, прозвучал выстрел. От окна раздался шорох.
Нас засекли, прошептал кто-то невидимый из темноты.
Уже понял. Помоги, девчонка с норовом.
За послушных и не платят столько, хохотнул мужчина.
По лестнице загрохотали шаги, но меня ловко в четыре руки обмотали веревкой, не забыв засунуть тряпку в рот. Один из похитителей взвалил меня на плечо и перелез через подоконник.
Апрельская ночь встретила знакомым холодом. Мужчина, придерживая мое тело, легко спрыгнул на крышу крыльца, потом на землю. В заложенную бревном дверь трактира били чем-то тяжелым, из окна второго этажа грохнул выстрел, раздался звон разбитого стекла. Похититель выругался, пригнулся и метнулся со двора. Я успела уловить, как вслед нам из окон выбираются синие мундиры, услышать, как офицер кричит, что лично пристрелит идиота, который станет стрелять.
Еще через мгновение от трактира и погони нас отгородил забор. Пахнуло лошадьми, меня забросили в седло, следом вскочил похититель. Перехватил, усаживая и прижимая к себе спиной, звучно гикнул, и тишина вокруг ответила эхом не меньше десятка голосов. Лошади с места сорвались в галоп, устремляясь в самую чащу темного леса.
Глава третья
Это был последний, мужчина в черном халате снял очки, протер стекла и устало оглядел сжавшегося в углу клетки человека. У того был бессмысленный взгляд, из приоткрытого рта стекала ниточка слюны, кончики пальцев были сгрызены до крови, а в поврежденном мозгу осталось единственное желаниеумереть. На какие только ухищрения они не шли, чтобы не допустить самоубийств: держали в пустых клетках, кормили под присмотром с деревянной посуды, связывали. Предпоследний откусил себе язык и захлебнулся кровью.
Магистр с раздражением оглядел полностью голого мужчинуодежду перестали выдавать после того, как одного вынули из петли, на которую была пущена рубашка. Сидящий в клетке экземпляр отличался богатырским телосложением, был простодушен, туповат и продержался дольше остальныхпять дней после активации связи, но и его пожрала бездна, оставив пустую оболочку без проблеска разума.
Магистр, может, стоит все же сообщить его величеству? осторожно уточнил помощник.
Чернобородый досадливо поморщился. Он прекрасно понималисследования зашли в тупик. Человеческий разум без магической защиты не мог выдержать контакта с призванной из нематериального мира сущностью. Три, максимум пять днейи испытуемый сходил с ума.
Магистр совершил огромную ошибку, когда поспешил доложить императору, что ему удалось достичь не только стабилизации и привязки к материальным предметам, но и подчинить сущность с помощью кровной связи. Оправданием поспешности служила острая нужда в средствах. На восстановление прежних знаний, на обучение учеников, на поиски, а главноена выкуп книг и артефактов у коллекционеров, на все это нужны были деньги, и немалые.
Загнанная в угол, обескровленная запретами, магия слабаков была не нужна правителям. К тому же в их душах боролись страх перед магами с искушением использовать магическую силу себе во благо. Вот и его величество был готов расстаться с золотом, только если оно пойдет во славу и процветание государства.
Любой запрет можно обойти, даже если он касается прямого запрета на участие магов в военных действиях. Магистру это удалось. Никаких магов. Обычные люди, связанные кровью с призванными сущностями из нематериального мира. Оставалось найти то, что позволит испытуемым оставаться в живых и сохранить рассудок. Над этим магистр и работал последние месяцы.