Теперь ты не одна будешь такая исключительная.
Что? сонная Бера проводила чесавшего густую щетину Ластрэфа недоуменным взглядом.
Размышляя над странной фразой, она размечталась о соратнице, о девушке, с которой сможет вот так же пробиваться в Стражериум, вдвоём с которой они отстоят право стать воинами.
«Как хорошо было бы советоваться с кем-нибудь, вместе заниматься, делиться переживаниями, которые не поймёт никто из моих друзей и родных», впервые за долгое время Бера улыбнулась.
Она оглядывала улицу, надеясь увидеть ту, что тоже дерзнула покуситься на исключительно мужской состав Стражериума. Но если перед Стражериумом и появлялись девушки и женщины, то родственницы с передачками и торговки всякими вкусностями.
Это был первый день, когда взгляд Беры почти не касался вожделенных ворот и высокого здания среди тренировочных площадок. Слыша звон оружия и возгласы стражей, Бера воображала не расправу с менее подготовленными рекрутами, а дружеский бой с этой неизвестной воительницей, которая не будет подначивать её и относиться свысока, которой ничего не надо будет доказывать, а лишь оттачивать боевое мастерство.
Предвкушающая встречу Бера готова была поделиться местом в своей палатке или одолжить из закромов отца ещё одну, уже продумала, о каких местахобщественных уборных, бане, тавернестоит рассказать в первую очередь, а какие можно расписать потом.
Целый день Бера провела в сладких мечтах о подругенастоящей, а не как те девчонки, что высмеивали её увлечения и грезили о свадьбах.
В палатку для сна Бера забиралась сильно разочарованная, и оттого ей ещё обиднее было, что на ночь опять пришли слуги отца, следили за ней из переулков.
«Я сама могу о себе позаботиться, проворчала Бера в плотный валик из экипировки стражей для путешествий вглубь Пустоши. А моя будущая напарница, наверное, решила сначала переночевать в городе и разведать обстановку». Стараясь не думать о том, что, услышав о девушке, дежурившей у Стражериума ради возможности стать рекрутом, она бы немедленно побежала знакомиться, Бера закрыла измученные выглядыванием новой воительницы глаза и сразу провалилась в сон, полный совместных тренировок, достижений, преодолений и разговоров по душам.
С утра, быстро выхлебав доставленную из дома жидкую кашу с мёдом и орехами, Бера прошлась по площади перед Стражериумом. Некоторые стражи и рекруты приветливо ей махали.
«Ну где же она? Бера чувствовала себя глупо. Может, я не так поняла?»
В конце улицы показался широкоплечий мужчина в шароварах, жилетке и чалмеЛастрэф вёл к Стражериуму учениц-чародеек в фиолетовых накидках. Рыжая была высоченной и широченной, у обеих глаза жирно обведены по южной традиции.
«Рыжую, наверное, часто сторонятся, у них же рыжийцвет бога бурь», Бера очень хотела спросить Ластрэфа о смысле зацепившей её фразы, но перед чародейками позориться ей не хотелось.
Ластрэф ещё издалека помахал переминавшейся с ноги на ногу Бере. Что-то сказал чародейкам, и те уставились на неё. У рыжей кудри заметались в налетевшем ветру, а у брюнетки остриженные до середины шеи волосы держали форму.
Взгляд Беры невольно приклеился к рыжей: уж больно массивна фигура, как у мужчины. У Беры медленно перехватывало дыхание, пока рёбра не сдавило железным обручем: рыжаяна самом деле мужчина. Страшная редкость среди чародеев. Драгоценность, которую будут холить и лелеять, мужчина, которому его место досталось на серебряном блюдечке с золотой каёмочкой.
Беру будто холодной водой окатили, она оглянулась на свою разбитую на площади палатку, на приближающегося чародея, на закрытые для неё даже когда открыты ворота Стражериума, и стиснула кулакитак ей стало обидно от того, что этот неведомый чародей просто по праву рождения получил место среди защитников мира. Он просто родилсяи без усилий получил то, ради чего она трудилась не покладая рук и что может никогда не получить.
Просто потому что родился чародеем.
Она вглядывалась в его бледное лицо, обрамлённое трепещущими рыжими прядями. В сердце её вскипала ярость, Бера почти не замечала смуглую гибкую спутницу, наверняка прибывшую с ним из одной страны, она не посмотрела на неё даже когда Ластрэф остановился и указал на своих спутников:
Бера, познакомься, это Амизи и Кнэф, о нём я упоминал вчера.
Последняя надежда умерла в груди Беры, она грозно посмотрела в зелёные глаза чародея.
Приветствую вас именем солнца, лучезарная Бера, в этот славный день нашего знакомства. Пусть властители судеб вымостят вам дорогу к цели.
Я сама могу вымостить её, мрачно отозвалась Бера.
В этом чародее её раздражало всё: и лёгкость, с какой он попал в общество, ему не предназначенное, и цветистость его южного приветствия, и издёвка, которая послышалась ей в пожелании достичь цели.
Воспоминание пронеслось в мыслях Беры быстрее, чем путь от погреба к сакрарию. Бера остановилась возле ниши с расставленным по полкам урнам. Лампады безжизненно свисали со своих крюков.
Простите-простите-простите, бормотала Бера, отставив амфору и вытаскивая лампады из металлических колец креплений, и сердце её трепетало от инстинктивного ужаса перед гневом предков.
Я была не в себе, пояснила Бера и откупорила амфору. Пока разливала масло, густой запах которого выкручивал желудок, жаловалась дальше: Не знаю, что нашло на меня. Это всё Кнэф: он мужчина, он должен был сопротивляться сильнее.
Бера мысленно отругала себя за ненавистную отсылку к полу, но предки были людьми патриархальных нравов, им такие разговоры должны быть по душе. Руки её дрожали, капли масла стекали по круглым бокам лампад. Как и многие обитатели Гатарха, Бера трепетно относилась ко всему потустороннему и верила, что в Пустоши духи предков приносят ей удачу, а может даже борются с кошмарами вместе с ней.
Простите меня, пожалуйста, что не уследила за огнём. Я не со зла. Я чту вашу память и благодарна за каждый прожитий день, шептала Бера, поправляя фитили, развешивая лампады на цепочки с кольцами.
Ещё одна страшная мысль терзала её: она отдалась мужчине под сенью отчего дома, как бы предки не прогневалисьу гатаитов, к которым принадлежал род её отца, добрачное целомудрие дочерей считалось обязательным. Бере ближе оказались традиции северных племён, к которым она принадлежала по материнской линии. О них в этом доме не говорилось, ведь по законам севера женщине следовало пожить с мужчиной, чтобы понять, достоин ли он стать спутником её жизни.
«Ёфур оказался недостоин», с тоской подумала Бера и яростно высекла из кремня искру. Первая лампада стыдливо затеплилась, запах масла усилился.
«Никогда больше не буду столько пить», спрятав кремень в выемку в нише, Бера разожгла от первой остальные лампады, сложила руки и, опустив очи долу, взмолилась предкам:
Простите мне мой буйный нрав и непокорность, простите, что в моей крови сильны чужие традиции, но так сложилась судьба. Молю только об одном: в наказание за осквернение дома не сводите нить моей судьбы к браку с Кнэфом. Знаю, стражное дело не женское, но я приношу пользу, я защищаю ваших потомков, а род продолжит мой брат, он не однолюб, как отец, и обязательно возьмёт несколько жён и наложниц, чтобы семья наша ширилась и процветала.
Из глаз Беры вытекли скупые слезинки, она оглядела каждую из сорока восьми урн предков, поклонилась до земли и потащила амфору в погреб.
Греть воду было решительно некогда, Бера накачала из колонки ледяной воды, наполнила кадку в холодной бане. Мурашки топорщили кожу Беры, пока она готовила себе страшную кару и закапывала душистые цитрусовые настойки в воду: что угодно, только бы смыть с себя запах Кнэфа, вытравить малейшие следы его прикосновений.
Точно на казнь Бера поднялась по деревянным ступенькам лесенки и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнула в обжигающую влагу. Волны плеснулись на голубые плиты. Бера вскрикнула, отдышалась и нырнула с головой.
Из кадки она выскочила мокрая, окончательно протрезвевшая и слегка шальная.
«Может всё не так уж плохо. Стиснув зубы, Бера торопливо растирала полотенцем побелевшую кожу. С волос текла ледяная вода, вызывая новые волны мурашек. Зато я узнала, что Ёфуру нельзя доверять. Было бы хуже, если бы он предал меня, когда мы стали семьёй Да, всё к лучшему. Ну кроме того, что я спуталась с Кнэфом и угораздило же!»