Наташка гуляла по патио, любуясь начавшим распускаться миндалем и вдыхая аромат мимозы. Мужчины, как обычно, уехали в город.
Прихворнувшая Ада заперлась в своей комнате, не желая никого видеть. Синьора Лоренца с утра ушла на рынок. Все были заняты своими делами все, кроме Наташки и Джеронимо, сына хозяйки.
Тихо, почти крадучись, молодой человек вошел в патио.
Он видел женщину, знал, что она жена одного из квартиросъемщиков, знал, что она беременна.
Но какое это имело значение, когда у женщины были такие чудесные глаза, такие роскошные волосы, такие стройные ножки. Беременный животэто не его проблема, и умелому мужчине живот не помеха.
Джеронимо тихо подошел из-за спины и обнял Наташку за плечи. Он дышал ей в затылок и шептал в ухо: О белла донна, амор миа, миа реджина «
Что-то резануло по уху Наташку в последней фразе, но она отогнала от себя пустые мысли.
Объятия юноши были такими настойчивыми, запах молодого тела, разгоряченного желанием, сводил с ума. Еще сохраняя остатки благоразумия, Наташка попробовала остановить юношу:
Что ты делаешь? Я беременна! Наташка указала на округлый живот.
Нон остаколо (не имеет значения), молодчик перегнул Наташку через низкую ветвь оливы, задрал ей юбку и взял ее прямо под носом у мирно спящей в своей комнате свекрови.
Джеронимо был ровесником Наташки, его нахрапистость и беспардонность были именно тем, что ей понравилось. Он выискивал все возможные способы и моменты, чтобы остаться наедине с Наташкой. Секс был быстрым, тайным, вызывал вспышку адреналина своей недозволенностью. Таких мужчин у Наташки еще не было, и она с ужасом понимала, что ее непреодолимо тянет к этому мальчишке.
В голове уже возникали мысли, а как бы устроить все так, чтобы остаться в Риме, с этим влюбленным мальчиком.
Глупая Наташка не понимала, что итальянская мама даст сто очей форы маме еврейской.
Синьора Лоренца заметила связь между сыном и женой еврея раньше всех. За шиворот, утащив юношу подальше от квартирантов, она отчитывала его, не понижая голоса. Никто в семье не знал итальянского, а потому так и не понял, чем же провинился Джеронимо перед мамой.
Не желая скандалить, синьора Лоренса просто отказала семье в квартире на следующий месяц.
Снова Яхве смилостивился над своими детьми.
Три недели пролетели, как одна, и снова позвонили из ХИАСа.
Семью принимал Лос-Анджелес!
Глава четвертая
Рим в мае необыкновенно хорошчудесная весенняя погода располагает к приятным прогулкам по улицам и площадям, посещению цветущих парков и садов, осмотру достопримечательностей. Волею судьбы или по собственному желанию оказавшихся в Вечном Городе, ждет Колизей и Римский Форум. Сады и парки Авентинского холма манят ароматом цветущих апельсиновых рощ и начавших распускаться роз.
Но майский Рим уже заполонен туристами, наводнен людьми, прибывшими со всех концов света не для того, чтобы переждать время на пути в будущую счастливую жизнь, а для того, чтобы именно здесь и сейчас быть счастливым.
Ада не могла видеть чужие счастливые лица, в толпе у нее жутко начинала болеть голова, а скопища людей в майском Риме были везде, начиная с транспорта и заканчивая огромной Площадью Святого Петра.
Именно потому время она предпочитала проводить на вилле, где семья снимала комнату, сидя в маленьком патио.
Утром, проводив мужчин в город, где они все решали и решали бесконечные вопросы с американской визой, Ада, с чашечкой кофе, садилась за столик у фонтанчкика и, сквозь кружевную тень цветущего миндаля, смотрела куда-то вдаль, думая о чем-то своём, что-то вспоминая, о чем-то печалясь.
Иногда кофе успевал остыть, так и оставшись нетронутым. Только в Риме, после всей суеты и суматохи последних месяцев, когда не оставалось ни секунды, чтобы осмыслить происходящие вокруг нее события, уже после отъезда, сидя в тени на чужой вилле, Ада могла побыть наедине с собой и подумать.
Где-то в доме, стараясь не попадаться на глаза, неизвестно чем занималась ее невестка, Наташка, жена ее любимого сына, ее мальчика, ее Марика.
* * *
После замужества Ада несколько лет не могла забеременеть, а потому, когда Бог внял ее молитвам и дал ей сына, счастью молодых родителей не было предела.
Хорошо обеспеченная семья могла себе позволить дать мальчику все самое лучшее, и оно, тосамое лучшее, у него было.
Кто-то другой, чувствуя себя в привилегированном положении, мог бы зазнаться и начать самоутверждаться за счет менее обеспеченных ровесников. Кто-то другой, но не Марик.
Как само-собой разумеющееся, он принимал тот факт, что его привозят в школу машиной, а одноклассники едут трамваем. Даже наоборот, ему хотелось выскочить из автомобиля и с ватагой мальчишек рвануть догонять весело звонящий трамвай, вскочить, запыхавшись, в вагон в последнюю минуту и радостно смеяться, потому что: ура! потому что: успели! потому что: весна! и совсем скоро бесконечно долгие летние каникулы.
Но у ворот школы ждал автомобиль и Марик, вздохнув, плёлся к нему, усаживался на заднее сидение и ехал домой.
Каждый ребенок в еврейской семье был талантлив по-определению, уж для своей мамытак точно.
Каждый ребенок был обречен заниматься музыкой, хочет ли он того или нет. А уж если было желание, и был хотя бы проблеск таланта, то все делалось для того, чтобы желание это не угасло, а талант расцвел буйным цветом.
У Марика было и желание и талант.
Был куплен инструмент одного из мировых лидеров фортепианного производства фирма BLUTHNER, сразу же нанят настройщик и приглашен педагог из музыкального училища, в которое определили мальчика, чтобы заниматься с ним дополнительно на дому.
Щедрое вознаграждение, положенное учителю, сыграло злую шутку.
Педагог, желая угодить родителям ученика, всячески восхвалял и превозносил его талант, давая мальчику тем самым относиться к учебе спустя рукава.
Далекая от музыки семья и ребенок, которому больше хотелось играть во дворе с друзьями, чем разучивать бесконечные гаммы, не понимали, что успех в любой отрасли всего на двадцать процентов зависит от таланта, и на восемьдесят от трудолюбия, а уж в музыке и тем более. Обожающая сына Ада, уже видела огромные залы, до отказа набитые восторженной публикой, рукоплещущей и кричащей браво, и своего мальчика, стройного, красивого, садящегося к инструменту, небрежно отбросив фалды фрака, и замершего на мгновенье, положив тонкие пальцы на клавиши фортепиано.
Чем старше становился Марик, тем меньше его привлекала карьера пианиста.
В четырнадцать лет он захотел играть на гитаре.
Не бренчать в подворотне на разбитой фанерке, напевая блатные и дворовые песенки, а так, как играет The Beatles,Deep Purple, Led Zeppelin.
Контрабандные диски и бобины с записями любимых исполнителей, наполняли звуками всю квартиру, радуя приобщением к современной музыке всех соседей, независимо от их желания.
Ну что ж, гитара тоже неплохо: подумала Ада и вскоре дом наполнился бархатными аккордами, опять же лучшей для того времени, гитары YAMAHA.
Марик не стал выдающимся пианистом.
Не удалось ему создать собственную рок-группу.
Непомерные амбиции, нежелание принимать реалии того времени, уверенность в том, что мир полон завистников и притеснителей, которым не дает спать по ночам несомненный талант музыканта, привели к тому, что последние годы Марик лабал в кабаке.
Не самом последнем в Городе, но и не в лучшем.
Свято веря в то, что окажись он в благословенной Америке, его талант, несомненно, оценят и ждет его блестящее будущее. И будут полные залы, и будут открытые рты, орущие браво, и будут восторженные аплодисменты, и толпы поклонников у кулис и у выхода. А пианино или гитара, какая разница, какой из инструментов приведет к успеху?
Обожаемая мамочка будет им гордиться. Тем более что место солистки в будущей группе предназначено для его жены, для Наташки, поющей мягким, чуть хрипловатым голосом, который непонятным образом завораживал слушающих и популяризировал кабацкую группу на весь Город, как только Наташка стала в ней солисткой
«Где она постоянно шляется?» думала Ада о невестке: В город с Марком ехать не хочет, ссылаясь на свою беременность и плохое самочувствие, но в комнате ее тоже нет. Наверное, в сад отправилась. Ну и пусть», видеть новообретенную родственницу Аде не очень-то и хотелось. Не такую жену она видела рядом с любимым сыном.