Вы что-то ещё хотите сказать? поинтересовался капитан, видя моё замешательство.
По поводу того происшествия вчера вечером. вспомнил я. Вы убили гражданских. Я считаю это не правильно.
Что ж, можете считать всё, что угодно, равнодушно произнёс Оболенский.
И что, это нормально? Вот так просто убивать людей, которые, может, вообще к этой войне непричастны?
Глаза Оболенского секунд пять сверлили меня пустым взглядом. Капитан просто не мог понять, о чём я говорю.
Да, я считаю, это нормально, произнёс он, наконец, и добавил, в данном случае.
Оболенский явно ничего не собирался мне объяснять.
Когда вы приказали схватить и допросить тех людей, вы ведь уже знали, что убьёте их.
И? Мы занимаемся важным делом, а вы забиваете голову всякой, простите, ерундой, хотя, казалось бы, уже участвовали в войне раньше
Раньше я в таком не участвовал, перебил я. Я не занимался уничтожением мирных жителей. И никто на памяти моей таким не занимался. Думаю, я должен буду поставить в известность подполковника. Этонарушение международных соглашений. Да, войнаесть война, но истреблением мирных жителей Нет, это не лезет ни в какие рамки.
Ставьте, пожал плечами капитан. Поверьте, мне совершенно всё равно. Скажу даже больше: подполковнику тоже всё равно. Никому нет и не будет дела до двух дохлых простолюдинов. А если вы хотите продолжить службу, советую меньше забивать голову столь несущественными вещами. Пока вы показывали себя с выгодой стороны. Хотелось бы, чтобы так было и впредь. У вас есть все данные, чтобы быстро пойти на повышение: происхождение, сила, навыки. Но ваши странные суждения могут стать проблемой. Подумайте на досуге. А теперь идите спать. Времени мало.
Капитан отправился к месту отдыха.
Часто вы такое делали? спросил я вдогонку. Убивали безоружных людей?
Случалось, капитан обернулся. Идите отдыхать, сержант. Это приказ.
Кажется, лишь сейчас передо мной открылась вся истина о том, что такое спецотряд. Это не только экзотическая тусовка для знатной молодёжи, но и подразделение хладнокровных убийц, которым плевать, кто перед ними: безоружный человек, женщина, ребёнок. В тех, кто остаётся здесь, умирает всё человеческое, если конечно, оно в них было прежде. Война оскотинивает даже обычных людей, что говорить о тех, кто и раньше считал себя высшим существом?
Я задумался: смогу ли однажды стать таким же? Да, это было вероятно. Но хотел ли я?
С этими мыслями и уснул.
Оставшийся путь я много думал о словах Оболенского. Они казались ужасными, а ещё более ужасным казалось отношение капитана к человеческим жизням. И речь ведь шла не о врагах, не о солдатах, с которыми мы воюем. У меня пока были некие внутренние границы, через которые я не хотел бы переступать, у капитананет.
Мы опять брели через заросли. Обошли поле с самоходками и под вечер оказались в местах, где должны были находиться наши части. Но наших тут не было, зато доносились звуки идущих неподалёку боёв.
В деревеньке, через которую пролегал наш маршрут, наткнулись на миномётную батарею повстанцев. Прямо на дороге рядком стояли тяжёлые колёсные миномёты, преграждая нам путь. Солдаты суетились, заталкивая мины в стволы. Эта встреча стала сюрпризом как для них, так и для нас.
Перестрелка началась внезапно. Мы открыли огонь с близкого расстояния, а Оса выпустил последние два энергоконцентратных снаряда. Минуты не прошло, как в дорожной пыли оказалось два десятка трупов, несколько из которых были обезображены энергетическими взрывами.
Задерживаться не сталипобежали дальше. По нам кто-то открыл огонь, когда пересекли одну из улиц, но мы не собирались ввязываться в бой. Приоритетом было как можно скорее добраться до своих.
Переправились по мосту через речушку и, свернув с дороги, углубились в сосновый лес, скрывшись под пологом сгущающихся сумерек.
Мы продолжали путь, но позиции регулярной армии СРК так и не нашли. Лес был совершенно пустым.
Спустя часа два брожения в сосновой чаще, наткнулись на дачные участки. Небольшие деревянные домики боязливо выглядывали из-за раскидистых яблонь и прочих фруктовых деревьев. Мы брели между ними в кромешной тьме, включив ночное зрение на наших приборах. Далеко позади ухали орудия, а здесь царила тишина. Однако следов от попаданий снарядов встречалось так много, словно недавно тут шёл бой: то завалившаяся яблоня встречалась, то обрушившийся дачный домик, то просто воронки в огородах.
Шли осторожно. Вслушивались в тишину, которая была здесь зловещей и пугающей. В зеленоватом свете ночного зрения я увидел фигуру, что стояла за ближайшей оградкой. ЦУ не сработал, и я решил, что этоочередной глюк.
Движение, Паша поднял ствол ручного пулемёта и направив в сторону, где только что я видел призрака. Теперь там никого не было.
Ничего не вижу. Где? произнёс Акула, вскинув карабин.
Исчез, озадаченно произнёс Паша. Я видел. Там кто-то есть.
Кто-то из местных, лениво промямлил Оса, осматриваясь по сторонам.
Где видел? капитан передёрнул затвор автомата. Там? Проверить дом.
Дверь была не заперта. Я и Акула вошли внутрь и осмотрелись, другие прочесали прилегающий участок и ближайший огород. В доме оказалось пусто. Оболенский передал по рации, что всёчисто и приказал продолжать путь. Мы с Акулой вышли на улицу.
Вдругстрельба. Затарахтел пулемёт Паши Жирнова. Мы бросились к нему.
Паша стоял перед кустами смородины, по которым только что выпустил длинную очередь.
Что случилось? спросил я.
Там кто-то был. Я видел, Паша судорожно озирался.
Кто? Что конкретно ты видел?
Не знаю Но я точно кого-то видел.
Призрака что ли? усмехнулся Акула. Или оленя.
Не знаю, ЦУ его не засёк, но там был человек, Паша волновался, но старался говорить твёрдым голосом.
Я кого-то видел, крикнул Макс, подбегая к нам. Там за деревьями что-то мелькнуло. ЦУ не работает. Тут какая-то хрень творится.
Капитан тоже явился на стрельбу, но разбираться не сталсказал, что тут никого нет и велел двигаться дальше. Говорил Оболенский обычным спокойным тоном, но мне показалось, что в голосе его звучат тревожные нотки. Впрочем, возможно, я просто выдавал желаемое за действительно. Но то, что глючит не только меняэто был очевидный факт.
Не успели мы пройти и пятисот метров, как капитан спросил, у всех ли работает спутниковая навигация. Проверили. Она не работала ни у кого. Точка на карте зависла и не двигалась. Потом оказалось, что у меня не включается режим увеличения, а у Осы интерфейс перестал отвечать на зрительные команды. Теперь глючили не только мы, но и электроника. Оболенский предположил, что этодело рук повстанцев. Фронт был совсем близок, наверняка противником (или нашей стороной) применялись какие-то средства для выведения из строя электронных приборов. Вот только мне предположение казалось сомнительным.
Но дальше не пошли, заночевали в одном из дачных домиков. В ночи без приборов шариться не резонвсе понимали. Лучше уж продолжить путь засветло.
И снова рассвет, но в отличие от предыдущих, этот дарил надежду. Он предвещал возвращение на базу, что означало нормальный сон, душ и еду. Впрочем, если все до сих пор сидят в окопах, ничего этого нам не светит. Окопную жизнь я запомнил хорошо ещё с прошлого раза. Вся разница, что тогда была зима, а сейчаслето.
Наш отряд опять углубился в сосновый бор, Паша Жирнов двигался во главе колонны, а потому он первым заметил, что с деревьями что-то не то. Дальше лес становился каким-то странным: все стволы с северной стороны посерели и выглядели так, словно состояли из затвердевшего песка.
Паша дотронулся до одной из сосен, кора начала крошиться под его пальцами.
Не трогай! одёрнул его капитан и обернулся ко всем. К деревьям никому не прикасаться. Близко не подходить. Очень похоже на взрыв энергоконцентратного заряда большой мощности в той стороне. Сменим курс, он достал бумажную карту и принялся её изучать.
А чем этот песок опасен? спросил я. А то я не в курсе.
Оса обернулся ко мне с кривой усмешкой:
Эх, сержант, дрянь это та ещё. Песок пипец как вреден. От него появляются язвы и опухоли при длительном контакте. Тебе оно надо? Мне вот не очень.