Я обернулся, кипя от злости, которая нахлынула вслед за осознанием проишедшего.
Ах ты сука! я схватил Макса за ворот. Погеройствовать вздумал? Ту куда попёрся, уёбок? Какого хуя там забыл? кулаком, затянутым в перчатку, я треснул парня по лицу, потом ещё раз, тот повалился на землю.
Хвати, сержант, Акула встал между мной и Максом, Даню не вернёшь. Надо уходить.
Он был прав, а я должен был взять под контроль эмоции. Где-то гудели моторывражеское подкрепление уже спешило сюда.
Уходим, сказал я и, нажав тангенту, доложил. Восток Барсу. Ветра вытащили. Даня погиб. Мы отходим к условленному месту.
Понял тебя, невозмутимым тоном ответил капитан. Встретимся там.
Акула взвалил на плечо тело Даниила, взял его автомат, и мы втроём побежали через поле к оврагу.
Когда прибыли, капитан Оболенский с остальными тремя бойцами ждал нас в лесу. Он сидел на земле, расстелив перед собой карту. Оса, Лис и Скала расположились рядом. Акула сбросил окровавленное тело Даниила на сухую листву, сел возле него и снял каску с прикреплённому к ней УПН. Вытер вспотевший лоб. Его кудри слиплись, а форма была коричневой от крови. Макс шлёпнулся на траву и, достав флягу, полил лицо водой.
Даню убили? Паша аж вскочил с места. Как так?
Я не ответил. В душе зверели злость и досадаи в первую очередь, наверное, на самого себя. Лучше б Макса бросил подыхатьон заслужил это своим кретинизмом. А вместо него погиб Даниил, которого, как я считал, тут вообще не должно быть. И всё из-за меня, ведь именно я приказал вытаскивать этого утырка из-под пуль.
Что случилось? произнёс равнодушно капитан Оболенский.
Рядовой Новиков без приказа побежал под пули, я злобно посмотрел на виновника всех наших бед. Мы его вытаскивали.
Да я думал, подберусь, и из гранатомёта начал было оправдываться Макс.
Заткнись, процедил я.
Ладно, потом разберёмся, сказал капитан. Я связался со штабом, нам велели возвращаться. Наши позиции не обстреливали, но артиллерия уничтожила склады. Теперь там снаряды повсюду рвутся, которые со складов долетают. Идём тем же маршрутом. Поедим и поспим, когда будем подальше отсюда. Сейчас не время. А вот тело надо забрать. Бросать нельзя. Понесут рядовой Новиков, Лис и Акула. Вы двое потом сменитесь.
Снаряжение Даниила распределили между всеми, а тело завернули в плащ. За передний край взялся Максим, за задние углыЛис и Акула. Так и пошли.
Вот только когда миновали овраг, а потомлес, стало понятно, что тем же маршрутом вернуться не получится. В поле стояли три гусеничные боевые машины. То ли повстанцы догадались, что мы будем отступать этим маршрутом и решили устроить засаду, то ли просто так совпало, но путь пришлось искать другой.
***
Впереди над горизонтом поднимался огромный столб дыма, заслонивший половину небосклоназрелище воистину грандиозное и пугающее. Очевидно, дым шёл от рванувших складов. А поскольку он находился немного левее нас, становилось ясно, что мы чрезмерно отклонились на запад. Предстояло сделать крюк, чтобы попасть к своим. Но хуже всего было то, что мы не знали, куда и насколько за это утро переместилась линия фронта. Если враг сильно продвинулся вперёд, придётся долго выбираться из тыла.
Капитан уже два раза связывался со штабом. Так мы узнали, что сегодня позиции особой дружины подразделение обстреляли вражеские танками, но на этом всё закончилось, и обе роты остались сидеть в окопах.
День был в самом разгаре, но сон пока не планировался. Капитан гнал нас вперёд, и мы шли, хоть и понимали, что к цели ближе не становимся. Но что ещё было делать? Изнывали от жары, но шли, подключив свои энергетические резервы. А в плаще, который мы несли, лежало тело Даниила. Тело знатно смердело, перегревшись на солнце, чем привлекло полчище мух, жужжащих над отвратительными гниющими ранами. Ещё совсем недавно это был молодой пацан, едва вступивший во взрослую жизнь, а теперьокоченевший труп с застывшим синюшным лицом, кусок разлагающегося мяса. Что ж, не он первый, не он последний. Таких здесь было много, а будет ещё больше.
Я тоже помогал нести. Было тяжело, но не столько из-за веса, сколько из-за вони, от которой желудок выворачивало наизнанку. Но я держался. А вот Пашу стошнило пару раз.
Макса никто не сменял. Его наказанием стало нести всю дорогу тело мёртвого сослуживца. Парень был мрачен, как туча, и молчал. Чувствовал ли он свою вину или просто был недоволен тем, что его заставили тащить трупоб этом он не рассказывал. А я чувствовал вину. Ведь если бы не я, Даниил остался бы жив.
Все стали молчаливее и мрачнее. То ли повлияла трагическая смерть сослуживца, то лиусталость, то либлизость врага и неизвестность, которая ожидала нас.
Опятьзаросли, опять короткий привал. Совсем близко ухали орудия, и Оболенский отправил меня разведать обстановку. Дойдя до скопления берёзок на возвышенности, я устроился в удобном месте и стал наблюдать.
Вдали виднелись четырёхэтажки близлежащего посёлка, из-за крон деревьев торчали трубы предприятия, неподалёку находилась деревня, через которую вела асфальтированная дорога. На дороге замерли грузовики и боевые машины, а дальше простиралось поле, где, задрав в небо длинные стволы, стояли самоходки. Они поочерёдно плевались огнём, и клубы пыли окутывали их при каждом выстреле.
Вперёд было не пройти. В противоположную сторонутоже: там текла река, через которую можно переправиться только вплавь, да и не очень-то нужно делать ещё больший крюк. С прискорбием я понял, что придётся возвращаться назад и искать другие варианты.
Вернувшись, доложил об этом к капитану. Делать было нечего. Снялись со стоянки и двинулись тем же путём, что и пришли сюда.
Через час Оболенский всё же объявил большой привал. Энергия энергией, а есть и спать тоже необходимо, иначе долго не протянешь.
Предлагаю оставить его, произнёс Оса, опуская тело на землю. Наверное, все об этом думали (я-то уж точно), но пока никто заговаривал на данную тему.
Да, труп сильно воняет, поддержал Лис. А мы тратим слишком много энергии.
Капитан сел возле дерева, откинул вверх прикреплённый к шлему визор УПН. Светящиеся синим глаза потухли и приобрели обычный оттеноккакой-то бесцветный, блёклый.
Перекусим и похороним, сказал Оболенский после недолгих раздумий. Надо только место отметить, чтобы потом родственники забрали. Не годится без отпевания оставлять. Новиков, возьмёшь лопатку у Осы и будешь копать.
Ладно, ответил Максим со вздохом.
Сапёрные лопатки были только у Паши и Осы. После ужина Макс, не говоря ни слова, взял протянутый ему шанцевый инструмент и принялся рыть землю на открытом участке неподалёку. Я присоединился, тоже стал копать.
Я сам попрошусь перевестись, сказал Максим так, чтобы слышал только я. Ты был прав: мне тут не место.
Я не ответил. Хотелось просто дать ему в рожу, вот только это ничего не изменит. Почему должно случиться что-то ужасное, чтобы люди хоть чуть-чуть задумались над своим поведением? Неужели слов оказалось недостаточно, чтобы понять простые истины? Теперь-то Макс всё понял, но было уже слишком поздно.
Извини, сказал он. Я поздно спохватился. Я хотел подбить тот сраный броневик. Первый же я подбил, ну вот думал
У его родителей прощения просине у меня, буркнул я себе под нос. А теперь заткнись и работай.
Пока работал, мне чудилось, будто рядом кто-то стоит и смотрит. Поднимаю голову, оглядываюсьникого. Принимаюсь копатьопять чудится. Глюки. Из-за усталости они снова принялись донимать меня. К ним примешивалась головная боль, которая началась после перестрелки и с тех пор не затихала.
Мы сделали неглубокую продолговатую яму, сложили туда труп Даниила и в полном молчании завалили землёй.
Парни улеглись спать. На этот раз сон отряда первым сторожил Паша. Меня же капитан отозвал в сторону и попросил подробнее рассказать, что случилось во время операции. Выслушал молча и невозмутимо, после чего произнёс:
Очевидно, Артём, вы поступили правильно. К сожалению, иногда подобные вещи случаются.
У меня внутри было иное чувство, но разум говорил, что капитан прав. В конце концов, во время весеннего наступления я потерял почти весь взвод. Но был ли я в этом виноват? Был ли я виноват в том, что у врага в том месте имелась сильная оборона, а нас кинули фактически грудью на амбразуру? Нет, нельзя было подобные вещи принимать близко к сердцу.