Как ты сказал, назывались эти монахи? Спросил Гарет.
Румыны, патрон. Поклонился Марчелло. Румынияэто страна далеко на юго-востоке. Слишком далеко, чтобы здесь, в Нордланде, кто-то мог уличить этих, якобы румынов, во лжи.
Не суть! Воскликнул возбуждённый Гарет. Я не вижу этого тумана, для меня его не существует. Значит, я могу искать. Покажи мне этого Доктора. Я знаю, ты можешь.
Ты не эльф, и не моей крови.
Я внук Перворожденных и эльфинит. Я смогу.
Хорошо. Поколебавшись, сказал Килмоэль. Я попробую. Но если ты узнаешь
Если я узнаю, я сообщу тебе. Если я буду поблизости, я вытащу твоих племянников, клянусь!
Ему уже двадцать два, а девочке, ей шестнадцать, с половиной. Если они хоть немного похожи на своих родителей, они очень красивы. У мальчика очень тёмные глаза, темнее даже, чем у местных эльфов, и почти белые волосы; а вот девочка Брат считал, что она вылитая мать, а значит, она вся золотистая: золотистые глаза, волосы, смуглая кожа. Его зовут Рил, а еёМария. Мария Гуэнда. У Рила, возможно, сохранился шрам на голове. Я буду вечным твоим должником, если ты сумеешь хотя бы что-то узнать! Килмоэль ловко уколол палец Гарета и выдавил каплю крови, которую растворил в небольшом количестве воды и выпил её. Затем протянул руку, и положил ладонь на лоб Гарета. Марчелло привычно подался к ним, насторожившись, но ничего не произошло. Только Гарет вдруг побледнел и как-то задрожал. Килмоэль убрал руку и сказал:
Прости. Это то, что я мог тебе показать; но теперь ты знаешь мой кошмар.
Мне кажется, Гарет облизнул пересохшие губы, что мне знаком этот ублюдок. Я точно его никогда не виделбольно противная рожа И всё же мне кажется, он мне знаком. Марчелло, дай вина. Я, всё же, не эльф Для меня эта картина
Ты её скоро забудешь. Тихо сказал Килмоэль. А я буду видеть её вечно. Я хочу только сказать ещё: если понадобится эльфийская помощь, скажи мне.
Да. Возможно, понадобится. Гарет сделал эльфийский жест признательности и обещания, и они расстались. Хлоринг залпом выпил огромный бокал вина, закрыл лицо руками.
Простите, патрон Но что он вам показал и КАК?
Магия крови. Эльфийская. Я видел глазами его брата, на глазах которого его жену, уже умирающую, насиловали и видел того ублюдка, что давил её голову. Гарет громко выдохнул, потёр лицо руками. Господи! Меня аж трясёт. Как не ненавидеть после такого, Марчелло, КАК?!
А что он говорил о памяти?
Эльфы не забывают. Понимаешь, люди более страстные и пылкие существа, чем эльфы; они сильнее любят, сильнее ненавидят. Но постоянно гореть невозможно, и со временем человеческие чувства угасают. А эльфы холоднее, но их чувства постоянны. Выражение «Время лечит» не про них. Он в самом деле будет помнить это всегда. Я забуду слава Богу. А оннет.
Это ужасно. Содрогнулся Марчелло. Теперь и я понимаю, за что они так сильно ненавидят нас
Ты понимаешь? Перебил его Гарет. Ты понимаешь?! Мы нащупали нить! Эти монахи из этой, как её не важно, но их можно найти! Я найду их, и кровью ссать заставлю, жилы из них выну, но заставлю их сказать, для кого они покупают детей и куда увозят! Спасибо, Манул, спасибо, моя дикая киска, благодарю тебя от всей души! Надо отправить ей подарок. Гарет любил драгоценные камни, знал в них толк и щедро дарил их женщинам. А тебе надо вновь обратиться к твоим еврейским друзьям. Я должен знать, как найти эту Дикую Охоту. Если они приезжают в деревни и выбирают там детей, я хочу знать, какая деревня будет следующей. Потому, что я уверен: они действуют в согласии с Драйвером. Они не скрываются! Приезжают среди бела дня, выбирают, забирают, ещё и дают деньги Бандиты так не действуют. Так действуют те, кто работает на местного лорда.
Великолепно, патрон! Бандиты устроили бы налёт, ограбили бы, что-то сожгли Но местному хозяину это не нужно. Он не хочет, чтобы горели его деревни.
Кроме тех, кто пытался сообщить обо всём принцу. Напомнил Гарет. Их как раз не пощадили. А почему крестьяне хотели ехать к принцу?
Потому, что на местного барона не надеялись. Усмехнулся Марчелло. И тот хотел запугать остальных так, чтобы они и думать не смели о повторном обращении.
Ублюдок. Сквозь стиснутые зубы заметил Гарет. А отцу сообщает, что всё прекрасно. Никаких жалоб, никаких проблем, налоги приходят в срок, в полной мере Подданные довольны и счастливы, отец рад. А там детей гоняют вместо лис Деревни жгут Марчелло, я обязан найти эту охоту! Найти и уничтожить.
Да, патрон.
Поехали на рынок. Встал Гарет. Он был слегка пьян, но отлично владел собой. Скажи капитану, пусть готовит корабль к отплытию. Поплывём по Фьяллару. Пока добираемся, пусть твои люди поработают, как следует. Мне нужно знать всё про Драйвера. Знать всё про его замок, его слуг, распорядок его дня, что он жрёт, что пьёт С кем и где встречается. Мне кажется, Марчелло, что это камень в наш огород.
То есть?
Его люди не могут не жаловаться ему. А что, если он отвечает: «Я, мол, обо всём докладываю принцу, а ему всё равно, он не желает этим заниматься, потому, что благоволит полукровкам, и во всём поддерживает их»? Что ты на это скажешь?
Что если это так, то он наносит вашей семье огромный вред.
Точно. Поэтому я думаю Что Дикая Охотаэто не всё. Он наверняка гадит нам и по-другому. Как-нибудь. Узнай это, Марчелло.
Узнаю, патрон. Серьёзно кивнул Марчелло.
Гарет купил на рынке в порту изящный эльфийский кинжал, украшенный изумрудами и яшмой, оправленный серебром и кожей, чтобы отправить его в Гленнан, для Манул. На рынке же Гарету в первый раз стало плохо. Острая боль пронзила спину как раз в том месте, где Гэбриэлу достался удар от Локи.
Брат. Коротко объяснил герцог встревоженному Марчелло. Он ранен Ему плохо. Я в порядкеИ буду в порядке. Господи только не сейчас. Только не сейчас, когда я так близко!
Утром, уже в каюте «Единорога», Гарет в полной мере ощутил полученный Гэбриэлом перелом рёбер. Марчелло качал головой и сомневался; но Гарет был бледен, дышал с хрипом и натужно, то и дело хватаясь за бок, в то время, как видимых признаков повреждения не было и в помине. Лёжа в каюте, он то и дело шептал что-то по-эльфийски, бледный, мокрый. Марчелло пытался даже выяснить, не отравлен ли он, но, в конце концов, должен был сдаться: Гарет по всем признакам был здоров, и всё-таки ему было плохо.
Я в порядке. Повторил он уже немного раздражённо, когда Марчелло принёс ему виноградный сок. Я вполне владею собой. Я бы мог мог покончить с этим. Но я не хочу. Мне кажется, что я этим помогаю ему. Беру часть на себя Понимаешь?
Нет. Виновато улыбнулся Марчелло. Я не понимаю, как можно увидеть чужими глазами; не понимаю, как можно чувствовать то, что чувствует другой человек, пусть и очень близкий. К тому же, патрон, вы ведь почти не были близки?.. Сколько вам было лет, когда вы виделись в последний раз?
Три года. Сказал Гарет. Но он всегда был со мной. Я всегда о нём думал; я делился с ним всеми своими секретами, писал ему письма, готовил подарки на каждый праздник, и каждый день молюсь о нём. Я так и не завёл друзей, потому, что у меня был брат. Я несколько раз сбегал, чтобы искать его, и поэтому отец отослал меня в Европу. Но я и там его не забыл. И не забуду. Он мне нужен, каким бы он ни стал. Пусть он бандит, преступник, сумасшедший, калека, кто угодно, он мне нужен. И знаешь, что?.. Я верю, что он тоже меня не забыл. Когда мы встретимся, я верю, он сразу же примет меня, как я его.
На следующее утро, сразу после рассвета, Гарет рухнул без чувств. Они вновь были в Ашфилдской бухте; и «Единорогу» пришлось встать на якорь, чтобы герцог отлежался в покое и без качки в снятой полностью для него одного гостинице.
Имя Алисы было единственным словом, которое произнёс Гэбриэл. Моисей сделал всё, что мог, наложил компрессы, дал все возможные лекарства. Гэбриэл до вечера пребывал в пограничном состоянии, не в силах очнуться, и не забываясь совсем; вечером же впал в какое-то оцепенение. Кровь больше не бежала даже из разорванного бедра; он притих, сердце билось поверхностно и быстро. А уже ночью, когда Моисей сменил дежурившего возле Гэбриэла Ганса, он увидел на лице раненого знакомую многим хорошим медикам печать. Вроде бы лицо не изменилось, и не стало бледнее или голубее, на него просто лёг какой-то потусторонний отсвет. Увидев это, Моисей, чувствуя глубокую и искреннюю печаль, накрыл руку Гэбриэла своей, закрыл глаза и начал молиться.