И независимость, вероятно. Гарет вздохнул. Отец отец больше ему не опора. Он сам должен теперь стать опорой отцу. Только сможет ли?.. В Европе казалось, что сможет. Что он такой умный и решительный, просто куда деваться?.. А здесь всё так
Ну, а если совсем серьёзно, то что он имеет против Софии?.. Ничего. Ему так и так придётся жениться не для себя и сердца, а для герцогства. И если жена вдобавок будет ему интересна, приятна и мила, так это же просто дар Божий? Здесь, в Нордланде, ему супруги лучше и полезнее не найти. Не к Анастасии Кенка же свататься! Гарет никогда не видел эту девушку, которой сейчас, кажется, должно было быть семнадцать лет, но и не горел желанием увидеть. Между Далвеганцами и Элодисцами ещё со времён Генриха Великого существовала вяло текущая вражда, и они даже не пытались прекратить её с помощью брака, к примеру, между своими детьми. Далвеган с каждым десятилетием становился всё более проблемным и гиблым местом. После того, как люди частью уничтожили, а частью изгнали озёрных фей, озёра и их окрестности превращались в болота, населённые всяческими кошмариками, избавиться от которых оказалось невозможно. Феи прежде держали озёрную нечисть под своим контролем, без них же всё покатилось под откос. Люди нищали и бежали из герцогства, либо промышляли разбоем и контрабандой, королевские дороги заглохли, и все коммуникации теперь совершались через Элодис. Этим пользовались бандиты и прочие деклассированные элементы, и теперь Далвеган был местом опасным, неуютным и небогатым. Герцог Далвеганский Титус и его брат, граф Феликс Кенка, как большинство людей во всём мире, вместо того, чтобы как-то исправить положение дома, жадно смотрели через Фьяллар, на богатый и процветающий Элодис, на Междуречье и Эльфийское побережье. Чувствуя слабость Хлорингов, они торопились воспользоваться своим золотым случаем. Далвеганец, по словам Тиберия, уже дважды сватался к Габи и не сдержал угрозы, получив решительный отказ. Про него ходили неприятные слухи, что он то ли содомит, то ли ещё какой извращенец, и ему упорно, вот уже больше двадцати лет, отказывали все, к дочерям кого он пытался свататься, и в сорок с лишним лет Титус Далвеганский был ещё холостяком. Жениться на его племяннице?.. Нет, ни за что, даже если у неё сиськи из чистого золота!
Значит, остаётся СофияПроезжая под скалой, на которой стоял замок, Гарет, откинув на время все нелёгкие мысли, любовался гладью фиорда, по которому плыл корабль, отсюда казавшийся булавочной головкой. Скалы поросли елями и берёзами, меж которыми ещё лежал снега дома, на юге, уже расцветали крокусы. И всё же Гарету здесь нравилось.
Ястреб закричал в небе, и Гарет задрал голову, пытаясь рассмотреть его. Не то, чтобы он верил в древнюю легендуон давно уже в ней разочаровался, просто по привычке. Ястреб, которого глаза полукровки отлично рассмотрели в вышине, был обыкновенный, пёстрый, маленький Гарет усмехнулся своей наивности и детской привычке, и продолжил путь. Добравшись до Моста Горного Короля, Гарет придержал коня, любуясь им. Давнее восхищение никогда не покидало его: мост был настоящим чудом. Его построили цверги и эльфы Фанна для Карла Великого, предка Гарета, в благодарность за помощь в войне с драконами. Человеку такое явно было бы не по силам: невероятно высокий, мост мог пропустить под собой самые большие морские корабли, но в то же время был лёгким, изящным и ажурным; построенный из местного мрамора, цвета слоновой кости и бордового, с белыми прожилками, он и в цвете был шедевром, верхом совершенства. Гарет, чья эльфийская кровь делала его крайне восприимчивым к красоте, просто не мог не полюбоваться этим мостом.
Не проезжай мимо, добрый человек. Услышал он чей-то тихий голос, когда конь ступил на мост. Гарет обернулся. Сказано было тихо и как-то безнадёжно; это так не походило на обычное назойливое причитание нищих, что граф невольно заинтересовался. Человек сидел на земле, сильно ссутулившись и опустив голову, но Гарету показалось, что он молод.
Я не подаю на улице. Холодно сказал Гарет.
Я знаю. Был ответ. Роскошный вороной жеребец дёрнулся, прядая ушами, и Гарет успокоил его.
Тогда что тебе нужно?
Милосердия. Человек откинул покрывало с ног, и Гарет увидел, что ног, как таковых, нет.
Что я могу? Резко спросил Гарет. Разве что прирезать тебя из жалости!
Хотя бы это.
Гарет прикусил губу. Конь закрутился под ним, и он вновь сдержал его.
Где ноги потерял?
Я пренебрёг правом господина. И тот наказал меня
Понятно. Оборвал его Гарет. Умеешь что-то делать руками?
Я лучник.
Вот тебе три талера; поешь, приведи себя в порядок и найди в Блэкбурге Марчелло Месси, моего друга. Если ты готов работать, он пристроит тебя в какую-нибудь мастерскую; хорошему лучнику ноги не нужны.
Благодарю. Ещё ниже опустил голову нищий. Позволь и мне помочь тебе.
Что ты можешь! Презрительно фыркнул Гарет, и конь его, нагнув голову и скосив огненный глаз, забил копытом.
Только подсказать тебе, как искать то, что ты жаждешь найти. Сказал бродяга, и Гарет, вздрогнув, аж нагнулся к нему весь:
Что ты знаешь о моих поисках, говори!!!
Поезжай в Гленнан. Это твой шанс, используй его!
Что за Гленнан, что это?! Куда мне ехать?!
Поезжай вперёд, и узнаешь.
Чего?! Поразился Гарет, но больше ничего не услышал. Что-то его смутило, но что, он сам не мог понять. Послав коня вперёд, он всё-таки обернулся через пару минут, и никакого калеки не увидел. Хмыкнул:
Надо же, какой шустрый! Нагнал тумануИ выбросил его из головы.
Мост объединял Старый Город и пригороды на правом берегу фиорда. Здесь, в пригородах, жили рудокопы и рабочие с рудников и шахт. Богатства Анвалона стояли на крови и увечьях; в пригородах, в невзрачных домах и лачугах, не стихал надсадный кашель, много было калек и слепых. И много было неприязни и нескрываемой ненависти во взглядах, когда Гарет проезжал, красивый, богатый, на великолепном коне, по этим убогим улицам. Он даже слышал, проезжая мимо какой-то харчевни:
Людям жрать нечего, а тут животные по улицам катаются, нарядные, как майское дерево! Но не повернул головы. Полукровок здесь не терпели совершенно. После печально знаменитого церковного эдикта, приравнявшего эльфов, дриад и прочих существ к животным, а полукровокк противоестественным порождениям животных и людей, и потому особенно ненавистным, полукровкам было отказано в человеческих правах. Гарет родился за несколько лет до эдикта, и его мать, Лара Ол Таэр, эльфийка королевского рода, была обвенчана с принцем Элодисским, приняла крещение и причастие. Поэтому, скрепя сердце, церковные иерархи были вынуждены признать, что в особых случаях может быть исключение. Но препятствий было столько, что не всякий мог и хотел бороться с ними. После эдикта достаточно взрослые для этого полукровки бежали в горы и стали сбиваться в банды. Сами эльфы признавали, что те получались сильнее эльфов и умнее людей; это были существа сильные, ловкие, очень умные и опасные; и банды их, как уже было сказано, терроризировали север, как хотеливедь именно в северных горах они могли чувствовать себя комфортно и безопасно. Если на юге, по крайней мере, в Элодисе, полукровки чувствовали себя в относительной безопасности, то здесь, на севере, картина была иная. Озлобленные и отчаявшиеся люди с готовностью ополчались против общего врага. Здесь в домах не было даже слугполукровок; только в борделях попадались девушки-полукровки, которые ценились на вес золота потому, что были очень красивы, у них не гнили зубы, они не болели срамными болезнями и от них всегда хорошо пахло. Вот только держать их было опасно: они были строптивыми, сообразительными и ловкими, и часто убегали, нередко покалечив, а то и прикончив хозяина. В Нордланде вообще, по большей части благодаря усилиям тех же священников, цвёл миф о том, что полукровки развратны, нечисты на руку, жестоки и безжалостны. А о том, что творится в их притонах, и подумать-то было страшно, не то, что обсуждать это! Поэтому ничего удивительного не было, что на севере их ненавидели страшно. Если полукровку ловили где-нибудь, его ожидала мучительная казнь без всякого разбирательства и уточнения вины. Вина была уже в том, кто он есть. И полукровки отвечали ответной ненавистью; случалось, они вырезали целые замки и посёлки, где казнили одного из них. В общем, обстановка была та ещё, и Марчелло, друг, любимый слуга и врач, и постоянный спутник герцога, не даром так боялся отпускать его в эту самоубийственную поездку. Но Гарета не пугали и не волновали злобные взгляды и нелестные замечания, он просто их игнорировал. Галопом миновал узкие грязные улицы, где помои выплёскивали прямо под ноги прохожим, и в них ковырялись свиньи и дети, и где надсадный кашель и детский плач сопровождали Гарета по всему его пути; выехал на рудничную дорогу в виду гавани, свернул к посёлку, где жили добывающие мрамор и мраморную крошку рабочие, и совсем уже решил свернуть на дорогу, ведущую вдоль фьорда обратно, как вдруг ему почудилось, что кто-то произнёс слово «Гленнан». Гарет вздрогнул и внезапно почувствовал, как мурашки неторопливой волной прошли по телу и приподняли все волоски на коже. Придержал коня, прислушался, и вновь совершенно отчётливо услышал: