Ну, ребята, вы попали! А я могу спокойно ехать в Анвалон.
Глава шестая: Домашний Приют
Странно, но Гор так и не спалился ни стражникам, ни Гестену, пропадая у Алисы все дни напролёт и ночуя с ней же. Домашний Приют он посещал раз в день, принося им еду и быстро расспрашивая Ареса обо всём происходящем. С Алисой они не только и не столько занимались любовью; они говорили долго-долго, и обо всём на свете. Алиса тоже была наивна и несведуща, но она была всё-таки образованной. Она много читала, изучала риторику, латынь и географию, и могла рассказать Гору, жадно слушающему её, гораздо больше, чем он мог узнать до сих пор. Он принёс ей свою книгу, в которой прежде мог только смотреть картинки, и Алиса сказала ему, что та называется «Охота на единорога». Прочитала вслух несколько страниц, и призналась:
Я ничего не понимаю Это так странно. Я не понимаю, о чём она. И Гор засмеялся презрительно:
Да всё о том же. Это как игры их поганые, когда они прямо не хотят сказать, что думают и чего хотят, а всякими там словами прямые вещи называют. Ну, там, членкопьём, траханьепахотой, всё такое. И думают, что это как-то их оправдывает. Эта охота на единорогаэто про траханье, от первого и до последнего слова. Вон, и картинки про то же!
Алису поражало не столько то, как мало он знает, сколько то, как он умён. Он не только книгу эту понял с первых же страниц. Когда она объясняла ему что-то, Гор понимал быстро, схватывал самую суть, сразу выделяя её зерно из всех плевел. Алиса смотрела на него с ужасом и состраданием, и искренним возмущением в адрес тех, кто так преступно пренебрегал этой душой, этим умом Как можно было превращать его в простую игрушку, запирать его здесь?! И что сделать для него, как ему помочь, как спасти его из этого места?! О себе она не так беспокоилась. Гор изо всех сил оберегал её наивность и покой, следил за каждым своим словом, чтобы не рассказать ей больше, чем она может вынести, не поселить страх и отчаяние в её душе. Её игривость, её живость так ему нравились, так его умиляли! Когда она пела ему, приплясывая, детские французские песенки, когда, прищёлкивая пальцами, хвалила себя: «Кто молодец?! Алисамолодец!», он смотрел на неё с нежностью и чувствовал, насколько же ему легче и светлее рядом с ней! Юноша стремился не только её защитить; он чувствовал в себе настоятельную потребность помочь ей, побаловать её, приносил ей орехи и сладости и ощущал себя счастливым, глядя, как она их ест. Десять дней пролетели незаметно и спокойно. За это время Гор подготовил Алису к тому, что с возвращением Доктора они не смогут быть вместе днём и им останется только ночь; девушка смирилась с этим, хоть и нехотя. Гор обещал ей, что скороуже совсем скоро, он станет стражником, получит возможность выходить на волю, и тогда похитит её у Хэ и увезёт подальше, в лес, где они и начнут свою одинокую, вольную и счастливую жизнь. Алиса обожала мечтать с ним вслух о том, как это будет, и Гор так поверил в эту мечту, так сжился с нею, что воочию видел и домик свой, и ручей, и даже мостик через него, невесть, когда виденный им когда-то в детстве, а может, и целиком плод его мечтаний, кто знает?..
Корабль Хлорингов, «Единорог», ещё не вошёл в гавань в фиорде Чёрного Короля, а всё женское и большая часть мужского населения замка Урт стояли на ушах, и было от чего! Молодой наследник Хефлинуэлла оказался неслыханно красив. Высокий, синеглазый, черноволосыйс ума сойти! София ходила гордая, притворяясь равнодушной, но и её не могли не впечатлить соблазны, которыми природа наделила молодого герцога просто непозволительно щедро. Увидев его в самый первый раз, девушка не поверила своим глазам: неужели он настоящий, и неужели это великолепное существо может принадлежать ей?! София не была дурнушкой, но Гор, например, сказал бы, что её привлекательность заключается не в красоте черт или фигуры, а в живости и яркости её взгляда, улыбки и манер. Девушка была высокой, от чего слегка сутулилась, стесняясь своего роста, и в первые минуты знакомства с новым человеком слегка комплексовала, но вскоре природные живость, остроумие и смышлёность брали своё, она забывала о том, что чего-то стесняется, и тогда её собеседник попадал под власть её очарования целиком и полностью. В ней сочетались вещи несочетаемые: София Эльдебринк была очень умной и не по годам проницательной девушкой, но при томочень доброй и очень любила людей. Каждого нового человека она принимала, как дорогого друга, авансом даря ему интерес, доброту и уважение, и только какие-то дурные поступки этого человека, его неблагодарность или излишняя фамильярность, которую София не переносила, заставляли девушку отказать этому человеку в уважениино это было уже навсегда. На вкус Гарета, София была слишком худа и молода, груди у неё, как он с сожалением отметил в первые же секунды, как таковой, не было, а то, что было, можно было назвать так лишь формально, но ему понравились и сияющий взгляд светло-карих глаз, и длинные ресницы, и густые волосы, двумя волнами, небрежно перевитыми золотыми шнурами, спущенные на грудь. Одевались в Анвалоне, все, даже герцогиня, довольно старомодно. «Провинциально» вспомнилось Гарету модное в Европе словечко. Он привёз подарки, которые, он был уверен, окажутся кстати. Герцог Анвалонский ему понравился; понравилось, как он осведомился о состоянии его высочества и как добавил, что всегда считал себя другом Гарольда Хлоринга, и даже бился с ним бок о бокв той памятной битве в Старом Торхвилле, когда будущий герцог Анвалонский, граф Фьёсангервена Лайнел Еннер и русский князь Фёдор Изнорский вместе с его высочеством, тогда ещё двадцатитрехлетним юношей, горячим и отважным, бились с чародеем и извращенцем Райдегурдом, которого до сей поры с ужасом вспоминают на Севере, пугая им детей и девиц. Гарет, обожавший отца, в последнее время с особой жадностью слушал о подвигах того в молодости. Это очень страшно: видеть, как тот, кого ты с детства привык видеть сильным и почти совершенным, кого боготворил и безмерно уважал, превращается совсем в другое существо, слабое, теряющее волю, память и даже, как казалось поройразум. Для Гарета это былокак носить в душе открытую рану, как ожог, который не даёт забыть о себе ни на миг. Он потому, наверное, и сбежалчтобы привыкнуть к этой реальности и как-то примирить себя с нею. Отец порой вдруг словно бы забывал нужное слово, глаза становились какими-то тусклыми, и в глубине их появлялся страх, видеть который было и больно, и жутко. Рассказ герцога Анвалонского о той памятной битве Гарет воспринимал как поток целебного бальзама на свою душевную рану. За столом герцог предался воспоминаниям, и его слушали все, даже София, которой он никогда не рассказывал всё так подробно о тех страшных днях.
Ну, я вам скажу, и страшно там было! Грохотал герцог, могучий, статный викинг, с рыжей бородой, светло-голубыми глазами и огромными руками, поросшими рыжей шерстью, аж жопа съёживалась под доспехами, когда
Ваша светлость! Укоряла герцогиня, но тот отмахивался:
да ладно тебе, Эффи! Гаретничего, что я запросто к тебе? Гарет, говорю я, сын Гарольда, а значит, парень с понятиями!
Но здесь Софи и девушки!
И что? Смеялся герцог, и Гарет невольно смеялся с ним, хоть его и шокировали манеры старшего из Эльдебринков, у всех есть жопа, и все про это знают!
Но это слово
Слово! Подумаешь, слово! Что, так бывает, что ли: жопа есть, а слова нет?! И София жизнерадостно рассмеялась, Гарет подмигнул ей, а герцог проревел:
Молодец, Софи, молодец, моя девочка, ты настоящий сорванец, я тебя обожаю! Так вотОн осушил до дна здоровенный кубок, утёр рот салфеткой, предусмотрительно подсунутой герцогиней, подошли мы с тысячей копий к Старому Торхвиллу Город-то там давно разрушен был к тому времени, ещё Гэролдом Хлорингом, тем вашим предком, который кучу умных книжек потом написал, уехав в Ирландию Прежде, чем книжки начать писать, он настоящим мужиком был и воякой доблестным, Север его ещё хорошо помнит. Так вот, этот самый Гай Гэролд разрушил Старый Торхвилл, одни развалины на берегу Виверриды остались, а этот дьявол Райдегурд их как-то ухитрился восстановить, не сами развалины, конечно, а замок на скале. Вот и представьте себе: дорога к замку идёт через разрушенный город, стены, обломки, старые камины обугленные, и из всех щелей вдруг полезло такое, что и рассказать-то не расскажешь! Какие только твари на нас там не кидались! Самые обыкновенные там были карги: помесь такая пакостная крысы, свиньи и собаки, размером со здоровенного секача, а зарубишь такуюи остаётся дохлая провонявшая крыса. Ох, и трудно было их рубить, шкуракак дублёная кожа, не всякий меч их брал Ещё были такие летучие твари, вроде бабы, только с крыльями летучих мышей и зубами, как у щуки, их вообще было не убить, и если бы не эльфийские лучники, снимавшие их стрелами, задрали бы эти гарпии нас, как пить дать. Но самыми страшными упыри были какие-то, чёрные, с красными глазьями, как уголья, и такими же зубами щучьими, только длиньше, чем у щуки Эй, музыканты! Чего заглохли?.. А ну, давай нам Найтвич! Ты, Брон с волынкой! Ну-ка, зажги нам!