Насильник, что ли? Изумился Гэбриэл. Самая позорная и противная казнь в герцогстве Элодисском ожидала именно за изнасилование девственницы, особенно малолетней: насильника топили в сортире.
Милорд!!! Возмущение Альберта было так искренне, что Гэбриэл ему поверил. Побарабанил пальцами по колену.
Ну, говори тогда. Если ты не насильник, не убийца и не предатель, обещаю, дальше меня это не пойдёт. Я по-иному на жизнь смотрю, не так, как брат. Даже если ты содомит, мы и это решим, если ты не борзеешь и не калечишь никого.
Я не могу. Я не причинил вреда ни одному живому существу, моё преступлениеоно в ином Вы будете презирать меня. Я я этого не вынесу.
Вон в чём дело! Такой идеальный, а? В краску меня столько раз вгонял, и вдруг боишься, что я злорадствовать буду?.. Гэбриэл ухмыльнулся именно злорадно, от души. Ну, может, и подавлю лыбу, возьму реваншвсё лучше казни. Но никому ничего не скажуобещаю.
Вы необыкновенный человек, ваше высочество. Помолчав, признался Ван Хармен. Я никогда не видел таких, как вы. Даже принц Элодисский, которым я восхищаюсь и которого боготворю, кое в чём уступает вам. Я признаюсь. И да поможет мне Бог! Он набрал в грудь воздуха, прикрыл глаза, смертельно побледнел и отчеканил:
Я не Ван Хармен.
Повисла пауза, тишину которой слегка разбавляла унылая муха, которая без огонька и пыла сонно бодала окно за решёткой. Гэбриэл приподнял бровь, совсем, как брат:
И чё?.. Что, в смысле?
Альберт был бледен, как смерть, но стоял прямо, даже гордо. Повторил внятно:
Я не Ван Хармен. Я никто. Я не дворянин и даже не законнорожденный; я бастард, я сын шлюхи. Мать родила меня в борделе, в Сандвикене, и я с пелёнок рос среди шлюх и сутенёров. Среди её клиентов был Альфред Ван Хармен, и мать часто хвастала, что мой отецон. Может, так, а может, и нет, сами понимаете. Я присвоил себе имя знатного человека, и за это меня следует поставить к позорному столбу, где меня закидают дерьмом и тухлятиной, потом провезти по улицам верхом на свинье, затем бить плетьми и повесить.
За что? Не понял Гэбриэл. За имя?..
Таков закон.
Я иначе на законы смотрю. Повторил Гэбриэл. Ты садись, надоело мне башку задирать. Я понял кое-что, теперь до конца хочу понять. Он чуть наклонился вперёд, пока Альберт, бледный, взволнованный до легкой дрожи в руках, усаживался на краешек стула. Как ты из борделя-то в Хефлинуэлл попал?..
Я прислуживал гостям в борделе. Не поднимая глаз, сказал Альберт. Я был я с рождения умел хорошо держаться и был очень опрятным. Хозяин борделя начал заводить речь о том, чтобы мне заняться тем же, что и мать, мне было уже десять лет, и я был не дурён собой. Я очень боялся этого. Барону Мерфи, посетившему наш бордель, понравилось, как я прислуживаю ему, он даже сказал, что его собственные пажи так не умеют И я взмолился, чтобы он забрал меня. Он оказался хорошим человеком и выкупил меня у хозяина за пол дуката. Я стал пажом в его замке. Он никому не говорил, где меня взял; по случайному совпадению, до меня дошёл слух, что Альфред Ван Хармен умер, не оставив наследников и родни, его титул присвоили какому-то очень дальнему родственнику. И я назвался его именем. Другие пажи думали, что я в самом деле из бедного дворянского дома. Я учился, много читал; я хотел забыть бордель как можно скорее и вырваться из него душой так, как сделал это телом. И я сумел! Он вскинул голову, и Гэбриэл наконец-то увидел перед собой не идеал человека, а человека, и это человек ему понравился. Что бы кто ни говорил, а я горжусь тем, чем стал, не смотря на своё происхождение! Я горжусь тем, что у меня не было ничего, кроме ума, гордости и воли, ничего, что помогает другим добиться успеха! Я горжусь тем, что не поддался судьбе и не стал тем, на что меня обрекали мое происхождение и условия жизни! Барон Мерфи умер, и меня уже никто не мог разоблачить. Из пажей я поднялся до герольда, и в таком качестве попал сюда в свите дамы Вильгельмины Мерфи. Здесь я так же стал герольдом. И можете судить меня, ваше высочество, но я скажу. Да, я совершил преступление. Но я не мог, понимаете? не мог иначе. Мой ум, мои способности законом были заперты во мне без всякой надежды на что-то лучшее! Но я не просто хотел лучшей долимоя доля и так была не дурна! Я хотел работать, хотел, чтобы мои способности, мой ум приносили пользу, чтобы они не пропали даром! И даже вы не можете не признать, что я был на своём месте и исполнял свои обязанности идеально!!!
Гэбриэл откинулся назад, задумчиво глядя на него. Альберт продолжил:
Я не удержался, и некоторое время назад поинтересовался судьбой своей матери. И узнал, что она больна сифилисом, спилась, её вышвырнули из борделя, и она побирается в доках. Я забрал её сюда, не открывая своего имени, купил ей дом через подставных лиц, она живёт в Гранствилле За ней присматривают, её лечат. Я порой проведываю её. Она не знает, кто я. Никто не знает Я так думал.
Кто-то всё же узнал. Констатировал Гэбриэл задумчиво. Альберт кивнул:
Да. Марк Хант, сутенёр, который прикидывается богатым купцом, обратился ко мне и сказал, что всё знает. Я не знаю, откуда, но он действительно знает. Он и свёл меня с Гакстом. Они шантажировали меня.
И на что ты подписался?
Я. Отчеканил Альберт, гордо вскинув голову. Ни на что. Не. Подписался. Я бастард, я сын шлюхи, но у меня есть и достоинство, и честь!!! Пусть люди и закон считают меня преступником, но я ЗНАЮ, КТО Я!!! И никакому грязному шантажисту не утащить меня на дно!..
И ты согласился на то, чтобы они тебя разоблачили? Не верю. Какой ты есть, ты бы лучше умер.
И я хотел я хочу умереть. Помолчав, признался Альберт. Я, по сути, умер в тот миг, как Марк обратился ко мне и сказал, что всё знает. НО в последний момент я подумал, что вместо меня они найдут кого-то другого, и этот кто-то не будет столь щепетилен, как я. Признаться вам я не мог Но и просто так оставить всё судьбе и, возможно, погубить кого-то из вас, или, не дай Бог, его высочество, я тоже не мог. Сначала я хотел написать прощальное письмо прежде, чем выпить яд, который купил в Гранствилле. Но побоялся, что, во-первых, мне просто могут не поверить, во-вторых, сведения у меня самые расплывчатые. Я понял так, что в Хефлинуэлле есть кто-то какой-то человек, который предал вас и шпионит для кого-то из ваших врагов. Этот человек должен, когда придёт час, обратиться ко мне и дать мне приказ, который я должен буду беспрекословно выполнить, пользуясь вашим доверием ко мне. Слишком неопределённо. Я пока не знаю, ни кто этот человек, ни чего он хочет, ни кто за ним стоит. Я подумал: притворюсь, что согласен, всё выясню, разоблачу его, и покончу с собой. Это будет достойный финал, красивая смерть.
М-да-а Протянул Гэбриэл, и Альберт, краснея, опустил глаза. Брат ни за что не поверит. Я, дурачок деревенский, и то как-то Ну, допустим. Рановато мы Гакста завалили, да. В ярости были оба, не подумали, что надо всё вытрясти из него сначала-то. Ладно. Гэбриэл встал и прошёлся по камере. Я тебе поверил и как бы даже зауважал. Плевать я хотел, кто там мать твоя и где ты рос, поверь, этоне важно. Я даже брату не скажу, скажу, что ты мне всё рассказал и что я поклялся не говорить, он поймёт. Он остановился и посмотрел Альберту прямо в глаза. Но если окажется, что весь этот пафос твойобман то я тебе такое устрою, что ты сам закричишь: «Где там моя свинья, я на виселицу хочу!». Понял меня?
Спасибо вам, ваше высочество. Тихо произнёс Альберт, вновь становясь тошнотворно-идеальным, но сильно порадовав тем Гэбриэла, который боялся, что начав благодарить и клясться, типа, «он, да никогда, да ни за что!», Альберт только испортит всё впечатление.
Гарет ожидаемо усомнился во многом, но, к удивлению Гэбриэла, принял версию Альберта быстрее, чем думал его брат.
Дурь такая, что может, и правда. Пожал он плечом. Детство какое-то так чем там его шантажируют-то?
Я клятву дал молчать. Ничего там такого нет, что нам бы угрожало, и вообще кому-то, кроме него самого.
Содомия, поди? Подмигнул брату Гарет. Ты их жалеешь, знаю я тебя Да и хрен с ним. Главное, чтобы пажей и псарёнков не щупал. Ему приятно было найти в непогрешимом Альберте гнильцуслишком уж его идеальность раздражала. Настроение, рухнувшее после обращения к нему Алисы, поднялось вновь.