По дороге на севердля наёмника там всегда найдётся работа, Родрик миновал мёртвую деревню с гроздьями повешенных, болтающихся на раскидистых дубах, а среди нихи женщины, и дети. Это его удивило: войны в этих краях не велось, и местные эорлины, в отличие от своих северных собратьев, жёстко и подчас чрезмерно жестоко преследовали нарушителей мира. На севере было всё просто: кровь за кровь, месть за убийство, которое и преступлением, в общем-то, не считалось. Каждый имел право взяться за оружие, чтобы ответить на обиду. А на юге убийца не мог рассчитывать на то, что ему дадут с мечом в руках отстоять своё право на жизнь. Суд здесь был одингосподский.
В постоялом дворе близ Килхурна один солдат, пожав плечами, в ответ на расспросы бросил:
Фанатики.
По его словам выходило, что после того, как нежить выбралась из Чёрных гор, во многих местах народ будто посходил с ума: доморощенные проповедники вещали о скором конце мира, и даже приносили человеческие жертвы, надеясь отвратить от себя ярость тёмного бога, но вместо этого вызвали гнев своих собственных лордов.
Туда им и дорога, звучно рыгнув, закончил тот солдат. Даже и не думай, парень: тебя бы эти изуверы не пощадили. Говорят, людей заживо жгли, пляски вокруг устраивали, да моления непотребные устраивали.
В животе сделалась слабость, и Родрик мысленно вознёс самую горячую просьбу к праматери Боанн. Только бы он ошибался, и судьба не занесла его в подобное место! Ладно бы в бою, с мечом, но кончить жизнь как какой-нибудь поджаренный хряк И как там Гаран, кстати? Или эти безумцы тоже его где-нибудь привязали, да калёными железками жгут?
Он попробовал ещё раз растянуть ремни, стягивающие запястья. С правой стороны путы еле-еле начали тянуться, скрипя. Кожа, похоже, была сырая, так что ещё полчасика, может, быстрее, и должно получиться. У Родрика на лбу выступила испарина. Только бы никто не пришёл.
Родрик пыхтел, сопел, тянул и крутил рукой, стискивая зубы. К боли от ожога, на лбу и в затылке добавилась ещё боль в запястье: казалось, скорее получится оторвать кисть, чем эти проклятые ремни. Если бы удалось повернуть голову, он смог бы лучше оценить, как и что надо делать. Родрик что было мочи напряг шею, и в этот моменто, чудо! его правая рука освободилась.
Удирает, дьяволово семя! вопль со стороны двери заставил его вздрогнуть. Проклятье! Чуть было не с волосами он сдёрнул с головы удерживавший её ремень. «Только дайте другую руку развязать, покажу, почём фунт лиха!» И в то же мгновение, захрипев, повалился на спину. Удавка сжала его шеюодна, вторая, третья.
Крепче держи! орали рядом. Не вошёл ещё в силу, Вилово отродье!
Не удуши его, смотри!
Глаза у Родрика закатились, он бессмысленно молотил правой рукой, ни до кого не доставая.
Очнулся он от ушата воды, которую вылили ему на лицо.
Вставай!
Удавки по-прежнему сжимали горло, не давая дышать. Сипя, Родрик сделал попытку подняться, но ноги подкосились, и он бухнулся на колени. Упасть ему не дали: трое или четверо мужчин держали его укрюкамидлинными палками с петлями на концах, которые на юге используют для ловли лошадей.
А ну, пошёл!
Ковыляя, Родрик двинулся вперёд; мужчины немилосердно дёргали его вправо-влево. Руки и ноги, тряпочные от слабости, ныли страшно.
Снаружи моросил дождик. Было ещё темно, лишь едва уловимая небесная серость намекала на начало нового дня. Родрика сбили с ног, надели на него железный ошейник, сняли удавки и ушли, негромко переговариваясь. Родрик улёгся прямо на землю, ловя капли ртом, и закрыл глаза.
* * *
Родрик сидел, привалившись спиной к каменному столбу, и осматривался через прикрытые веки, стараясь не шевелиться и вообще не привлекать к себе внимания. Мокрые волосы облепили его лицо, но так было даже лучше: со стороны могло показаться, что он спит, хотя из тех, кого его персона хоть как-то интересовала, в пределах видимости имелась лишь тощая рыжая псина. Псина лежала возле стены соседнего дома, поджав хвост, уткнув морду в передние лапы, и уныло на него пялилась.
Увиденное его поразило. Это была не деревня, а скорее город: с замощённой крупным булыжником центральной площадью, каменным же большим колодцем по грудь высотой, с полустёршимися от старости ступеньками и островерхим навесом. Родрик сидел от колодца на расстоянии шагов десяти. «Не боятся, что ли, гады, что я туда плюну, и все от ядовитой слюны передохнут? мстительно подумал он. На самом деле ему дьявольски хотелось пить и не меньше хотелось забраться под этот самый навес. Дождь так и не перестал, и Родрик сидел в луже воды, обхватив колени и мелко дрожа от озноба. О еде он даже не помышлял, вернее, старался не думать о колбасе, а также об острой чечевичной похлёбке, чесночных хлебцах, которые так хорошо удавались матушке Лейфи, хозяйке постоялого двора в Глиннете, рюмке горькой настойки, куске до корочки прожаренной свинины с перцовым соусом, горке гороха, или нетбольшой плошке с тушёной капустой, кружке пива с шапкой пены, и ещё о Вил их всех подери.
Город был богатым и бедным одновременно. Вернее, некогда богатым.
Родрика окружали тесно прижавшиеся друг к другу двух, а то и трёхэтажные дома, некоторые на каменных фундаментах, с очень высокими крышами. Стропила тянулись вверх и, скрещиваясь, оканчивались оскаленными драконьими мордами, готовыми вцепиться в низко висящие свинцовые тучи. От площади веером разбегались улочки, такие узкие, что если бы те драконы повернули морды, то с бóльшим успехом смогли бы попробовать покусать друг друга. Улочки были тёмные, с нависавшими вторыми этажами, чудом державшимися на древних каменных или бревенчатых подпорках. На цепях визгливо покачивались вывески: таверна, лавка травника, мастерские сапожника, скорняка, однако цепи были ржавые, а вывески имели такой вид, словно их нарисовали ещё при Эдгаре Длинная Шея, и с тех пор не подновляли. С покосившихся стен домов пластами отваливалась штукатурка, оголяя деревянные рёбра остовов. Всё серое и чёрное, будто мёртвое да, подумал Родрик, именно мёртвое. Издыхающее. С первого взгляда он решил бы, что город вообще заброшен, если бы не цепь на шее, ясно свидетельствующая о том, что случившееся ему не привиделось, да звуки, изредка доносившиеся из тёмных окон.
И вот что странно (Родрик ещё раз обвёл взглядом площадь): ставни и двери. Дома старые, а ставни новые, крепкие, с железными петлями и оковками. Те окна, на которых ставней не было, намертво заколочены толстыми досками, причём некоторые из них имели вполне свежий видещё совсем не тёмные, желтоватого ясеневого цвета, с матово поблёскивающими шляпками гвоздей. Похоже, местные жители очень заботились о том, чтобы законопатить любую щелочку, через которую ветер мог проникнуть в их жилища.
Утро, а на улицах никого нет. Наверное, подумал Родрик, это из-за дождя. Погода действительно стояла мерзкая: холодная и промозглая. Пропитанный влагой воздух отсыревшими пятнами сползал по стенам домов. Вдалекесо всех сторон, клочьями висел туман, лишь изредка в прорехах серой дымки мелькали зубчатые скалы, и похоже было, что селение стоит в долине. Если это действительно скалы, а не клубы чёрных облаков, то тамНордмонт. Других таких высоких гор на пятьдесят миль в округе просто не имелось, да и за те два дня, что он кружил по болоту, он никак не мог пройти даже трети этого расстояния. Но уже и это хорошо, решил Родрик: ежели богам будет угодно, чтобы он вырвался из этого проклятого места, он знает, куда идти.
Родрика смущало одно обстоятельство, вернее, два: во-первых, эти скалы казались уж слишком близкими. А во-вторых, дорогу из Бреотигерна на юг он знал хорошо. Она здорово петляла по лесу, потому что правобережье реки Тауи было сильно изрезано в тех местах, и так или иначе проходила через все крупные селения: Глиннет, Кармартен, Пеннант, Талли, дюжину деревень помельче и два монастыря, если не считать добрых полутора десятков сторожевых крепостей. Но там не былоРодрик готов был поклясться спасением души, там не было городов, подобных этому. Никаких каменных домов, только обычные вилланские развалюхи-мазанки с крышами из тростника. А здесь, даже если судить по тому, что он видел с площади, живёт не меньше тысячи душ. Икак там говорила та рыжая девка? Ладлоу, Бейлахтаких названий он не знал вообще. Нету в герцогстве Бедвир таких деревень. Может, Гаран знает, он всё-таки в здешних местах с детства обретается? Родрик мысленно кивнул сам себе: ежели получится, перво-наперво надо будет найти этого старого негодяя.