Что со мной пробормотал себе под нос мужчина. Если скажуне поверишь.
А ты попробуй, предложил Лайгон. Не попробуешьне узнаешь.
Феронд поколебался и решил сформулировать кратко, чтобы проверить, какая будет реакция у собеседника.
Я волновался за тебя, признался он.
За меня? опешил от такой прямоты маг. Ты ничего не путаешь? Мой вечно неотразимый брат с виду превратился в оборванного бродягу. И это от того, что ты переживал за меня? он смотрел в честные карие глаза и ещё больше запутывался.
Я же предупреждал, что не поверишь, усмехнулся Феронд своей привычной несимметричной усмешкой, которая получилась какой-то совершенно тоскливой.
Да нет, я верю, ответил Лайгон растерянно, потому что брат действительно говорил правду, но правда эта всё равно была какая-то в голове не укладывающаяся. Ты хотел сказать, наверно он призадумался и переспросил:Ты боялся, что я вернусь и разнесу здесь всё?
Нет, ответил мужчина. Скорее наоборот: я боялся, что ты не вернёшься.
Маг снова опешил, даже не скрывая этого и немного помолчал, осмысляя, но быстро пришёл к выводу, что и осмыслять-то тут нечего: Феронд говорил честно, но какие-то глупости.
Наверно, ты совсем ни с кем не разговаривал последнее время, беззлобно усмехнулся Лайгон и пожаловался:Тебя очень сложно понять.
Феронд посмотрел в зелёные глаза. Маг нервничал и тщательно скрывал это. Но Феронд всё равно не заметил бы переживаний братау него хватало своих, с которыми он едва справлялся. Он так давно не видел Лайгона таким: мирным, доброжелательным, сидящим рядом с собой и по-доброму усмехающимся. Казалось, что это не тот изгнанный маг, что убил Гринора и пытался поработить какой-то далёкий мир. Это был словно тот маг, с которым Феронд просидел три месяца в плену у недлов и который был его лучшим другом. Мужчине очень бы хотелось ничего не рассказывать, выяснить, что нужно брату, помочь ему и отпустить. Что он уйдёт теперь уже навсегда, Феронд чувствовал интуитивно. Ему стоило огромного усилия уговорить себя, что можно оставить всё так, как есть. Пусть Лайгон считает его отвратительное поведение ошибками молодости. Тем более, казалось, что Лайгон давно простил его. Но на всякий случай Феронд спросил:
Ты презираешь меня?
А ты меня? усмехнувшись, спросил Лайгон, и сам ответил на оба вопроса:Знаешь, наверно, когда находишь счастье, становится неважным, что было на пути к нему. Я ни о чём не сожалею, и никого ни в чём не виню.
Маг устремил задумчивый взгляд в небо. Оно так изменилось, что теперь Лайгон не видел ни единой знакомой звезды. Валинкар постоянно странствовал, и за время отсутствия мужчины небо стало неузнаваемым. Феронд смотрел в спокойное лицо с острыми чертами и думал о том, что Лайгон почти такой, каким он был, будучи его другом. И так же смотрел в небо. Маг, словно почувствовав то же самое, а так же поняв, что Феронд не зол на него, беспечно откинулся спиной на траву. Феронд непроизвольно улыбнулся: Лайгону всегда нравилось лежать на берегу этого озера и любоваться ночным небосводом. Глядя на умиротворённого мага, мужчина не удержался от наивного вопроса:
Ты счастлив?
Да, не раздумывая и не глядя на собеседника, ответил Лайгон. Но не совсем. Вот вернусь домой из вашего убогого мирка, и буду абсолютно счастлив. А прошлое Знаешь, не бери в голову. Мы были совсем юные, какие-то неприкаянные, пытались самоутвердиться, и потому вели себя так
Феронд нервно облизал губы и осторожно спросил:
А если причина не в этом? Не в юности и не в поиски места в жизни?
Лайгон перевёл взгляд на пристально глядящего на него брата. Немного помолчал, видимо, прикидывая, в чём же ещё могла бы быть причина, а после, не найдя объяснения, милостиво разрешил:
Излагай свою версию.
Феронд потупил взгляд. Не так-то просто было изложить всё. Поэтому он предложил:
Пойдём, нам нужно попасть в горы
Лайгон сел и удивлённо уставился на брата. Маг не любил ложь, и ему не нравилось, когда кто-то темнил, ходил вокруг да около или увиливал от прямых ответов. Единственный, кому всё это прощалось, был Алдан. И поэтому маг не собирался легко соглашаться, несмотря на то, что ему самому нужно было попасть в горы, чтобы заполучить ореливий. Не то, чтобы ему хотелось издеваться над братом, но почему-то ему показалось, что именно сейчас они снова противостоят друг другу. Открытый и душевный разговор был приправлен недомолвками, причём со стороны Феронда, и маг просто не мог удержаться от провокаций.
Э, нет, возразил Лайгон. Я ещё помню дни, когда мы не были врагами, и своё обещание не посещать горы тоже помню.
Феронд нервно сглотнул и снова облизнул губы. Он не мог рассказать всё. Не только потому, что сил и смелости бы не хватило. Может, и хватило бы, да только брат наверняка придушил бы его, не дав договорить. Мужчина посмотрел на мага затравленно, словно тот загнал его в ловушку и попросил:
Забудь об обещании. Я освобождаю тебя от него
Надо же, как всё просто, губы Лайгона скривились в усмешке: он ощущал себя хозяином положения, хоть пока и не мог понять поведения брата. То есть, я из нас двоих единственный, кто всерьёз относится к происходящему? Я прихожу к тебе за помощью, не зная, как начать разговор, а ты, видишь ли, рад меня видеть! Я, между прочим, пока Мэггоном не прощён и всё ещё преступник и изгнанник. Но тебя это не волнует. Ты вдруг вспомнил, что мы братья, хотя прежде это не очень волновало тебя. А теперь ты освобождаешь меня от моих же слов? Это занятно, но весьма нелогично
Феронд вздохнул, не зная, как выкрутиться и что сказать, чтобы не разозлить мага сильнее. Он ощущал, как маг снова начинает отдаляться. Ещё минуту назад искренне отвечавший на вопросы Лайгон смотрел насмешливым взглядом. Феронду больше всего на свете не хотелось, чтобы в этот взгляд примешалось презрение или пренебрежение. А такой риск был, и потому мужчина предпочёл ничего не говорить.
Да уж, усмехнулся Лайгон, глядя на растерянно замолчавшего собеседника. У тебя странная особенность: ты либо говоришь высокопарно и пафосно, либо и двух слов связать не можешь.
Мужчина и на это ничего толком не ответил, лишь тихо прошептал:
Пожалуйста
Маг глядел на него с любопытством, как на сумасшедшего. Но карие глаза смотрели с надеждой и тоской, от которых даже Лайгону становилось не по себе. Он сдался:
Ладно, Феронд. Когда дело касается гор, ты всегда сам не свой. Обещания редко могут связать меня и не позволить что-либо сделать Так что пойдём в твои горы, только не смотри на меня так, словно твоя жизнь зависит от этого.
* * *
В Валинкаре Лайгон чувствовал, что слабеет, не стремительно, но всё же ощутимо. Ореливий, что находился глубоко под землёй, являясь основой этой планеты, всё равно влиял на него, хоть теперь маг и был настолько силён, что металл не мог помешать ему в чём-либо. Раньше, живя здесь, Лайгон и не замечал, как Валинкар давит на своих обитателей. Теперь же это казалось ужасно неприятным. Пожалуй, маг не смог бы снова жить здесь, даже если б это было необходимо.
Маг гарцевал на белоснежном скакуне, которого привёл ему Феронд. Сам мужчина ехал на коне странной мышастой масти: шерсть его скакуна была серой, но хвост и длинная гривачёрными, кроме того ноги были тоже словно одеты в чёрные чулки. Красивый был конь, маг даже залюбовался им. Феронд заметил это и пояснил:
Когда тебя изгнали, Мэггон был расстроен. Он стал применять магию для разных вещей, чтобы отвлечься. Стал создавать удивительные сады с диковинными деревьями, выводить новые породы лошадей Если хочешь, мы можем проехать через сады
Маг уловил плохо скрытую надежду в голосе. Феронд хотел потянуть время, ещё хоть немного оттянуть момент, когда они снова неминуемо станут врагами и когда гнев мага обрушится на него.
А давай, не стал мучить его Лайгон, тем более, ему было любопытно поглядеть, на что решил расходовать свои магические ресурсы его отец.
Больше Феронд разговор не начинал, а Лайгон и так получил слишком много противоречивой информации и потому предпочитал молчать, чтобы брат окончательно не сбил его с толку своими ответами. И всё же молчание было каким-то натянутым и неловким. По крайней мере, таковым находил его Феронд. Магу же удалось отрешиться от проблем.