Вот это уже похоже на правду, с усмешкой в голосе заключил дракон. Ну ещё бы не усмехаться: Хафиз перестал темнитьи всё тут же прояснилось. Отдельный вопросзачем темнил Хафиз, но зато люди
Люди с этих пор ему казались всё понятнеес каждым днём. Если и подбрасывали загадки, торешаемые без труда.
Следующая загадкао людском разочаровании. О резком переходе от обожания Драеладра к полному обесцениванию. Резком, как по команде.
Так разве это ещё секрет? удивился Хафиз. Ведь следователи госпожи Кэнэкты давно хорошо поработали со смутьянами, тут уземфец напомнил о вражеских некроталерах, ввергших в беду троих грузчиков. Ну, и о подачках поскромнее, за которые ловкие горожане и выходили роптать на площадь.
По правде говоря, о памятной беседе Кэнэкты с Бларпом Эйуоем Хафизу рассказал сам Драеладр. Уземфец-то при ней не присутствовалбыть может, ушёл на рынок за продуктами. Теперь же он возвращал чуть ранее полученные сведения на адрес отаправителяи сам удивлялся короткой памяти дракона:
Причина, как известно, была в соблазнении лёгким заработком. Команда исходила от тех, кому выгодно. В конечном счётеот мертвецов. Соблазнениеэто ведь их обычная тактика.
И всё-таки что-то не сходится, покачал хвостом Драеладр. Конечно, за некроталеры можно выходить на площадь и что-то изображать, пугая нас и провоцируя стражей. Норазочароваться? Как это сделать за деньги?
Хафиз не сразу понял, что дракон говорит о подлинном глубоком разочаровании, а не о купленном за некроталеры мертвецов пустом наигранном спектаклес его-то тремя зарвавшимися исполнителями и более осторожной массовкой и пришлось поработать дознавателям Эрнестины Кэнэкты.
Подлинное разочарование? Я не уверен, было ли оно
Ещё бы, ведь чтобы определять истинную глубину владеющих людьми переживаний, надо обладать чувствительностью дракона. Уземфец не думал, что многие яральцы могли разочароваться искренне, и даже намеренно этой возможностью пренебрегал. Ибо искренность предателейтовар дешёвый. Цена емуломаный некроталер на свободном рынке.
Предателями они стали после, заявил дракон, сперваразочаровались. Причём настолько, что легко приняли некроталеры. И переход от безоговорочной веры к отвержению занял у них примерно одни сутки.
Целая площадь согласованно отчаялась в течении суток. Сможет ли Хафиз оценить размах эмоционального скачка? А Драеладр его пережилне понимая ещё, что к чему, но трепеща перед размахом. Только что его боготворил целый город, стелился у ног и подталкивал на высоченный пьедестал, а дня не прошлои повсюду океан презрения, и барахтайся там как знаешь!
Но что же тогда повлекло такую переоценку?
В этом-то и загадка, напомнил дракончик.
И правда Хафиз поморщился, и Драеладр почувствовал, что разгадка-то ему ведома, просто не хочется её оглашать.
Дракон уже замечал за уземфским наложником, с каким мастерством тот обходит некоторые неприятные или опасные темы, потому спросил в лоб, распрямляя свои кожистые крылья, чтобы казаться больше:
Люди с площади на меня горячо надеялись и вдруг разочаровались. Дядя Хафиз, я не верю, что ты не прослышал о причине, так отвечай же, в чём было дело?!! дракончик прикинулся не на шутку рассерженным, чтобы изворотливый наложник остерёгся плутовать.
Я узнал лишь одно: в Эузе в ту пору поменялся правитель, немедленно сообщил Хафиз.
И что это могло значить?
Ума не приложу, с изяществом пожал плечами наложник.
Звучало искренне, но таило уловку.
* * *
Пока Драеладр сообразил, что истинное значение смены власти в Эузе мало кому может быть ведомо (отсюда и чистосердечное «ума не приложу»), а у Хафиза в наличии лишь смутные подозрения, которые его и пугаютуземфский плут уже благополучно заснул, оставив дракона с его новым вопросом наедине.
Вывернулся-таки. Но ведь снабдил дракончика пищей для ума! И, между прочим, за всё долгое сидение в хижине на Оползневом склоне Хафиз о смене власти в Эузе упоминул впервые. Прежде не удосуживался.
Ну да, в Эузе и Ярале дядя Хафизчужестранец. Ему самому не многое растолковали, а с мерками маленького пустынного Уземфа вряд ли многое охватишь в огромной стране да ещё в переломную пору. Нижне-восточная поэзия, которую уземфец тонко чувствует, воспевает иные предметы.
Итак, отчего смена верховной власти в стране людей так быстро и резко повлияла на отношение к наследнику правящей династии драконов?
Драеладр пытался думать самостоятельно, но выходила ерунда.
Конечно, Яралодин из городов Эузы, но расположен он в верхней части почти неприступной Белой горы, сменившийся же правитель так далеко: в столице, куда ехатьне доехать
Похоже, в рассуждения вкрался серьёзный изъян.
Что мешает? Незнание дворцовой политики? Это уровень затруднений человека Хафиза. А Драеладр может встретиться с дополнительными сложностями. Возможно, ему мешает понять людей его инородная драконья суть.
* * *
Ограничения драконьей сути восполняются человеческим воспитанием.
Но всяким ли человеческим?
Конечно, для молодого дракона с особым предназначением Хафиза подходящим воспитателем не назовешь. Тот и сам получил весьма узкую подготовкудля карьеры наложника в серале царевны Уземфа многие премудрости излишни. У драконов же совсем иные запросы, чем у любой из царевен тамошнего пустынного края.
Небось, другие люди из ближнего круга Лулу Марципарины помогали бы Драеладру разобраться в его загадках много лучше и точнее. Увы, к моменту, когда Драеладр выучился сносно говорить, с ним остался только верный Хафиз. Когда выбирать круг общения не приходится, будешь благодарен и единственному своему воспитателю, каков бы тот ни был.
«Ума не приложу»? Нет. Это других человеческих умов сейчас не приложишь. Исходим из этого.
И от раздражения Драеладр переходил к благодарности, словно впуская в себя давешнюю неразумную толпу с её легковесными крайностями.
Впрочем, на поверку легковесной крайностью оказалось лишь раздражение. Благодарность дракончика имела надёжные основания. Как на него ни дуйся, Хафиз честно старался быть полезным. Учил вере в себя. Именно от него (а не от Бларпа, признанного знатока легенд) новый Драеладр узнал свою великую родословную. И в годины лишений уземфский наложник не раз напоминал воспитаннику, что по матери тот приходится прямым потомком легендарной царицы Эллы. Той, что впервые родила, выкормила и воспитала Великого дракона.
А как же моя мать? не раз удивлялся дракончик. Отчего она перестала меня кормить и воспитывать?
Она обязательно вернётся, терпеливо убеждал Хафиз, ей только надо для этого немножко расколдоваться и к слову запевал длинную песню в нижне-восточном стиле, посвящённую совсем другой заколдованной царевне и семерым кочевникам картау с ней.
Кто заколдовал мать маленького Драеладра, Хафиз точно не знал, как и того места, куда её увезли прибывшие с небесным замком драконы. Некая «Канкобра»: поди догадайся, где это расположено.
* * *
Всё, что сохранилось у Драеладра от последних недель общения с матерью, осмыслению пока не подлежало.
Может, высокая поэзия Нижнего Востока и справилась бы с задачейкак знать? Может, именно ей и под силу соединить щедро воспринятые драконом переживания Лулу Марципарины Бианки в логически выстроенное целое. Может, Хафиз искупил бы слабое разумение дворцовой политики Эузы совершенным толкованием заколдованного мира женской души. Однако, чтобы все эти теснящиеся образы передать ему для работы над поэмой, их надо было сперва хоть как-то выразить. Мог ли справиться Драеладр? Нет, он терялся при каждом мало-мальски свободном скачке мысли.
Вихрящиеся шорохи, внезапные испуги, трудные поиски путей совершения самых обычных действий, страх темноты, дружба с темнотой, желание притаиться во тьме, чтобы снаружи тебя не видели, желание показать другим и доказать самой себе, что ты есть, а нет не тебякого-то другого
И вдругвнезапное решение: надо, пока не поздно, спасти Драеладра! Спасти, немедленно спасти! Какой он хорошенький, мой сынок