Говорила она вежливо, даже с толикой грусти, мол, виноваты сами, мы лишь призваны чуточку вас проучить. Отдала по-хистански инструкции, молодой помощник удалился, блеснув улыбкой из-под черных щегольских усиков.
Мелькнула дурная мысль схватить мерзавку, совсем близко сидит, кончиком шпаги дотянуться можно, но оглянулся на дверь, там двое черных застыли в невозмутимости, ладони на рукоятях пистолетов. Да и помощник не прост, ой не прост. Из-под черных косматых бровей сверлят холодом серовато-голубые глаза, прозрачные, будто лед, а в движениях расслабленность и сила.
Подкатила тоска, вспомнились мешки паприки, хлопчатая ткань, которой закупили на континенте, кофе, ставшая родным домом каюта и мешочек с шестью сотнями талеров, подробные карты местных вод, серебряный сервиз, полгорсти изумрудов с Дарьенского побережья...
Беседа от этих мыслей не ладилась, донья Фелис потягивала белое сухое, помощник ее усмехался в бороду, а капитан Хораса все мрачнел, представляя, как чужие люди обшаривают его трюм.
Сеньора Кортинаса не было мучительно долго, мистер Свизин даже начал вновь говорить, когда явился этот юноша, улыбаясь радостно.
- Унати с Баддом помогают разгружать шлюпку, вторая сейчас подойдет. А гости-то наши вовсе не бедны.
- Полагаю, что были, - проскрежетал мистер Свизин.
- Ну что вы, дорогой сеньор! - возмутился Энрике. - Мы не собираемся вас грабить... полностью.
В бороде старпома проявилась ухмылка. Ладонь инглеса непроизвольно дернулась к шпаге, к пустым сейчас ножнам. Ощутив ее отсутствие, мужчина вскинулся.
- Да как вы смеете?! Нагло грабить меня, честного торговца, да еще и смеяться! Вы, вы... пираты!
Он выплюнул оскорбление и резко встал, горделиво выпятив подбородок. Загремели, отодвигаясь, стулья, вместе с капитаном вскочил и штурман Хораса, и мистер Нэд, Энрике выразительно погладил рукоять пистолета.
Девушка вздрогнула, но осталась сидеть.
- Ну что ж вы, сеньоры, будьте спокойнее. Хотя бы в присутствии дамы, - мягко укорила она.
- Пфе... - фыркнул сеньор, подвергая сомнению ее причастность к "дамам".
Лючита с тревогой оглянулась на брата, вечного своего защитника, но тот лишь сузил глаза.
- Мистер Свизин, все, что с нами сейчас происходит - исключительная случайность. Свободное море, обыкновенная встреча. Вы проявили к нам неуважение, даже агрессию, за что мы считаем в праве вас наказать.
- Если что-то не нравится - жалуйтесь королеве Инглатерры, - добавил Энрике.
- Непременно это сделаю.
Несколько долгих мгновений мужчины сверлили друг друга взглядами.
- Полагаю, мы можем быть свободны.
- Конечно, - Кортинас вновь улыбнулся и развел руками, - как только разгрузят товар и мы выйдем из гавани. Сеньор.
Молодой человек коротко поклонился, скорее кивнул, отмечая прощание, и скрылся за дверью. Мистер Свизин рухнул обратно на стул, на лице его отразилась раздражение. Ему было за что ругать и себя, и пиратов, и негодяйку-судьбу, что свела их всех вместе.
* * *
Ты вернешься, сделав круг, - назойливо стучалось в голове, мучило и никак не желало уходить. "Какой еще круг?" - недоумевала Лючита, удивляясь самой себе и непостижимости некоторых мыслей.
Шумная залитая солнцем Пуэрто-Перла встречала, распахнув объятья. Рассыпалась красками, зазывала кривыми улочками и броскими вывесками, обещала хорошей еды, много выпивки и сладкую постель.
Знакомый гул города, отраженного в водах гавани, ребятишки-ныряльщики, дурашливо прыгающие с прибрежных скал, споря, кто глубже нырнет и дольше без воздуха будет, рыбачьи лодочки у пирса, горожане, светящиеся улыбками.
Показалось на берегу смутно знакомым лицо, сверкнуло искрой узнавание. Всплыла в памяти жаркая набережная, дураки-мальчишки, заветный камешек - сначала на шее, а после ускользающий на морское дно. И он -- те же широкие плечи, густой загар, волосы, что вечно падают на глаза, серые, будто штормовой океан.
Лючита вытянулась в струнку, вцепившись в планширь, но мир дрогнул, и зыбкое узнавание прошло, и показалось глупым все это волнение.
Девушка отвернулась. Энрике встретил ее взгляд и улыбнулся, одергивая желтый колет, короткий, по моде, лишь на ладонь ниже поясницы, с воротником-стойкой и множеством круглых пуговиц, блестящих позолотой. Она поправила завернувшийся манжет с кружевной оторочкой и улыбнулась в ответ.
- Братец, примешь портового приказчика? Я отцу письмо напишу.
Тот без вопросов кивнул, понимая ее состояние. Каждый раз, убегая и вновь возвращаясь, он испытывал тревогу и думал все, стоит ли показываться на глаза, когда на душе столько неспокойно и вовсе не так чисто, как хотелось бы. Конечно, Пуэрто-Перла не Пинтореско, но так близко, что будто дом родной.
Чита вздохнула. Кобе, недурственный повар и отвратительный моряк, задержался на корабле слишком долго. Она все откладывала и прощание с ним, и - самое страшное - объяснения с семьей.
Укорив себя за малодушие, девушка вернулась в каюту.
Слова никак не желали складываться во фразы, отвлекало все: и шум на шкафуте и в трюме, и скрип пера, и кляксы на бумаге, и неслышное качание палубы, потому появление брата восприняла с радостью. Тот оглядел ставшую душной за день каюту, смятые листы бумаги, растрепанную сестру и объявил, что ужинать они идут в город, и возражения не принимаются. Ответила взглядом, полным благодарности, на что юноша лишь усмехнулся. Он выглядел совсем не уставшим, лишь расстегнул половину пуговиц и взъерошил волосы, хотя Читу день прибытия всегда утомлял. Все эти люди, суета, разговоры на грани крика...
Оставалось немного времени на то, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Девушка давно уж привыкла обходиться без служанки, мало внимания уделяя прическе и выбирая наряды попроще.
Спустилась на причал, встреченная одобрительными возгласами и незлобными шутками, мол, вот и девочка наша явилась. Протянулись крепкие руки, всегда готовые поддержать. Команда, ставшая родною семьей. Оглядела лица, столь разные и столь похожие общностью дела, и поняла, насколько же не хватает Висенте, отеческого взгляда его и мудрой улыбки, добрых уколов и соленой науки.
Моргнула сердито и уставилась на ясное небо. На нем же ни тучки, но погода обманчива, и скоро придут дожди, нервный ветер и, не дай Бог, ураганы.
В таверне ели, пили и пели. Громко смеялись и разговаривали, лапали служанок за крутые бедра, гремели кружками и поглощали сковородками сочное, с нежной корочкой, мясо, словом, занимались всем тем привычным и милым сердцу матроса.
Лючита сидела, ела и пила, и улыбалась, но все будто нехотя, и при первой возможности скользнула к двери. На выходе уже поманила местную девушку, совсем еще девочку, но с бюстом пышным и открытым сверх всякой меры. В потную ладошку перекочевала монета, а сама она получила просьбу сообщить брюнету в желтом колете, да-да, вон тому, синеглазому, с усиками и бородкой, что сестра его в порядке и обязательно вернется, но позже. Возможно, даже завтра. И сообщить нужно не сейчас, а чуть-чуть погодя, когда брюнет указанный допьет свою кружку.
Девица мелко кивала, глядя неотрывно большими, чуть навыкате, оленьими глазами, и Чита никак не могла решить, понимает та ее или же нет. Жестом руки отпустила и вышла за дверь.
Бродяга-ветер проскакал по улице, коснулся виска, привечая, и убежал дальше, в вечное свое путешествие.
"Неужели и я - такая же? - подумалось вдруг, - живу и здравствую, пока в движении, а стоит лишь остаться, застыть, как сразу затихну, умру... неужели все так?"
Ветер молчал, играя волосами.
Ночь оказалась свежа и прохладна, но не тиха, как не бывает тихим ничто живое. Город жил своей жизнью, которая в это время сосредоточилась в кабачках и тавернах, и бурлила со страшной силой. За день до них снялись и ушли пара судов, сегодня встала на якорь Кантара, немало порадовав лавочников и хозяев всяких притонов. Город жил, разрастаясь и богатея.
Девушка отправилась вниз, невольно, не включая сознание, предпочитая суше - море, черное и отличимое от неба лишь тем, что звезды в нем отражались, дрожа. Трепет в груди нарастал, росло ожидание, будто и не было долгих дней плавания, и моря, бескрайнего моря вокруг. Будто и не было...