Слышала когда-то, что матрос - раб на корабле, не верила, но поверить пришлось. И если уж ей, юнге, тяжко, то как Энрике гоняют - не сказать. Второй помощник бегает не меньше матросов, а порой и больше, вахты стоит по очереди, привилегий особых не имеет, разве что каюту отдельную. Потому говорит с ним редко, по вечерам, когда падают бессильно на соседние койки в каюте этой, маленькой, как чулан, и шепчутся в полумраке.
- Братец, а ты давно на Блистательном плаваешь?
- Не плаваю, а хожу, - поправил брат. - Чуть больше года.
- А до этого где был?
- Тоже ходил... на других кораблях. А почему ты спрашиваешь?
- Да так, интересно... - Лючита села на койке, поджав под себя ноги, глаза уставились в темноту, туда, где должен лежать Энрике. - Братец, а как становятся вторым помощником?
Юноша заерзал на лежанке, устраиваясь поудобнее.
- По-разному. Иногда капитан приводит человека со стороны, взрослого и опытного... - девушка хмыкнула, парень ухмыльнулся в ответ, - но это не моя история. Я пришел на Блистательный обычным моряком, вторым помощником ходил Роберт Хаск, едва ли не единственный тогда не-хистанец на корабле. В деле неплох, но как человек поганый, очень уж злой. А капитана ты нашего знаешь, он слова противного не терпит, чуть что - сразу затемнить готов. И через полгода где-то Хаска сместил, дозволив команде выбирать замену из числа своих. Она и выбрала - меня. Вот, пожалуй, и вся история.
- А если бы не выбрали?
Раздался шорох - юноша пожал плечами.
- Капитан назначил бы сам.
- А если отказаться?
- От такого не отказываются! Работа - дрянь, но все лучше, чем простым матросом.
- Да, - прошептала Лючита, - да...
Шевельнулась, высвобождая ноги. Корабль взбежал на волну, ухнул вниз, девушка приложилась головой о косую балку. Зашипела, потирая место удара. Через мгновение глухой рокот моря и тихий скрип дерева прорезал старпомовский рык:
- Пошел все наверх!
Энрике подскочил на кровати. Только что скидывал одеяло, но вот уже у двери, распахивает в темноту. Лючита хочет бежать за ним, но братец останавливает:
- Будь здесь.
- Но...
Капитан ругаться будет, хочет добавить она, да и на палубе интересней, чем слушать топот и крики, сидя за стеной. Юноша бросает жестко:
- Я сказал: будь здесь.
Дверь хлопает, и девушка остается одна. Снаружи отдают приказы, бегают люди, заводят хриплыми глотками матросскую песню, а она сидит, кусая губы, руки терзают одеяло, и вся она, всем существом своим - там. С теми, кто посвятил жизнь свою морю, ветру, кораблям и тяжелой - действительно тяжелой - работе.
Долго выдерживать не смогла, птицей вылетела в темный дверной проем. И чем Энрике думал, когда говорил остаться? Знал ведь, не мог не знать.
Ударило в лицо солеными брызгами, влажная прохлада облепила, пробралась под рубаху. Девушка поежилась, пальцы жестом, ставшим привычным, натянули ниже платок, пробегаясь мельком по краю - не выскочил ли локон. Огляделась быстро.
Ветер крепчает, паруса угрожающе надуваются, что-то скрипит и хлопает. Матросы бегают на первый взгляд суматошно. Корабль зарылся носом в волну, палубу окатило водой, штаны вмиг стали тяжелыми и неприятно мокрыми. Девушка встрепенулась.
Брамсели рвутся и пытаются улететь, матросов там явно не хватает, и прежде, чем успела подумать, Лючита начала карабкаться по вантам на фок-мачту. С порывом ветра налетел дождь, холодный, хлесткий, рубаха промокла и противно прилипла к спине, а девушка все лезла наверх, изо всех сил цепляясь за выбленки. С парусом сражался один матрос, рыжебородый иртанец, ширококостный и краснолицый. Их немного осталось в новом мире, но нацию блюдут упорно. В лицо его Чита знала, а вот имя забыла напрочь. Он что-то заорал на юнгу, но девушка упрямо встала рядом, хватаясь за тяжелое полотнище. Матрос жестом послал на нок рея. Она глянула на туго надутый парус, весьма ненадежные перты, по которым предстояло идти, на футы перепутанных снастей под собой, на ревущее море, подумала, что никогда и ни за что не сможет сделать такого, и - полезла.
Парус намок и под порывами ветра рвался из рук, но Лючита тащила его, подминая под себя. Тело ложилось на рей, весом явно недостаточным наваливаясь на складки ткани, жесткие, холодные, мокрые. Пальцы соскальзывали, хлестал ветер, она злилась, горяча себя. Дело медленно, но продвигалось.
Увязала и пошла уж обратно, но рей дернулся, вывернулся из пальцев, схватила лишь воздух, чувствуя, как переворачивается мир. Успела только проклясть себя за глупость и зажмуриться, как схватили сильные руки, за ворот втягивая на салинг. Сглотнула горячий комок в горле, опасливо приоткрыла глаза. Матрос привалился к стеньге, но ворот отпустил, лишь когда убедился, что сидит и держится. Наклонила голову, благодаря. Наверху что-то хлопнуло, упал оторванный шкот, бом-брамсель заполоскал. Матрос кинулся туда, Лючита - некогда разглядывать дрожащие руки с обломанными ногтями, - за ним. И снова тащили и вязали, убирая обрывки паруса.
Когда скатились по вантам, матросы брасопили реи и рифили последние паруса. Мужчина глянул на юнгу одобрительно, совсем не так, как раньше. На новичков и людей, к морской профессии непричастных, взгляд другой, да и отношение одно - крысы сухопутные. А с морем шутки плохи, оно учит и закаляет характер, как никто другой.
- Молодец, парень.
Матрос хлопнул юнгу по спине, Лючите пришлось вцепиться в снасть, чтобы не покатиться по палубе.
- Якоб Беккер, - выкрикнул, представляясь.
- Лючита, - ответила девушка, не задумываясь, и лишь после поняла, что сказала.
Испугалась, но в реве ветра и шуме моря не так все слышно, и моряк понял по-своему, кивнул:
- Чито, значит.
Махнула головой, что можно принять за согласие, поймала на себе еще один одобрительный взгляд - Висенте Феррера, что командовал уборкой парусов, и один - яростный - Кортинаса. Подлетел, мокрый и злой, глаза сверкают, кулаки сжимаются, будто хочет оторвать чью-то дурную голову.
- Братишка, дорогой, давай поговорим.
Лючита вздернула голову. Если предстоит трепка, надо встретить ее с честью. Юноша едва ли не за шкирку поволок в маленькую каютку, на них оглядывались и качали головами. Встряхнул и силком впихнул внутрь, плотно закрыл дверь, которая хлопнула под порывом ветра.
- Какого черта?!
Девушка поморщилась от сдержанного рыка, не слишком громкого, чтобы не привлекать внимания, но грозного.
- Не ругайся, богохульник!
- На тебя нельзя не ругаться! Чита, сколько можно повторять: не лезь, куда не просят.
- Сколько нужно. И вообще, хватит! Надоело!
- Что надоело? Жить?
- Опека твоя, вот что! Я не...
- Девчонка, вот ты кто.
- А ты мальчишка, глупый и самодовольный. И выйди отсюда, я замерзла и хочу переодеться.
Притопнула носком, посмотрела настойчиво в синие глаза. Энрике скривился.
- Если заболеешь...
- Если заболею, мне будет все равно, что ты собирался сделать, - перебила Лючита. - Братец, милый, не сердись. Сам бы не смог усидеть в каюте.
- Я - другое дело.
Лишь покачала головой, зная прекрасно, что хочет сказать: она девушка, и не ее дело на реи лазить.
- Мне нужно. Я могу помочь, мне нравится здесь. И еще я хочу найти Мигеля Сперасе.
Юноша, не дойдя до двери, развернулся.
- Не говори мне об этом негодяе...
- Ты был в Пуэрто-Рокосо? - быстро спросила девушка. - Что ты о нем знаешь?
Братец будто подавился, замер, вцепившись в косяк. Голос прозвучал хрипло:
- Зачем тебе?
Худенькие плечики дернулись под прилипшей рубахой.
- Мигель говорил, вот и подумала, что это может помочь.
Выдохнул:
- Ничего особенного, просто гавань. Забудь. Одевайся.
Хлопнула дверь, девушка, вздрагивая и покрываясь мурашками, принялась отдирать от холодного тела мокрую ткань. Интересно, думала она, почему брат так странно отреагировал?
* * *
Летит птицей время, мелькают под крыльями его дни, недели и месяцы. По мановению ручки прихотливой Удачи сплетаются события и ситуации, похожие друг на друга и - не похожие.
Солнце в зените, палит нещадно, на многие мили кругом однообразный пейзаж - неспокойная зыбь моря. Скучно так, что сводит скулы.