Не входить на мою половину.
Я забыла о нем.
Похоже, вы о многом забыли.
Значит, оно стало не важным.
А что же важно для вас?
Сердце подсказало ответ:
Наш сын.
Габриэль усмехнулся:
Прежде вы были другого мнения.
Оно изменилось. Я изменилась.
Черт! Почему он упорно обращается ко мне на «вы»? Даже после того, как я сделала первый шаг? Почему с таким маниакальным упрямством выстраивает барьер между нами?
Столько вопросови где взять ответы?
Габриэль качнулся, напоминая о своей хромоте. Странное дело: чем медленнее он двигался, тем сильнее она проявлялась. Но стоило ему включить особый режим, как походка совершенно менялась. Движения становились плавными, наполненными хищной мощью и грацией. В такие минуты он не шел, а скользил, как бесшумная тень.
А сейчас он словно подчеркивал свой недостаток. Зачем? Указать мне на него?
Вы ужасная женщина, Аврора, произнес он абсолютно бесцветно. Жестокая. Вам мало моих мучений, хотите, чтобы наш сын тоже мучился? Зачем вам все это?
Я растерялась. Между ним и настоящей Авророй явно что-то произошло. Что-то, что разверзло пропасть между супругами и взрастило стену отчуждения.
А теперь мне нужно просить прощения неизвестно за что, каяться за чужие грехи? Ради чего?!
Малыш заворочался, привлекая к себе внимание. Я инстинктивно прижала его к себе, вдохнула запах детской кожи и молока, и ответ пришел сам собой.
Ради этого. Не смогу отказаться от счастья держать его на руках. Уже не смогу.
Габриэль прав, я жестока. И буду идти до конца.
Пусть я виновата, но ты будь великодушен, проговорила, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Ребенку нужна мать, а не кормилица. И я я не хочу уезжать. Дай нам шанс.
Он смотрел на меня так, словно не видел. Смотрел сквозь меня и не спешил отвечать.
Пауза затянулась, я начала нервничать, не зная, о чем он думает и что чувствует. Неизвестность была мучительной.
Наконец, когда я уже отчаялась услышать хоть что-то, Габриэль заговорил.
Пять дней. У вас есть пять дней, льера. Это все, что я могу дать.
* * *
Этой ночью я почти не спала. Думала. И меня терзали сомнения.
Может, стоит рассказать Габу правду? Что я не Аврора и не виновата в ее грехах?
А если узнав, что я другой человек, он вообще не подпустит меня к сыну? Что, если он сделал поблажку только потому, что видит во мне свою жену и мать сына? И, может, где-то глубоко в его душе все еще теплится огонек любви к той женщине?
Последняя мысль ранила больнее всего. Стоило признаться самой себе, что Габриэль мне понравился, что меня к нему тянет, как тут же проснулась и ревность. Неуместная и мучительная.
Это так сложно, найти правильный путь, когда сердце твердит одно, разум другое, а обстоятельства заставляют делать третье.
В конце концов, я решила отложить эти мысли подальше. На будущее. У меня слишком мало информации, чтобы что-то решать.
Главное, он дал мне эти пять дней. Разрешил перенести кроватку ребенка в мою спальню. Согласился, что кормилица на этот период не нужна. Это стоило мне кучи нервных клеток, но я выиграла первый бой.
Теперь малыш сопел у меня под боком. Ширина кровати вполне позволяла, да и мне хотелось, чтобы он был рядом со мной, а не в люльке.
Я улыбнулась, вспомнив, как спросила Габа:
Как зовут нашего сына?
И выражение растерянности на его лице.
Он умел держать маску. Но иногда она слетала с него, и тогда проступали истинные чувства. Яркая мимика делала его похожим на мальчишку, а в холодных глазах загорался живой огонь. И тогда я ловила себя на том, что откровенно любуюсь им.
Тэй.
Тэй? я опешила. И все?
У него самого имечко-то побольше!
Это детское имя. У даргов так принято.
Я сделала вид, что знаю, о чем идет речь. А сама поставила мысленную галочку: узнать, что за детские имена. И про даргов узнать. И вообще, найти источник информации понадежнее, чем россказни Геллы.
А еще этот стазис. Именно так назвал Габриэль то, что случилось. Из его сухих пояснений я вынесла только одно: кто-то или что-то накрыло нашу часть замка каким-то особым полем, в котором живые существа теряют ощущение времени. Он был удивлен, что поле подействовало выборочно. Но по его глазам я поняла: у него есть подозрения на этот счет.
Расспрашивать не стала. Побоялась выдать свою неосведомленность, ведь он говорил так, будто мне все должно быть известно.
И Гелле запретила распространяться о том, что я якобы что-то забыла. Не нужно, чтобы по замку слухи пошли. Обживусь, осмотрюсь, тогда и буду решать, рассказать о своем «попаданстве» или нет.
Я скрутилась калачиком под одеялом, припоминая, как Габриэль смотрел на меня. И снова, как и тогда, у меня внутри все сладко сжалось.
Неужели я влюбляюсь в него? Вот так сразу?
А как же
Я поняла, что не могу вспомнить имени парня, который еще день назад был для меня всем. Парня, с которым прожила бок о бок почти полгода, деля стол и кров.
Удивленная, напрягла память. И ничего. Размытые образы вместо картин прошлого. Там не осталось ни его лица, ни голоса. Только чувство глубокого разочарования.
Но родителей-то я помню! Детский сад, школьные годы, кучу песка у бабушки во дворе, где я возилась летними днями. Своих подруг по играм, походы в лес, купание в реке
А дальше что-то не совсем внятное. Словно на кадры с моими фото наложили чужие, и они смешались. Закружились в карусели вокруг меня, и я поняла, что проваливаюсь в сон.
Проснулась от громкого шепота. Рядом с кроватью ощущалась возня.
Тише, разбудите льеру!
Да ладно, Лин, что она сделает?
Отцу нажалуется! И мне за вас попадет.
Так и тебе попадет. Тихий смешок. Ты ведь тоже сюда пришла.
Я за вас беспокоюсь!
Ой, не ври. Тебе самой интересно на братика посмотреть, только ты ни за что не признаешься!
Не открывая глаз, поняла, что утро в самом разгаре. Мою щеку щекотал нахальный солнечный луч. Рядом шепотом переругивались две девчонки.
Можно я его потрогаю? вклинился третий голос, совсем детский.
Я не стала ждать, что ему ответят. Открыла глаза и увидела три детские мордашки, застывшие в священном ужасе.
Секундная немая сцена. Мы пялимся друг на друга, ошеломленно хлопая ресницами. А через миг мои незваные гостьи с жалким писком бросаются в рассыпную.
Как мыши.
Сдерживая смех, я приподнялась на локте.
Так и есть: две малышки восьми и десяти лет шмыгнули за кресло, теперь оттуда торчат только темноволосые макушки. Еще одна девчушка, на вид лет пятнадцать-четырнадцать, долговязая и нескладная, застыла памятником у двери. Поняла, что прятаться глупо, да и бежать, когда тебя увидели, особого смысла нет.
Мне даже гадать не пришлось, кто пожаловал. У всех троих ярко прослеживались черты Габриэля и его мимика. Маленькие еще, чтобы маску держать. Все мысли и чувства на поверхности.
Я бросила взгляд на Тэя. Малыш преспокойно спал и хмурил во сне светлые бровки-ниточки. Папина копия. Даже складка между бровей такая же.
Старшая девочка, видимо Лин, попятилась задом к двери, привлекая мое внимание. Двигалась она так, будто что-то прятала за спиной.
Привет, улыбнулась я как можно радушнее. Хотите на братика посмотреть?
Она не успела отреагировать. Из-за ее спины высунулось четырехлетнее чудо: кучерявое и щекастое. И уставилось на меня золотыми глазами.
Да! малышка распахнула глазищи так, что они заняли пол-лица.
Она напомнила мне немецких фарфоровых кукол.
Тише, Би! шикнула старшая. Потом натянуто улыбнулась мне и сделала книксен. Простите, льера, что разбудили. Мы сейчас же уйдем.
Из-за кресла послышался шорох. Я сделала вид, что ничего не заметила. Нужно наладить контакт с дочками Габриэля. И сделать это надо прямо сейчас. Второго шанса не будет.
Иди сюда, я поманила малышку и посмотрела на старшую девочку, и ты тоже.
Похлопала по кровати рядом с собой.
Би, не задумываясь, вырвалась из хватки сестры и бросилась ко мне. Взобралась на кровать. Ее глаза горели от любопытства, но она не посмела коснуться Тэя. Замерла, жадно пожирая его глазами.
Старшая подошла степенно, ее худенькое личико порозовело, но взгляд оставался настороженным.