Рука что-то почувствовалаэто Рося сунула свою умную головку мне под ладонь. Чтобы погладил, значит. Такая вот канис-терапия...
И само собой пришло тошнотворное понимание реальности происходящего.
По-другому никак?да, я ей верил. Мором не шутят. Да и в наши безинтернетные и беспощадные дни слова имеют совсем другую ценность, чем раньше. Если пришлазначит, не могла по-другому.
Нет,и вот тогда она заплакала по-настоящему. Навзрыд, протяжно, изливая в слезах всю себя.
Мне стало совсем плохо. Жутко захотелось превратиться в слепой, глухой, бесчувственный камень. Или сбежать. Далеко, на одних лишь инстинктах, отключив рассудок, не разбирая дороги, и навсегда забыть происходящее.
Но, вместо этого, я продолжал сидеть тут, пытаясь неуклюже бормотать какие-то ободряющие слова. Что-то мямлил в растерянности, а чтои сам не знаю.
Давай вместе проведём эту ночь. В последний раз. Остальноезавтра,предложила Ольга, и я опять почувствовал себя непроходимым дураком.
... Наступил вечер, затем ночь, разбросав на диво яркие звёзды... Мы общались, изливая друг другу душу. Иногда грустно смеялись, изредка замолкали. По собственной инициативе я перебросил через забор бутылку с водой, пару банок тушёнки и нож. Ольга поблагодарила, не забыв при этом ехидно подколоть: «Ого! А ты богатенький жених, раз позволяешь себе такие подарки!»получилось беззлобно и смешно. Она вообще больше не поднимала вопрос смерти и во мне нечаянно затеплилась надежда, что всё обойдётся, а под утро повод её визита и совсем забылся за разговорами.
Разумные остались рядом, устроившись у моих ног и в разговор не вступали. Даже не намекнули о пропущенном ужине. Я привычно поглаживал их по головам, про себя благодаря за понимание.
Внезапно пришло утро.
Всё, Витенька. Пора,отстранённо произнесла женщина.И спасибо за то, что не прогнал. Знаешь, а ведь это первый раз, когда мы вот так, по-доброму общались, без постельных дел. Ты, оказывается, интересный человек. И тебе спасибо...
А это она с кем?!
Молнией подбежал к ближайшему вагончику, взобрался и обомлел. Рядом с Ольгой лежал Бублик. Когда он туда ушёл?! Как?! Зачем?!
Заметив мой взгляд, лабрадор счёл необходимым ответить на все невысказанные вопросы.
Не злись. Так будет лучше и легче всем. Моё время пришло. Уже несколько дней ко мне во снах приходят мои друзья и зовут туда, где ничего не болит и всегда хорошо. Твоей женщине нужна поддержка и самое лучшее, что я могу сделатьэто быть с ней рядом,он помолчал, положил голову на колени Ольги.Знаешь, я всю жизнь учился говорить, как вы, не особо понимая, зачем мне это. Теперь знаю. Для помощи. Нас ведь вывели люди как собак-компаньонов; я помню, мне рассказывали... Хорошая участь. Нужная. Вдвоём не так страшно. Помоги нам уйти.
Я не могу...
Можешь. Так надо. Ты не убьёшь, ты сделаешь хорошее дело.
Внизу, беспокойно наматывали круги, посматривая вверх, Зюзя с Росей. Они ещё не до конца понимали, что происходит, счастливые...
На край крыши взобралась Мурка, осмотрелась и неожиданно съёжилась в жалкий, маленький комочек. Протяжно мяукнула. Разумные как по команде остановились, неверяще уставившись на кошку.
Это... правда?подала голос доберман.
Я смог лишь кивнуть, не в силах ответить на такой простой вопрос. Не знаю, показывала ли Мурка мыслеобразы тем, кто остался внизу. Надеюсь, что нет. Ольга, обняв совершенно спокойного Бублика, сидела на земле метрах в пятнадцати от забора и ласково, по-матерински глядя на меня, улыбалась. Её лицо начали покрывать бледные, почти незаметные синюшные пятнаверный признак Мора. Сутки остались, не больше...
Они у тебя и в правду разговаривают. Это так замечательно!прервала она затянувшееся молчание.Ну что, посмотрел на свою даму в некрасивую точечку? Теперь ты веришь в заражение?
Я через силу кивнул головой, до боли сжав пальцы в замок, чтобы не заорать от боли, пожирающей мою душу. Надежды разбились, не явив чуда...
Тогда к делу,как ни в чём не бывало, продолжила она.Мне нужны дрова. Много. Необходимо сделать погребальный костёр, чтобы инфекция не разнеслась. Поленья бросай через забор, не вздумай выносить их сюда. Ещё понадобится бутылка с керосином или чем-то горючим и спички. Я сама подпалю. Давай, Витя,женщина улыбнулась. Не будем затягивать, мне и так страшно. Ты же выполнишь мою просьбу? Сама не могу... Пыталась повеситься дважды, пока к тебе шла... Слабая я баба; в сильную, оказывается, только играла... И запомниты меня не убиваешь, а оказываешь последнее милосердие. Сам знаешь, что меня ждёт в ближайшем будущем... Я понимаютебе страшно, ты не из тех, кто стреляет без разбора, но так надо... К форту не ходи. Если ещё кто-нибудь живой там осталсязастрелят от безнадёги. Чёрный флаг виситкому надопоймут, что там произошло, и не сунутся. Запомнил? Не сиди, давай делом займёмся...
Не смог я ей ответить. Тянул, сам не зная, зачем. За эту короткую ночь во мне многое изменилось. Ольга смогла стать частью меня. Я впервые, наверное, прожил целую жизнь за одни лишь сутки; впервые вот так, откровенно поговорил с небезразличным мне человеком, впервые его теряю... Проклятие какое-то. Так и сидел, уставившись в её красивое, словно освещённое внутренним светом, лицо, совершенно игнорируя уродующие кожу пятна смерти.
Делай, Витя. Делай, как она говорит.до моего разума донёсся голос добермана.Так нужно.
Да-да, конечно...
Не помню, как сполз с крыши. Не помню, как методично, словно робот, бросал дрова через забор. Не помню, не помню, не помню...
И не хочу вспоминать!
Хватит, Витя,голос Ольги привёл меня в чувство.Этого вполне достаточно. Неси горючее.
Медленной, безумно усталой походкой побрёл в ангар, слил из НЗ в небольшую канистру литра три керосина. С непонятной натугой, словно переламывая самого себя, перебросил.
Спички.
Снова побрёл за требуемым. Метнул коробок через заграждение.
Оттуда раздалось:
Спасибо, Витя... Ты... хороший человек. Жаль, что у нас с тобой не сложилось. Что же, давай прощаться. Стреляй лучше с крышитебе так удобнее будет. И не переживай ни о чём.
А я не послушалсяостался стоять у забора, ожидая неизвестно чего.
Иди!голос из-за забора стал требовательным, властным, совсем как когда мы скандалили в той, очередной прошлой жизни.
Не помня себя, забрался на вагончик, нашёл взглядом Ольгу. Боже, как она изменилась! За тот непродолжительный срок, пока мы по-дурацки носились с дровами, пятна потемнели, в некоторых местах начав набухать гнойниками. Её лицо постоянно искажали гримасы боли, тело периодически пронзали судороги. Совсем немного осталось...
Костёр расположился метрах в пятнадцати от забора. Ольга обильно полила дрова из канистры, неторопливо взошла на него; села, устраиваясь поудобнее. Бублик улёгся прямо на её ногах.
Витя!обратился лабрадор ко мне.Уходите отсюда. Идите на север, там меньше живых и... и попробуйте спасти, предупредить всех разумных, кого сможете. То, что вы называете мором, не остановить. Можно только спрятаться. Что ещё... в углу есть старый лаз. Постарайся сделать так, чтобы,мордочка Роси,не нашла его. Прощай, береги их.
Ко мне подошла Мурка
сидевшая всё это время на крыше, и растерянно посмотрела в моё лицо. Она словно ждала от меня спасительного волшебства, как в сказках... Стало невыносимо больно от такого доверчивого взгляда, от собственной беспомощности, от понимания неизбежноготак, будто я во всём виноват.
Мяу,жалобно простонала кошка, беззащитная и трогательная в своей скорби.
По вагончику заколотили. Это разумные, обезумев, пытались запрыгнуть ко мне, скребя когтями по железным стенкам и подвывая от горя. Не смогли... бились в кровь, штурмуя раз за разом непреодолимую для них преграду.
Не выдержав, Зюзя метнулась к калитке.
Стоять!!!проорал я, готовясь прыгнуть и помешать ей в этом безрассудстве.
Доберман остановилась как вкопанная. Медленно развернулась, по-детски, наивно глядя на меня.
Да... нельзя. Прости глупую...
Рося негромко, протяжно завыла на одной ноте.
Сердце словно сжало в ледяных тисках.
За что мне это? За что?!
Между тем заговорила Оля. Мягко, нежно, с грустью в голосе.