2
Белов? зачем-то переспросил регистратор, протягивая повестку обратно Вадиму. В девятый кабинет. К Диане Николаевне.
Господи. К женщине.
Вадим кивнул, стиснул повестку в кулаке, и покорно потрусил по людному коридору. Казалось, его провожают насмешливо-понимающими взглядами даже портреты деятелей на давно не беленых стенах.
Дверь в девятый кабинетзакуток в конце коридорабыла распахнута настежь. Из-за вавилонов скоросшивателей тянулся к потолку столбик сигаретного дыма. Осторожно, стараясь не наступить на размётанные по полу листыто ли мусор до корзины не долетел, то ли что-то нужное упалоВадим подобрался к столу.
Следовательша оказаласьхуже некуда. Молодая, с худым, злым лицом. В пальцахсигарета. Светлые волосы коротко подстриженывидимо, по армейской привычке. Сидит, забросив ногу на ногу, покачивая носком красной туфли на каком-то немыслимом каблуке. И смотрит. И ждёт.
Доброе утро, начал Вадим, осторожно присаживаясь на краешек стула. Мне сказали
Скажите, Вадим, вы случаем не танатофил? она стряхнула пепел в грязную чашку.
Кто?
В широком смыслеценитель прелести увяданья. В узкомголых мёртвых девочек. Если что, уголовно ненаказуемо.
Мерзость какая, опешил Вадим. Господи, да как вы такое подумать-то могли? Я женатый человек!
Жаль, серьёзно кивнула следовательша. Это бы всё очень упростило. Всего-то и дел было бынайти вашего поставщика фантазий.
Да я не
Поняла уже. Дашу Свирову вы тоже, конечно, не знали. Девочку с фотографий.
Нет. А кто она?
Студентка из добровольческой бригады. Неделю как похоронили. Чем-то помогала метростроевцам на Шигарёвской станции, и сорвалась с лесов. Несчастный случай, не подпрыгивайте вы так. Двадцать свидетелей. С девочкой-то всё понятно. А вот с вашими фотокарточкаминет. Вадим, вот скажите: как они перекочевали из архива судебной экспертизы к вам на стол? Хоть какие-то идеи у вас есть?
Не знаю. Пошутил кто-то, может.
Славная шутка, кивнула Диана. Чья же?
С улицы доносились раздражённые трели трамваев.
Кажется, мой брат восстал из мёртвых и мстит за предательство, отправляя мне сожжённые рукописи и фотографии мёртвых девочек. Да, с полицией после такого заявления проблем не будет. Зато вот с психиатром разговор выйдет долгий и душевный.
Понятия не имею, кому могло понадобиться отправлять мне письма, Вадим сдвинул брови. А вообще, это ведь ваша работа, Диана Николаевнаискать этого шутника
Он осёкся.
Письма, с удовольствием протянула следовательша. Были и другие?
Не было! взвился Вадим.
Ну значит, не было, неожиданно легко согласилась Диана. То есть ваша версия, если я правильно поняланеизвестно кто неизвестно зачем подбросил никак не связанному с ним человеку фотографии мёртвой девицы. Как это у вас, словесников, называется? Сюрреализм?
А у вас как?
Она ответила. Вадим покраснел.
Ладно уж, следовательша потянулась за каким-то бланком. Идите с миром. Заявление, что ли, подайте. О нанесении вам морального ущерба. А то получается, что вы вроде как и не прочь были фотографиями разжиться.
Подам, подам обязательно, торопливо закивал Вадим. А поможет?
Помочь могу я. Но вам, похоже, не надо. Кстати, а как вы относитесь к метро?
Яникак, промямлил Вадим. Даже интересно было бы посмотретьтьфу, то есть покататься
Она обидно рассмеялась.
3
Он пришёл через два дня, когда Вадим уже начал свыкаться с уютной мыслью о том, что всё обойдётся.
Класс был охвачен предканикулярным оцепенением. На задних партах лениво переговаривались, у доски почти отличник рассказывал почти выученный отрывок из поэмы. Вадим слушал, рассеянно глядя в окно. Тенистая улица была почти безлюдна в десять часов утра.
Почти.
Влад стоял у обочины, задрав голову. Точно такой, каким стал бы в тридцать один годрослый, смуглый, с сединой в кудрявых волосах.
Просто стоял. И смотрел на него, Вадимабезошибочно узнавая брата-отступника в неясном силуэте по ту сторону окна.
Пальцы, изъеденные селитрой. Быстрый взгляд исподлобья.
Вадик, дурашка, в партию так просто не берут. Нужно доказать, что мы пригодимся. Что без нас никуда. И я даже знаю, что мы сделаем. Из плюсовэкзамены сдавать тебе уже не придётся. Из минусовэто точка невозврата. Оно тебе надо? Ты подумай. Хорошо подумай.
В голове метались обрывки мыслейлипкие, жалкие. Наде позвонить. Она дома. Одна. Или сразув полицию? И что им сказать?
Ничего не случится, понял вдруг Вадим. Он затем и пришёл, чтобы посмотреть в глазасквозь немытое стекло, через пыльную занавеску. Хоть в пример приводи детям, как гниловатый, приторный образчик драматического пафоса. Как нелепо, боже ж ты мой.
Как страшно, на самом деле.
Та гражданская война, о которой бубнили вечерами в гостиной, и та революция, о которой рассказывал братбыли не одним и тем же. Первая была унылой страшилкой. От неё отдавало типографской краской, валериановыми каплями и прогорклой вонью залежавшихся запасов в кладовке. От второй захватывало дух. Это был прохладный шелест алых знамён, глаза нищих детей, удивлённо распахнутые навстречу хрустальным дворцам. Это было счастьем и смыслом. А потом это удивительное и сияющее вдруг переродилось в пыльную лабораторию в старом лодочном сарае. В обожжённые пальцы и затрёпанные перепечатанные под копирку брошюры по изготовлению бомб. В тёмные от копоти корпуса сталелитейного завода. И в презрительный взгляд брата: передумал? слабо?
Тонкий стержень перьевой ручки треснул в пальцах.
Вадим Палыч, вам плохо? спросил почти отличник.
Он помотал головой, не отрывая взгляд от окна.
Влад помахал рукой. Чуть припадая на левую ногу, побрёл к трамвайной остановке.
Всё?
* * *
В учительской было шумно и нервно. Сквозь гул голосов прорывался надрывный тенор естественнонаучника Андрея Васильевича.
и, представьте, одновременно! На Ясненской, Шигарёвской и Центральной. И да, говорят, прямо такая, как быларыженькая, в костюмчике своём. Только уже не человек. Господи, это ж ровно девять дней
Он осёкся, увидев Светлова.
Вадим Палыч, девочка ваша объявилась, заржал историк Королёв. Та, с фотографий. Воскреслаи давай наших метростроевцев шугать. По тоннелям гуляет, пакости на стенах пишет.
Не смешно, проворчал рассказчик.
Ну, постановка же, прошипел кто-то. Небось, ревнители старины постарались. Вас-то там не было, Андрей сдвинул брови. Здоровенный, извиняюсь, мужикодин из той бригадыидёт прямо по проезжей части и всхлипывает. И дрожит. Ему сигналят, а онне слышит. Ничего не видит вокруг, понимаете?
Пролаял звонок. Вадим проскользнул в дальний угол комнаты, рухнул в продавленное кресло и закрыл глаза.
Славно. Влад вернулся. Мёртвые девочки. Метро. Все рехнулись, это точно.
Хлопнула входная дверь. Вадим напрягся, услышав знакомый прокуренный голос. Её только сейчас не хватало, Дианы этой!
Светлов? В учительской вроде, бестрепетно сдал коллегу Королёв.
Вадим толкнул размокшую от ночного дождя раму окна. Влез на подоконник. Неуклюже спрыгнули, морщась от боли в пятках, бросился к забору.
* * *
Ой, ты так рано, обрадовалась Надя. А к тебе Влад приходил!
И ты открыла? выдохнул Вадим. Впустила его?
Ну конечно, растерянно захлопала ресницами Надя. Он ведь твой друг.
Охренеть. Вадим швырнул портфель на пол. Чужого человека? Надь, тебе сколько лет?!
Ему стало стыдно. Сам же искалнежную, домашнюю. А не собаку цепную. И всё-таки
Надь, ну ты думай в следующий раз, проворчал он, остывая. Ведь чужой человек. А если бы вор? Или похуже?
Вадюша, ну он же не вор! Вежливый такой. Тортик принёс. Мы поболтали.
О чём?
Ну, он восхищался, как мало город изменился. Мол, те же дома, те же заводы. Метрополитен ему нравится. Говорит, в столице красиво, а у нас ещё лучше будет.
Опять метро.
Дальше, сдавленно произнёс Вадим.