Две странные детали отметил Каспар в составленном по разным свидетельствам рассказе. Во-первых, у Паласара не было никакого груза. Ни повозки, ни лошади, ни сундука. Караванщик Лезаха забрал все, что могло принадлежать Паласару. Второе, люди по-разному оценивали его возраст. Человек, встречавший караван Лезаха, описал Паласара молодым. Другой наемник из рыцарей говорил о нем, как о человеке в почтенных летах, а Каспар, хорошо разглядевший Паласара вблизи, посчитал его стариком. Так сильно люди не ошибаются, но никто другой не обратил на это внимания. Каспар предположил, что Паласар использует какие-то трюки вроде накладной кожи, чтобы скрывать свою подлинную внешность.
На ночь Каспар получил комнату. Никто не знал, о чем он сговорился с Паласаром, но все видели, что Паласар ушел, заключив сделку. Это должно обернуться деньгами для Каспара, и об оплате можно не беспокоиться.
В обычной комнате Каспара было хорошо натоплено одна из стен была трубой печи, и не так сквозило через щели, как внизу. Кто-то из прислуги даже озаботился положить в жаровню свежих углей из печи, так что было в чем нагреть воду. Марихен предложила сходить за лекарем, но Каспар остановил ее, уверив, что они сами смогут все сделать.
Он знал этого лекаря, единственного на перевале, и у того было только одно особое медицинское умение, и оно приводило Каспара в замешательство. Лекарь пил мочу, смакуя ее, как лучшие вина. Делал он это, чтобы определить по вкусу, какой орган поражен болезнью. Для лекаря это, без сомнений, полезное умение. Наверное, этому можно научиться, и в каких-то университетах есть об этом специальные лекции, но как делать при этом такое заинтересованное и сложное лицо, какое бывало у здешнего лекаря во время диагностики, было выше понимания Каспара.
Обмывшись в тазу с горячей водой и нагрузившись вином, Каспар объяснил, что надо сделать. Они с Марихен отрезали кусок от льняного покрывала, завернули в него драгоценное содержание мешочка и размочили кулек в воде. Потом Марихен уложила сверток на рану Каспара и плотно привязала платком.
Каспар улегся на подстилку. Простыни и покрывала были, как обычно, грубы. По меркам перевала, первый класс, но грубее того белья, что Каспар знал в детстве. Он любил это место, все-таки ночей тридцать в году он проводил именно на этой плетеной подстилке.
Марихен задула свечу и прилегла рядом. Она решила поиграть с Каспаром и запустила руку ему между ног. Но Каспар не отозвался. Став почти бесчувственным от вина, он почувствовал, что с рукой Марихен на причиндалах засыпать стало чуть приятнее, но объятия Морфея влекли его сильнее, чем объятия Марихен. Очень скоро Каспар провалился в сон, спеша хотя бы на ночь отрешиться от своей тревожной участи.
Помнишь нашу первую ночь? Я порезалась о твой потайной нож, а ты сказал, что кровь в первую ночь хороший знак? шепотом заворковала Марихен, но Каспар едва слышал ее сквозь сон и не нашел в себе сил ответить. Марихен вздохнула и покинула его.
Пробуждение для Каспара выдалось тревожным. Он привычным движением привстал, откинул покрывало, поглядел на голые ноги, затем повернулся, поставил ступни на холодный пол и встал, ощутив под ногами уверенную опору. Он снова стоял, не ощущая боли. Невозможно!
Он сделал три шага до лавки, где валялась его одежда. Боль не возвращалась. Он сел и непослушными пальцами развязал, разодрал повязку на бедре. Он долго смотрел на полностью зажившую рану. Не веря глазам, он тыкал пальцами, сжимал, щипал, но никак не мог поверить, что зияющая дыра плоти превратилась в розоватый рубец. Пришлось уколоть себя лезвием, чтобы убедиться, что он не спит. Уж не были ли все бедствия, случившиеся с Каспаром за последнюю неделю, дурным сном? Может, это караван, рана и мятеж были затянувшимся кошмаром? Нет, рубец на ноге был свеж, чтобы его можно было принять за позабытый старый шрам.
В содранных с ноги бинтах Каспар отыскал истлевший от крови мешочек Паласара. Травы, остававшиеся в нем, пахли сладковатым трупным гниением. Каспар бросил их в остывшую жаровню. Вскоре одевшись, в недобром расположении духа Каспар спустился вниз, там он наскоро позавтракал парой яиц вкрутую с козьим молоком и со всех ног (теперь-то у него их две, и обе рабочие!) побежал в «Кардинал» за разъяснениями.
Паласара пришлось изрядно подождать. Паласар, по словам хозяина, вставал не ранее полудня. Ломиться в комнату щедрого гостя, если никто не умер или не при смерти хотя бы, хозяин строго-настрого запретил. Тут уж пришлось и Каспару подчиниться. Бузить в лучшем странноприимном доме не позволялось даже ему.
Гляжу я, чудо не слишком обрадовало тебя, мой друг, поприветствовал Паласар Каспара, когда наконец спустился из своей комнаты и почтил собравшихся внизу гостей. Но теперь я нахожу тебя здоровым и полным сил, чтобы приняться за мое дело.
Что это за магия? мрачно спросил Каспар и пожаловался: Нога еще болит.
Не так сильно! воскликнул Паласар. Совсем не то, что вчера. Спроси тут любого, не я ли поставил тебя на ноги? А если где и побаливает, то всяко не так, чтобы это помешало походу.
Каспар на это лишь неопределенно хмыкнул.
Эти рецепты для узкого круга, нагнулся Паласар к уху Каспара, но могу заверить, что там, куда мы движемся, нам могут повстречаться куда более удивительные вещи и превращения. Даже мне неведомо, чему я могу оказаться очевидцем, загадочно пообещал Паласар.
Сам-то он знал, что ничего такого удивительного не будет. Уж сколько он ходит-бродит со своей ношей, и ничего не происходит. Все его приключения не сравнить с тем, что ему довелось повидать в компании Мельхиора. Ему доставляло удовольствие удивлять простой люд из-под таинственной маски восточного алхимика. Если бы он знал, насколько близко его слова окажутся к истине, он бы поостерегся произносить их вслух.
Как же ты хочешь, чтобы я охранял тебя? Каспар бросил нытье и перешел на деловой тон. Я не берусь за работу, пока не узнаю всего.
Увы, нет, мой друг. Ты уже взялся за работу, за половинную плату, как я помню. Поэтому теперь ты будешь делать то, что скажу я.
Я могу отказаться, попробовал припугнуть Паласара Каспар.
Нет, не можешь. развел руками Паласар. Все здесь знают, что ты согласился. Я знаю местные порядки. В таких местах просто так не отказываются. К тому же, у меня нет уверенности, что травы не захотят вернуть твою болезнь обратно, если условия договора не будут соблюдены.
Ты как следует насадил меня на вертел, старик, вздохнул Каспар, признавая правоту Паласара. Но какую охрану хочешь? Куда мы идем и с каким товаром?
Груз прибудет скоро. Это будет одна повозка. Моя обычная повозка. Она только моя. В ней я буду жить в дороге, как живу обычно. От тебя мне нужен надежный отряд охраны и все, что необходимо в таком путешествии. Вот и все.
А сколько?..
Сорока человек мне будет достаточно, не дослушав, ответил Паласар, хотя Каспар хотел спросить, сколько дней Паласар собирается провести в походе.
Сорока?! изумился Каспар, забыв свой вопрос. Уж не собрался ли старик на какую-нибудь войну? Сорока! повторил Каспар. Почему бы не взять сразу дружину курфюрста? Как мне набрать сорок человек за короткий срок? И на кой черт тебе такой отряд?!
Я уже посчитал: в это время года тут можно легко набрать и полсотни. Мне говорили, ты один из лучших. Вот и займись этим отбери мне сорок человек. Оружие, стрелы, доспехи, что вы там еще носите с собой. Лошади, еда на семь дней Я не говорил, что наш поход займет семь дней?
Нет, Каспар получил ответ на вопрос, который не успел задать.
Так вот семь, может быть, восемь или десять, но мне говорили, что я могу уложиться в семь. На обратный путь запасаться не нужно. Вам дадут все необходимое, когда мы доберемся до места.
Куда мы направимся? поинтересовался Каспар, прикидывая, куда может двигаться Паласар. За семь дней с повозкой отсюда доберешься не так далеко.
В замок одного господина, что на севере отсюда. Другого тебе знать не нужно, дорогу я покажу.
Здесь не так много замков, не купился на это объяснение Каспар. Все замки принадлежат курфюрсту и его вассалам, но за семь дней можно дойти только до пограничных крепостей, управляемых его маркграфом. Это забытые богом охранные бастионы, куда ссылают за провинности. Там нет никаких господ. Там нельзя продать никакой товар. Там вообще нет никого, кроме не просыхающих от вина и разбоев гарнизонов, маркитанток и обслуги. Мы же не пойдем к ним? Жители перевала у них не в почете.