Отчего же?
Отец... часто занят. Он барон.
Любой отец должен находить время для своего чада.
У него много дел. Я не имею права... попрекать его.
Вновь помолчали. Содал, выяснив всё, что хотел узнать, собрался уходить и вежливо поклонившись, попрощался:
Приятно было с вами побеседовать, господин вар Дан.
И мне, ваше магичество.
Уже на пороге балкона, Содала догнал голос баронского сына:
Мне кажется, что даже если вы не найдёте мономана, то все равно можете быть полезным нам, ваше магичество.
Вот как? удивлённо обернулся Содал. И чем же?
Уничтожив разбойников. Они ведь тоже убивают людей. Значит заслуживают кары. Если бы вы помогли Тавосу поймать их, то оказали бы всем нам неоценимую услугу. Лиходеи бьют моих будущих поданных на дорогах, с тех самых пор, как в провинции завёлся мономан. Кто-то ведь должен их остановить?
Содал от услышанного едва не потерял лицо. Но, благо, сдержался. И, пожелав Фабиосу доброй ночи, поспешно покинул балкон.
***
Прошу прощения...
Не стоит. Всё в порядке.
Налли, скромно, но обаятельно улыбаясь ему в ответ, стрельнула зелёным глазком из-под рыжей чёлки и принялась протирать разлитое вино. Последнее время она часто бывала в покоях Содала, ссылаясь на «важность» гостя. То принесёт чего-нибудь с кухни перекусить, то молока свежего от знакомой доярки, то вина из только открытой бочки. Чародей был не против. Даже совсем наоборот.
Выпивать чародеям, в принципе, не воспрещалось, но всё равно основная масса Избранных относилась к хмельным напиткам довольно прохладносказывалась ответственность, воспитываемая в адептах с малых лет, но основная причина заключалась в том, что захмелевший разум терял контроль над спящей внутри Силой. Словно эдакие нетрезвые скачкичем больше пьешь, тем шустрее мчится конь, тем хуже держишься в седле. Последствия могли быть просто ужасающими. Содал всё это прекрасно понимал. Но в такие вечера, как сегодня, сам Эвэр велел взять небольшую передышку и чуть ослабить хомут нервов. Главное не переборщить.
В голове приятно шумело. По телу растекалось тепло. Слегка клонило в сон. За окном уже стемнело. Уютно трещали поленья. По-домашнему пахло сгораемым деревом. Пламя растопленного служанкой камина освещало покои чародея тёплыми оттенками красного, оранжевого и жёлтого. Своеобразная маленькая осень в пределах одной комнаты.
Сама Налли бросила на растекающегося по креслу Содала очередной «незаметный» взгляд и двинулась к застеленной шкурой кровати, стала взбивать перину и подушки.
О нём ничего не известно?
О ком? переспросил Содал, от хмеля в голове немного глуповато улыбаясь, понимая как он выглядит, но не желая стирать это последствие невинного послабления со своего лица. Отдыхать надо всем. Даже чародеям.
О мономане.
Улыбка, словно огарок свечи, медленно начала таять. Содал вздохнул, одним глотком осушил бокал, взглянул на огонь.
Давай не будем о нем. Не сейчас.
Простите, господин, елейно отозвалась Налли, не замечая или делая вид, что не замечает, пристального взгляда Содала на своей фигуре. Просто я переживаю о людях. Убивец уже стольких погубил. А скольких еще погубит, прежде чем справедливое отмщение обрушится на его чело.
«Она права, подумал Содал с лёгкой грустью и повернулся к огню. Если я не думаю о нем, это не значит, что он исчез или оставил свое поприще. Нет. Пока я здесь расслабляюсь и нахально раздеваю глазами Налли, безумец, возможно, уже подкрадывается к новой жертве... И самое страшное, я совершенно в растерянности. Пора признаться хотя бы самому себе. Я не знаю, что делать. Вся надежда лишь на чудо, либо на его ошибку...»
Я найду его, тихо ответил чародей наконец, вырвавшись из гипноза пляшущих языков огня. Обещаю.
Я не сомневаюсь в этом, господин...
Нет, ты не понимаешь. Я правда положу все силы, чтобы найти его. Если не ради людей, то ради тебя.
Налли, бросив на него откровенный взгляд, залилась краской и отвернулась. Содал отругал себя мысленно. «Если не ради людей, то ради тебя...»до чего же эти слова звучали глупо и по-мальчишески.
«Хватит, сказал он себе, собираясь с силами, ты этого хочешь. Она этого хочет. И плевать я хотел на Мезина. Если ему что-то будет не по нраву... Ему же хуже.»
Он поднялся, слегка нетвёрдо двинулся вперёд, с каждым шагом чувствуя, как быстрее бьется сердце в груди. Налли всё прекрасно видела, но делала вид, что не видела. Она как раз распрямилась от кровати, когда Содал оказался сзади и прижался к ней всем телом. Девушка едва заметно вздрогнула в его руках, но вырваться не пыталась.
Господин...
Ш-ш-ш... Я же просил не называть меня так.
Гос... Содал... что... что вы делаете?
То, что давно пора было сделать.
Но, мой дядя...
Его здесь нет.
Но, если он...
Прекрати.
Я просто не хочу, чтобы у вас были проблемы.
В ответ он взял её за подбородок, аккуратно, но настойчиво повернул и прильнул губами к её губам. Они были мягкими, горячими и слегка влажными. Страшно возбуждающими. Она это почувствовала и буквально затрепетала в его руках, как пойманная бабочка. Первый поцелуй сменился вторымон был продолжительнее и глубже, чем предыдущий. Содал, уже едва сдерживая себя, повёл руками вниз, нащупал груди с затвердевшими сосками, сжал их, прекрасно всё чувствуя через тонкую ткань. Налли, тихо постанывая, стала тереться о него, в то время как Содал впился губами в её шею. Пальцы нащупали завязки одежды, юбки взлетели вверх, одна за другой.
Он повалил её на кровать, сам себе дивясьеще никогда прежде Содала на распирало от подобной, звериной страсти. По кошачьи изогнув спину и чуть приподняв таз, Налли обернулась, окинула его томным взглядом зелёного глаза и тихо замурчала.
«Проклятье, подумал Содал. Еще чуть-чуть и я сам с ума сойду...»
Затем он скинул с себя одежду и набросился на свою молоденькую жертву. Жертва была не против.
***
Содал лежал на постели в своих покоях, под тёплой шкурой, закинув руки за голову и предаваясь размышлениям. На дворе стояла ночь. На груди тихо сопела Налли. Её рыжие волосы рассыпались по его груди. Сегодня им было хорошо. Очень хорошо. Как и все прежние, проведённые вместе, ночи.
Шли дни. Дело становилось странно запутанным и при этом до безобразия простым. В провинции проживало много людей, но большинство из них, были слишком простодушны, дабы учинять подобные зверства и оставаться безнаказанными. На практике, человек, одержимый манией убийства, рано или поздно, но оставляет след, насколько бы он не был хитёр. Почти каждый мономан, глубоко внутри, мечтает, чтобы его поймали, ибо считает себя гением и, как любой гений, желает быть признанным обществом. Но, учитывая ничтожное количество улик, Содал понимал, что простой крестьянин, кузнец или торговец рыбой, на подобное не способен. Значит оставалось искать среди обитателей замка.
Дован вар Дан отпадал сразу же. Слишком благородный. Это видно по глазам, по голосу, по манере речи. Содал умел разбираться в людях и барона он не подозревал. Но даже если бы тот оказался актёром от бога, старостьвот его главное алиби. Немощный старик просто физически не способен убить коренастого мужика-крестьянина. Тем более столько раз.
Следующим в списке был МезинМастер Наук, «любимый» дядюшка Налли. С одной стороны, он идеально подходил под образ мономана, но с другойзачем тогда он указал двору на странные символы в местах преступлений или на телах жертв, а затем и предложил вызвать чародея для расследования? Да еще и признался Содалу в том, что в молодости увлекался изучением Запретных Искусств. Конечно, при условии, что Мезин чертовски хитёр, можно было бы предположить, что подобной тактикой он пытается снять с себя подозрения, но Содал чувствовал, что дядя Налли здесь ни причем. Слишком много «но», в его случае.
Еще не стоит забывать про командира гарнизонаТавоса, однако же, старый вояка был слишком прямолинеен и не сдержан, дабы творить подобное и нигде не проколоться. Даже учитывая его явные психологические отклонения после войны с Дикими. Да, он мог бы убить человека в состоянии опьянения или даже по трезвости, если его хорошенько довести. Но не хладнокровно разделывать своих жертв, что коров на скотобойне. На роль мономана больше подходил баронский сынотчуждённый, странный, тихий и неприметный... но это было бы слишком просто. Или нет? Содал буквально нутром чувствовал, что дела обстояли куда сложнее, чем он предполагал. И последние слова Фабиоса о том, что разбойники и мономан, начали действовать одновременно, не давали ему покоя. Зачем он это сказал? Явно ведь не зазря! Здесь была какая-то связь. Точно была.