Молодые считали, что лет ему немеряно, да и жил он уединенно, оттого превратился для них в персонаж почти сказочный. Потому Зоря, пока старец, отвернувшись, шарил в своих котомках и туесах, откровенно пялился на него. Ну и нора старца была такая тесная и тёмная, что и смотреть боле не на что.
Наконец водун указал Нетвору, где сесть. Родим и Зоря умостились рядом, прямо на земляном полу. Нетвор с почтением принял от старика воды, куда тот бросил щепотку отысканных-таки трав. Родим, в свою очередь, тоже хлебнул из чашки: вода пахла стынью и чуть горчила, словно болотная, что пьют по нужде в походе, настаивая на рябине.
Совета спросить пришли, неторопливо, но твёрдо начал Нетвор.
Водун молчал, поджав губы, хотя рот его, приметил Зоря, не провалился ещё. Целы были зубы, да недоволен старец.
Старые боги слабеют. Волкам молодым нравятся чужеземные боги, сильные, воинственные. А старшие вои ропщут, продолжал киян.
Водун поднял вдруг огнистый свой взгляд на Нетвора. Тот замолчал. Стало на секунду или две очень тихо, и вдруг старец захохотал: словно задребезжали у него внутри сухие деревянные плошки.
Вои молчали. Водун смеялся.
Старые боги, новые боги, прорезался наконец его голос. Какие у вас-то «новые» боги? Как зовёте вы их? Ну?..
Хурс, мм Хорс и Семурга, запнувшись, пробормотал Нетвор, который смолоду не видел хохочущего водуна, да и новые имена слышатьодно, говоритьсовсем иное.
Хорсэто ваше волчье коло, лик солнечный, но не зимний, а что опаляет. Много личин у солнца. В землях, откуда ушли, холодных, больше чтят Коло, что на весну растёт. Хорс же из горячей земли, где хлада мало, а яри у солнца много. Оттого и Хорс там яростен А Семургаогня слуга, собака огненная. Крессу она сродни, богу тёмному!
Водун произнёс запретное имя хлёстко, так что вздрогнул Зоря, а Родим принял тайное слово на обмякшие мышцы, как удар, которого не избежать. Нетвор же только нахмурился.
Разве так бывает? спросил он, нацелив на водуна тяжёлый взгляд.
Все народы из одних земель, от одного корня пошли, с наставительной усмешкой сказал водун. Видно позабавили его одеревеневшие плечи Зори да насупленные брови кияна. Одни роды раньше из Земель Благодатных ушли, другие позже. А память ваша На второй круг дети народятсяи нет её! Водун задышал тяжело. Сложил пальцы щепотьюзнак, ограждающий от горячей Крессовой гордыни (не любил он поучать: размысление ваше, говорил, огонь, наставления моизола). Вот реките мне, от кого есть пошли люди? Помните хоть?
Нетвор молчал. Взгляд водуна скользнул по младшим воям.
От Первуши, зардевшись, выпалил Зоря, и рот его расплылся в мальчишеской улыбке.
Старик поворотил взгляд на Родима:
А ты?
Говорят, раздумчиво начал Родим, что первых людей родила большая Мёдведица, чьи семь костров на небе. А зачала она от воли Вышнего Раза Родим поднял глаза к невидимой синеве, сердцем касаясь знакомых созвездий. Ему стало вдруг тепло и спокойно. Словно мать с небес улыбнулась сыну своему.
Верно говорят, согласился водун. А помнишь, как ещё зовут цепочку огней на небе, что ты назвал?
Мёдвед, сказал Родим уверенно.
Так Мёдвед или Мёдведица?
Родим задумался.
Мама говорила Мёдведица, бывает, слышу Мёдвед.
Хороших ты волчат привёл с собой, Нетвор, без иронии одобрил водун. Такие берут и сверху, и снизу.
Он склонился к Родиму, горячо дохнув ему в лицо.
Скажу тебе за то, что погадливый. Не Мать нам и не Отец тот, от кого мы пошли. Вот скажи, когда говорим «дитё», думаем ли, что мальчик или девочка?
Родим помотал головой.
Вот и прародитель наш не мать нам и не отец. Одно. И отец, и мать. Правда лишь та, что семь корней в нём, а восьмойнаш. Потому, кто больше ценит отцовскую силуговорит отец, кто заботу материнскую чуетмать зовёт. А он, кто создал, совсем чужой нам теперь. В два разрослись мы. Из одной дорогидве сделали, одну силу пополам разорвали. Но и радость в том наша, и проклятие. А развилок на пути много ещё. Да и пути все вниз. А сказки про богов ваши
Старец замолчал, и только слышно было, как дышит он сухо. В норе его было тихо и благостно. То ли правда склонные к Сварге помыслы дарят покой жилищу, то ли место умел выбрать водун, но такого покоя нигде не ощущал ещё Родим. А может, покой шёл сейчас от самого водуна, уходящего так от обид жизни, от всего, что лежало теперь между ним и почти позабывшими чистоту Вышнего Раза родовичами его? Может, больше всего хотелось водуну взять тяжёлую глиняную миску да врезать сейчас о тупую башку Нетвора
Родим вздрогнул, думы эти странные нашли на него, как наваждение.
Так зачем же пришли? вернулся от задумчивости и водун. Говорил он уже не так сердито, больше грустно. Узнать, одобряю ли? Сами могли бы решить.
В голосе его слышались понятная старческая усталость и непонятноене так длинен был разговорраздражение. Неужто и вправду озлился? Неужторассержен был? Причина не была очевидна молодому вою. Возможно, крылась она в давних, не слышанных им спорах о богах?
Нетвор молчал. Зная, видимо, нрав старца, почитал за добро не перечить ему.
Старые ваши боги, новые ваши боги, продолжал бурчать водун. Суть одноглупость. Оттого она, что не чуете уже ничего. Верьте вы во что хотитебольшого вреда не будет уже.
Родим понял, что старец ругается на что-то когда-то непонятое и сделанное не по его нраву. И он осмелился, пользуясь правом младшего, влезть с вопросом вперёд Нетвора.
А что не глупость?
Родим ожидал окрика или хотя бы сердитого взгляда, но Нетвор глядел в пол.
Старец, однако, посмотрев на Родима, смягчился чуть.
Что ни глупость, то не для воев. Скажукак убивать будете? Как будете живую душу неволить? Вот ты, водун ткнул долгим пальцем в Родима, пойдёшь ко мне в учение?
Родим сам не понял, отчего взяла его вдруг оторопь. Не едал он келейного хлеба, ученья веды не знал. Почто испугался вдруг?
Он потряс головой, оглянулся на вконец помрачневшего Нетвора
То-то и оно, хмыкнул старец. Вот в этом и истина. Умирает дух. Некому его выносить боле. Слабы стали росы. Страшатся. Весь теперь дух в землю идёт. Когда подыметсямне неведомо. Но и путь наш весь в землю. Все туда уйдём. Подымемся ли? Идите же к миру! Верьте. Недолго такой свободы осталось. Как оглохните сердцем, так уж вас не спросят. С кровью веру мешать будете. Идите!
И взор старца опять заблудился. Глаза его стали совсем пустые, как у снулой рыбы, словно вдруг позвал его кто-то, а он и ушёл, только остов костяной по забывчивости в келье бросил. А может, по тем дорогам телу человеческому и хода нет? Только один миг и глядел ему в глаза Родим, а отблески кровяные да огненные почудились. Хоть и огня-то не было в келье.
Нетвор и оробевший, скованный душевным ознобом Родим с мало что понявшим Зорей удалились тихо, чтобы не беспокоить водуна в его блужданиях.
Только выйдя на воздух, Родим почуял, как сильно и отрывисто стучит у него сердце. Словно прикоснулся к невыносимому страху и невыносимой прелести сразу. Так страшно и радостно было ему, когда в далёком детстве из испуга и по случайности убил он первого своего волка. Огромного людоеда, не побоявшегося зайти в селище, пока поселяне и призванные на помощь вои тропили его. И подоспевшие на крики тропщики удивились тогда матёрости зверя. Головами качали, говорили, что сам Род, верно, стоял позади мальчишки. А не старый ещё Нетвор, едва ставший тогда, в тяжёлое и смутное время, кияном после гибели Бивоя, велел мальцу, кликали которого тогда, как многих, Малко, самому вырезать сердце у волка. И, когда тот взял чужое, забилось вот так же своё. Но изварзанный до бёдер волчьей кровью мальчишка скрепил своё сердечко, отдал Нетвору горячий комок мяса. И руки не задрожали. И киян сказал, повернувшись к немногим бывшим с ним воям и охотникам из селища:
Вой будет. Родим будем звать.
Испугался отец, но и обрадовался, видел Родим. А сам он боялся, что по случайности произошло это с ним, мальцом, такое. Но боги, видно, хранили его и потом. «Случайности» шли одна за другой. То нежданный порыв ветра швырнёт его охотничью стрелу в лицо засадному врагу, то однодеревку прибьёт не к тому берегу, но там и будут ждать свои, то спасёт из плена раб-чужак, заворожённый незнакомой синью в глазах воя