Некоторое время мы ждем, когда на тарелках появится завтрак. Сегодня вторник, а это значит, что нас ждет яичница с беконом, и я уже предвкушаю ее запах, и тонкие полоски прожаренного до хруста мяса, и желтое сердце яичницы, посыпанное перцем, и тосты с малиновым джемом, и горячий чай.
Я закрываю глаза, и вместо всего этого чувствую запах гнили, крови и земли. Еще я слышу смех Ниветты. Наконец, мне достает смелости открыть глаза. На белоснежной тарелке передо мной, в окружении серебряных приборов и чистых салфеток лежит птичка. Вернее, то, что было ей когда-то. Глаза, потерявшие блеск, широко открыты. Насекомые уже прокладывают свои дорожки в этой плоти, под тусклыми перышками. Ласточка. Я вижу, как деловито снуют туда и обратно маленькие жучки, как извивается опарыш в открытом брюшке. Внутренности птички вывалились на тарелку, и я вижу кишки и сердечко. Крохотное сердечко, на котором сидит здоровая навозная муха и блестит зеленой спиной. Клюв у ласточки приоткрыт. Гнилая кровь похожа на варенье, она гораздо темнее свежей, и издает запах, от которого я бы с радостью упала в обморок, если бы могла. По моей тарелке расползаются любопытные насекомые. Я вижу, что Кэй перед нами несмотря на наши брезгливые взгляды давит маленьких жучков, почти не обращая внимания на свою ласточку. Моргана смотрит на птичку, лежащую в ее тарелке, как на невкусный завтрак, излишнего удивления на ее лице нет, только досада. Ниветта продолжает смеяться, теперь она раскачивается вперед и назад, и я вижу отражающееся в ее больших глазах движение насекомых.
Гвиневра вздыхает, а потом поднимает руку:
- Учитель Мордред, - говорит она. Мордред поднимает на нее взгляд. На тарелках взрослых так же лежат мертвые птички. Ланселот брезгливо отпихивает свою, а Галахад шепчет что-то одними губами, и птичка иногда дергается в такт его словам. Сам же Мордред ведет себя как ни в чем не бывало.
- Да, Гвиневра? - спрашивает он вежливо, так, будто не произошло ничего необычного.
- Птицы...
- Я не понимаю, о чем ты.
- У нас на тарелках мертвые птицы.
- Да. А что?
- Объясните нам пожалуйста, почему мы лишены завтрака? - спрашивает Гвиневра. Самое странное в ней то, что в Гвиневре нет ровным счетом никаких странностей. Она вполне себе нормальная, серьезная девочка, ее сложно смутить и она никогда не теряет самообладания.
Мордред чуть отодвигает тарелку, принимается вытирать руки салфеткой, смотря на Гвиневру. Затем он говорит:
- Я бы хотел услышать ваши объяснения. Предположения? Умозаключения?
Все сидят молча, только иногда звенит тарелка Галахада, когда его ласточка конвульсивно вздрагивает.
Тишина воцаряется такая, будто перед началом представления в театре. Или перед казнью. Я не была ни там, ни там, поэтому не могу утверждать с уверенностью.
- Хорошо, - говорит Мордред. - Не думал, что я могу выразиться еще яснее. Вы должны были догадаться о том, что это не обычное меню для завтрака и, используя логическое мышление, невиновные должны были подумать, что кто-то провинился, а виновник прийти в смятение.
Тишина становится еще глуше, мертвая ласточка Галахада тоже затихает.
- Я хочу знать, кто это сделал, - добавляет Мордред таким тоном, будто если мы не поняли, почему у нас на завтрак мертвые птицы, то восприятие человеческой речи тоже представляет для нас проблему.
- Это не я! - говорит Кэй. - Теперь поесть можно?
- Разумеется, - отвечает Мордред, и Кэй с отвращением пялится на ласточку, не покидающую его тарелки. - Если хочешь.
Когда, как волнующееся море, снова утихают все звуки, Мордред продолжает:
- Сад полон мертвых птиц. Сегодня утром моя прогулка была этим омрачена. Мне не хотелось бы верить, что кто-то из вас к этому причастен. Я запретил вам использовать боевую магию в неурочное время. Она может вас убить.
- И, - говорит Галахад. - Нанести необратимый вред местной экосистеме. Даже убивая, вы не должны думать только о себе.
Мордред смотрит на Галахада с недоумением и досадой. Мне всегда казалось, что взрослые, Галахад и Ланселот друзья, хотя имена отца и сына из артуровского цикла и вносят некоторую двусмысленность. Однако, Мордред держится с ними обоими холодно и отстраненно. Они примерно одного возраста, от тридцати до сорока, точнее не могу сказать - слишком мала выборка. И они называются себя выпускниками этой школы.
Я с десяти лет слышу ужасную историю о Королеве Опустошенных Земель. Мы ведь живем в действительно большом доме. Три этажа, четыре крыла, бесчисленные комнаты, запертые на ключ, огромная библиотека. Частная школа достаточная, чтобы разместить пятьдесят учеников, а нас - шестеро. И у нас всего трое учителей. Так было не всегда. Прежде наша школа процветала. Учителя собирали волшебников со всей страны, и привозили их сюда. Здесь выучилось множество магов, здесь творилось бесчисленное количество заклинаний, здесь сходили с ума и становились равными богам. А потом пришла Королева Опустошенных Земель. Сколько бы раз Галахад или Ланселот ни рассказывали эту историю, я каждый раз не совсем понимаю, кто она все-таки такая. Сущность. Правильнее всего, наверное, будет назвать ее так. То, как устроены наши головы, это и счастье, и горе. Мы можем творить чудесную магию, превращать воду в огонь, разговаривать с животными, оживлять железо, однако же безумие дает нам не только силу изменять мир. Оно порождает кошмары. Королева Опустошенных Земель была чем-то, что можно назвать интегральным кошмаром. В ней слилось все безумие, весь страх, копившийся в стенах школы годами. Она проникла сквозь головы учеников и учителей, и сделала их безумие реальным. Боявшиеся задохнуться, умерли от удушья. Слышавшие голоса, увидели их обладателей. По-настоящему. Началась резня, а Королева Опустошенных земель ходила по школе, ласково привечая всех безумцев, чьим символом она являлась. Собирала их души. В ту ночь использовалась настолько сильная магия, что она отрицала сам мир. Так школа оказалась отрезана от всего, что было прежде. Мы часто ходим на пруд, что за ухоженным садом, и за его пределами видим пустоту. Это такое черное, огромное море, в котором нет ничего, даже волн. Мы называем Пустоту Болотом, потому что иначе слишком страшно об этом думать. Если бросить в Болото камень, он исчезнет, будто и не существовал никогда.
Королева Опустошенных Земель насытилась и ушла, не оставив почти никого, кроме трех аспирантов, сумевших сражаться и выжить, по чистой случайности, потому что в этой резне не было правых и виноватых, и шестерых детей, слишком маленьких, чтобы излучать достаточно безумия и достаточно маленьких, чтобы спрятаться.
Раньше у школы было имя, теперь его нет. Раньше у нас были имена, теперь их нет. Мы отрезаны о мира, где-то там выходят новые книги, где-то там снимают фильмы, летают в небесах, но у нас есть только небольшой клочок земли посреди леса. Мы учимся, чтобы стать настоящими волшебниками и выбраться отсюда.
Мы учимся, чтобы стать сильнее наших учителей и пройти сквозь пустоту.
Мордред перекладывает вилку и нож, так чтобы они располагались еще ровнее, а потом говорит:
- Тот, кто это сделал все равно будет наказан. Я даю вам минуту, чтобы признаться. Птицы важны в наших ритуалах. Так что, один или пара, а может быть каждый из вас портите школьное имущество. Это наказуемо. Даю вам тридцать секунд на добровольное признание.
Он принимается считать, постукивая лезвием ножа по тарелке. Я снова смотрю на мертвую ласточку, меня тошнит от страха при мысли о том, что я могла это сделать. Это представление почти становится воспоминанием, иногда со мной такое бывает. Мне хочется расплакаться, когда тридцать секунд истекают, однако я сдерживаюсь.
А потом я чувствую, как в моей голове разрывается какая-то струна, без которой я вся становлюсь обнаженной и уязвимой. Я смотрю на своих однокурсников. Гвиневра сидит прямо, как будто ничего не происходит, Моргана закрывает глаза, на ее губах играет легкая улыбка, Ниветта раскачивается вперед и назад, а Кэй зажимает уши руками. На Гарета я стараюсь не смотреть.
Ощущение беззащитности, полной капитуляции охватывает меня сильно и мгновенно, мне приходится покориться ему, потому что сопротивляться чтению мыслей больно.