Нетпрошлому! скандировали люди. Дабудущему!
И нежная бумага чернела, скорчивалась, рассыпалась в прах, а вместе с нейбуквы, сложенные в слова, и слова, составленные в предложения, стройные бастионы абзацев и диалогов, все это погибало в огне, безвозвратно.
Нет прошлому!
И огонь пожирал книги Чехова, Диккенса, Бальзака.
Да будущему!
И пламя лакомилось изданиями Достоевского, Уэллса, Хемингуэя.
Нет одиночеству!
Цепочка людей медленно шла в хороводе вокруг пылающих костров.
Да Восхождению!
Каждый бросал в костер по книге, блокноту, тетради, каждый отдавал голодному рыжему зверю в жертву часть себя, откалывал по кусочку и уничтожал с радостным смехом. Из костра вырвалась фотокарточка, встрепенулась и опустилась на асфальт. Илья увидел, что на ней снят ребенок в детской коляске. Треть карточки съел огонь, огонь продолжал лениво обгладывать почерневший край, и Илья наступил на фотографию, чтобы затушить ее.
Едкий черный дым возносился в ночное небо и окрашивал его чернильную черноту светло-серыми полосами, в которых мелькали светлячки искр. Толпа продолжала скандировать речевки. Черные в багровых отсветах, силуэты сливались друг с другом, и только значок Восхождения, нанесенный фосфорной краской, четко виднелся на спине и плече каждого. А над всем этим парил огромный экран, который транслировал мистерию в отдаленные концы площади и передавал картинку по телеканалам.
Илья вглядывался в лица митингующих, но как ни старался, не смог увидеть ничего, кроме марлевых повязок и головных уборов. Он не видел людей. Он видел связи, протянутые к одному источнику, и темную энергию, выкачиваемую из их душ, которые прятались в шевелящейся массе из ног, рук и голов.
Топка, и угли в ней.
Подняв с земли фотокарточку, Илья стал отступать назад, к стене дома. Оргия подходила к концу. На экране возникла надпись, и все повернули головы к небу.
Братья! Фейерверк!
И под многотысячный рев толпы в небо взметнулся первый снаряд. Неуверенно пробрался к самому верху, громко хлопнул и расцвел ярким цветком. За ним последовали остальные, наполняя ночное небо россыпью огней, которые отражались в глазах смотрящих вверх.
Илья медленно шел вдоль стены, пока не наткнулся на двух сцепившихся в противоборстве, мужчину и женщину.
Отдай! шипела женщина, безуспешно стараясь вырвать что-то из рук мужчины.
Нет, сдавленно крикнул он. Нет! Я передумал.
Не глупи! Нужны деньги! наконец она извернулась и ухитрилась выхватить то, что так оберегал мужчина. Тоже книга. Она хищно дернула книгу за один край и та треснула ровно посередине.
Что ты творишь! рявкнул мужчина. Это же подарок!
Женщина секунду смотрела на него, по совиному вытаращив глаза, потом поспешила к кострам. Мужчина остался стоять со второй половиной книги. Выглядел он жалко: сгорбленный, истаявший. Искалеченные страницы слабо отбивались от ветра. И когда Илья крался позади него к спасительному переулку, до него донеслись приглушенные слова:
Пощады нет пощады нет
Илья почти бежал по переулку. Уши у него горели, несмотря на морозец, прихвативший город к ночи. Кто-то с визгом шарахнулся от него. Залаял пес. Илья миновал много перекрестков, не разбирая дороги, пока кривая не вывела его к нарядным улицам торговых кварталов, где было много кафе, ресторанов и дискотек. Залетев в первый же попавшийся кабак, он обшарил взглядом помещение в поисках черных, не нашел их, облегченно выдохнул, поспешил купить себе полграфина водки, картошки, черного хлеба и забился в угол, чтобы забыться там в пьяном беспамятстве, и уснуть прямо на столе, не помня и ненавидя себя и весь этот мир.
Прежде чем он окончательно утратил чувство реальности, в ушах звенел голос из-за соседнего столика, который горько говорил:
Когда кричат о мире, это всегда кончается войной.
24
Он пробирался по переулку, стараясь не шуметь, но осколки битого стекла все равно хрустели под ногами. Фонарь больше не горел. По тупику разгуливал хулиганский весенний ветер. Сугробы истаяли, обнажая неприглядные горы почерневшего прошлогоднего мусора. Плюсовая температура усилила естественные процессы, и принесла запах.
Мерзкий запах разложения.
Март умирал. На календаре поселился предпоследний день этого сумбурного месяца.
Он подобрал с земли палку и с надеждой постучал по мусорному баку. Ничего. Ветер издевательски свистел в щелях. Где-то поодаль выясняли отношения коты. Он подождал для верности с минуту и зашел за бак, по тропе, ведущей к входу в подвал.
Дверь была заколочена. Стены по краям, да и сама обшивка двери сильно обгорели. Перед порогом чернела лужа. Он еще раз обернулся, посмотреть, как бы не заметил патруль. Теперь улицы города усиленно прочесывали дружинники ГИ. За какой-то месяц город изменился до неузнаваемости. Горожан словно подменили, как в старых фильмах про захват Земли пришельцами из космоса. Любой косой взгляд, лишнее движение, неверное словои тебя берут под локоть.
Переулок схватился тишиной. Коты продолжали орать. Удивительно, как их еще не поймали. Их участи не позавидуешь. Илья подошел к здоровой, сваренной из двух листов двери вплотную, дернул ручку. Кроме досок, закрывающих вход в подвал, на двери висел массивный замок. Илья поднес ухо к холодному шершавому металлу: прислушался.
Тишина. Внутри что-то капало. Он простоял в напряженной позе несколько минут, пока ухо совсем не окоченело, но так ничего и не услышал.
Фантомные голоса?
Стук кастрюли о старенькую плиту?
Хриплый смех?
Всего лишь игра твоего воображения.
Может, ничего никогда и не было. Может, все этои впрямь плод твоей фантазии, или дурной сон
А он так хотел увидеться с Антоном. Поговорить. Не судьба. Что сталось с этим малым? Процедурой «очистки» улиц от нежелательных элементов занималось особое подразделение ГИ, а куда они увозили всех бомжей, бродяг и наркоманов, ему отчего-то знать не хотелось.
Он вздохнул и поднялся в переулок. Посреди горок мусора кляксой чернела собака с порванным ухом и желтыми немигающими глазами. Илья смотрел на пса. Пес смотрел на Илью. Молча, совершено спокойно, вглядывался в глаза Илье, и казалось, чего-то ждал. Обычно собаки отводят взгляд или начинают лаять. Этот молчал. Из-за туч выбралась ущербная луна, пролив в переулок немного тусклого света. Неверные длинные тени прыгнули на стены. Илья не шевелился, опасаясь, что спровоцирует собаку. Грудь разбирал кашель: дня два назад он подхватил простуду и вот сейчас, зажав рот, сотрясался от спазмов.
Пес развернулся и побежал к выходу из переулка. Илья наконец откашлялся, сплюнул на асфальт вязкий комок, чувствуя слабость и жар по всему телу. Отдышавшись, он поковылял к улице. Пес по-прежнему стоял там и ожидал его. Илья осторожно поравнялся с собакой; так они замерли, разглядывая друг друга в ночном молчании.
И чего тебе нужно?
Собака побрела вниз по улице, пометила ближайший фонарный столб, села и посмотрела на Илью, чуть склонив голову. Илья взвешивал диспозицию. Совершенно очевиднопес приглашает следовать за собой.
Перевалило далеко за полночь. С момента болезни Илья лишился второго Зрения и больше не мог видеть Связи. Все, что он теперь виделэто марширующие по улицам отряды ГИ, стерильные тротуары и толпы посеревшего народа, муравьями снующие по своим делам. Звонки от Кукловода прекратились. Никаких сообщений в социальных сетях. Последние сутки он сидел на кровати, распустив слюни, как «овощ» в дурке. То, что раньше накачивало его энергией, исчезло, и вот теперь наступила ломкаон треснул, разошлись швы, и опилки посыпались наружу. Он превратился в развалину, расклеивался, распадался на куски.
Ладно, дружище, прохрипел он. Будь по-твоему.
Черный пес ухмыльнулся, умыл морду красным языком и потрусил дальше, по самому бордюру. Илья зашагал следом, вжав голову в плечи, кутаясь в ставшую такой холодной куртку. Месяц опять спрятался за тучами. С карнизов капало. То и дело срывался кусок наста и с хрустом шлепался на землю. Иногда проезжали машины. Пес семенил по бордюру, изредка нюхая землю, словно бы сверяясь, правильно ли проложен маршрут. Илья старался не отставать и не думать, что произойдет, когда они наткнутся на первый же патруль.