На самом деле одежда была даже чересчур в порядке. Все, что я носил не снимая неделямимоя единственная пара джинсов, несколько футболок и фуфаек, куртка, всё это не воняло. Всё словно только что постирали, высушили и, пока я лежал без сознания, надели на меня. И это вселяло некоторое беспокойство. От одежды даже немножко пахло лимономкак в те старые добрые времена, когда вещи мне стирала мама. И ботинки были будто новенькиеблестели, как в тот самый день, когда я выудил их из помойки на задворках магазина «Марафон спортс».
И что уж совсем поразительно: я сам был чистый. Руки не покрывал налёт глубоко въевшейся грязи. Кожу, по ощущениям, отскоблили дочиста. Я провёл пятернёй по волосамникаких колтунов, листьев и прочего сора.
Я медленно поднялся на ноги. На мне не было ни царапинки. Я пружинисто попрыгал. Да я сейчас спокойно милю пробегу! Я вдохнул аромат дыма из каминов и приближающейся метели. И почти рассмеялся от радости: я каким-то чудом выжил!
Правда это ведь невозможно.
Тогда где я?
Постепенно мои органы чувств исследовали окружающее пространство. Я стоял во дворе роскошного особняка, из тех, что красуются на Бикон-стрит, восемь этажей подпирают зимнее небо, повсюду пафосный белый камень и декор из серого мрамора. Двойные двери из тёмного дерева окованы железом. И посередине каждой створкидверной молоток в форме волчьей головы. В натуральную величину.
Волки Что-то мне здесь уже не нравится.
Я оглянулся в поисках выхода на улицу, но никакого выхода не нашёл. У меня за спиной тянулась сплошная стена из белого камня футов пятнадцати в высоту. И так вдоль всего двора. Но это же странно: чтобы стенаи без ворот?
За стеной я видел не очень много, но было вполне очевидно, что это Бостон. Вон вдалеке торчат небоскрёбы района Даунтаун Кроссинг. Судя по всему, я на Бикон-стрит, между мной и небоскрёбамипарк Бостон Коммон. Но как меня сюда занесло?
В одном углу двора росла высокая берёза с чисто белой корой. Я подумал было влезть на неё и осмотреться, но оказалось, что нижние ветки слишком высоко. И тут до меня дошло, что ветки-то все в лиственемного странно для середины зимы. И ладно бы одно это: листья берёзы блестели, точно кто-то покрыл их краской из золота высшей пробы.
Возле дерева к стене была привинчена бронзовая табличка. Я сперва не обратил на неё внимания: такие памятные доскиу половины бостонских домов. Приглядевшись, я увидел, что надпись сделана на двух языках. Первый был древнескандинавский, я уже узнавал эти буквы. А второйанглийский:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РОЩУ ГЛАСИР!
ПОПРОШАЙНИЧАТЬ И ПРАЗДНО ШАТАТЬСЯ ЗАПРЕЩАЕТСЯ.
СЛУЖБЫ ДОСТАВКИ ПРОСИМ ВХОДИТЬ ЧЕРЕЗ НИФЛЬХЕЙМ.
Как скажете Хотя, пожалуй, на сегодня мой лимит чудес исчерпан. Надо валить отсюда. Перелезу через стену, выясню, что там с Блитцем и Хэртом и, возможноесли буду добрый, с дядей Рэндольфом тоже. А после этого рвану автостопом в Гватемалу. С этим городом пора завязывать.
И тут деревянные двери со стоном раскрылись внутрь, и наружу выплеснулся ослепительный золотой свет.
На пороге стоял грузный дядька, одетый в форму швейцара: цилиндр, белые перчатки, тёмно-зелёный сюртук с фалдами. На лацкане был вышит вензель «ОВ». Но при всём при том дядька меньше всего напоминал швейцара. Бородавчатое лицо было всё в золе. Бороду он не стриг десятилетиями. Налитые кровью глаза выдавали в нем убийцу. И вдобавок на поясе у дядьки висел двулезвийный топор. На бейджике с именем значилось: «ХУНДИНГ, САКСОНИЯ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАБОТНИК С 749 г. в. э.»
П-пппростите, пролепетал я. Я ммм наверное, дверью ошибся.
Дядька нахмурился, прошаркал поближе и понюхал меня. От него самого разило скипидаром и горелым мясом.
Дверью ошиблись, говорите? Ну, это вряд ли. Вам надо зарегистрироваться.
Э-э-э что?
Вы же умерли, так? сказал дядька. Идёмте за мной. Я покажу, где регистрируют.
Глава 9. Ключ от мини-бара? Дайте два!
ЕСЛИ Я СКАЖУ, что внутри это место оказалось куда просторнее, чем снаружи, вы удивитесь? Не думаю.
Одно фойе потянуло бы на нехилые охотничьи угодья. Места тут было раза в два больше, чем особняк занимал снаружи. Целый акр деревянного пола покрывали шкуры разных экзотических зверей: зебр, львов и ещё какой-то сорокафутовой рептилии, которую я бы не хотел встретить живьём. У правой стены потрескивал камин размером со спальню. Перед ним на мягких кожаных диванах развалились несколько старшеклассников в пушистых зелёных банных халатах. Ребята смеялись и попивали что-то из серебряных кубков. Над каминной полкой нависала волчья голова.
«Опять двадцать пять! мысленно проворчал я. И тут волки».
Потолок подпирали грубо обтёсанные брёвна. Стропилами служили копья. На стенах сияли начищенные щиты. И казалось, всё излучает свет: тёплое золотое свечение резало глазакак бывает, когда выйдешь летом в погожий день из тёмного кинозала.
Посреди фойе возвышался стенд с объявлением:
РАСПИСАНИЕ НА СЕГОДНЯ
10.00, зал Ослоединоборство не на жизнь, а на смерть
11.00, зал Стокгольмакомандные бои не на жизнь, а на смерть
12.00, трапезнаяшведский стол не на жизнь, а на смерть
13.00, дворвсеобщая битва не на жизнь, а на смерть
16.00, зал Копенгагенабиркам-йога не на жизнь, а на смерть (просьба захватить свои коврики!)
Швейцар Хундинг сказал что-то, но в голове у меня уже так звенело, что я не расслышал:
Простите, что вы сказали?
Багаж, повторил Хундинг. У вас есть багаж?
Э-э-э Я потянулся к лямке на плече. Похоже, мой рюкзак не пожелал воскресать вместе со мной. Нет.
Нынче все без багажа, проворчал Хундинг. Вам что, ничего не кладут в погребальный костёр?
Куда не кладут?!
Не суть. Швейцар бросил хмурый взгляд в дальний угол фойетам лежал корабль, перевёрнутый килем вверх. Он-то и служил стойкой администратора. Полагаю, нынче и костры-то не в моде. Идёмте.
Человек за килем, видимо, стригся у того же парикмахера, что и Хундинг. Борода его была так огромна, что ей впору было присвоить почтовый индекс. Волосы напоминали натюрморт «Индейка врезалась в лобовое стекло». На нём был травянисто-зелёный костюм в тонкую полоску. На бейдже значилось: «ХЕЛЬГИ, УПРАВЛЯЮЩИЙ, ВОСТОЧНЫЙ ГОТЛАНД, ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАБОТНИК С 749 г. в. э.»
Добро пожаловать! Хельги оторвался от монитора и взглянул на меня. Хотите зарегистрироваться?
Я
Заселение с пятнадцати ноль-ноль, сообщил он. Если вы скончались раньше, гарантировать, что ваш номер успели подготовить, не могу.
Так давайте я снова оживу, предложил я.
Нет-нет. Хельги постучал по клавиатуре. А, вот и славно. Он расплылся в широкой улыбке, демонстрируя все три (да-да, три!) зуба. В рамках акции мы предоставим вам люкс.
Хундинг рядом со мной пробурчал сквозь зубы:
Тоже мне акция. У нас кроме люксов ничего и нет.
Хундинг угрожающим тоном произнёс управляющий.
Виноват, сэр.
Не вынуждай меня прибегнуть к палке.
Хундинг поморщился:
Ни в коем случае, сэр.
Я посмотрел сначала на одного, потом на другого, сличая их бейджи.
Так вы, получается, с одного года тут работаете? заметил я. А что значит «в. э.»?
Всеобщая эра, пояснил управляющий. То, что у вас принято называть «новой эрой».
А чем вам «новая» не нравится?
Мы используем «всеобщая» из соображений толерантности. «Новая эра» всё-таки содержит намёк на отсчёт от Рождества Христова. А это травмирует психику Тора. Он всё ещё зол на Иисуса за то, что тот не принял его вызов на поединок.
Чего-чего?
Это неважно, заявил Хельги. Сколько вам ключей? Одного достаточно?
Я так и не понял, где я. Если вы оба тут с семьсот сорок девятого годатак это больше тысячи лет.
Ох, и не говорите, вздохнул Хундинг.
Но это же невозможно. И вы сказали, что я умер. Но я не чувствую себя мёртвым. Как раз наоборот.
Сэр, терпеливо сказал Хундинг, вам всё объяснят нынче же вечером на вечернем пиру. Там будут приветствовать новых гостей.
Вальгалла. Это слово всплыло из глубин памяти: полузабытая сказка, которую мама читала мне в детстве. «ОВ» у вас на лацкане «В» это «Вальгалла»?