Да вот у него. Айк достал из-за пазухи смятую бумагу и разгладил на столе. Эдвард наклонился ниже, чтобы прочесть. Коса соскользнула с плеча и упала ему на руку, он нетерпеливо отбросил ее.
Хорас Гендерсон не припомню такого имени. Вряд ли, конечно, оно настоящее. Ты заклеймил его?
Да. НоАйк замялсясознаваться или нет? Но все же решился. Я поставил клеймо поверх того, которое у него уже было, этого «Р». Не стоило?
К удивлению Айка, отец равнодушно пожал плечами и снял картошку с плиты.
Выкинь из головы. Парню повезло, да и ладно.
Повезло?
Если бы его поймали снова и увидели два клейма, он попрощался бы с головой.
Айк разгладил приказ.
А почему клеймение, не понимаю? Он чужак, украл впервые почему не порка?
Как раз из-за старого клейма, Эдвард поставил перед сыном миску и устроился напротив, а вообще клеймение довольно бестолковая штука.
В каком смысле?
В самом прямом. Сама-то идея неплохаловят человека, скажем, на воровстве, а у него клеймо вора. Значит, наказание должно быть более суровым. Но в каждом городе ставят свое клеймо. И если человек попадается в другом месте, Эдвард постучал черенком ложки по разложенной на столе бумаге, никто не может понять, что означает вся эта белиберда.
И что тогда?
Да ничего. Назначают наказание с учетом возможно совершенных преступлений, произнес Эдвард с нескрываемой иронией.
Но, получается, мы напрасно мучаем людей?
Ну да. Эдвард невозмутимо отправил в рот кусок картошки и запил молоком.
Но Айк есть не мог, у него комок стоял в горле.
И ты так спокойно говоришь об этом?! запальчиво произнес он. Надо что-то делать!
Например?
Ну для начала составить список, в каком городе какие знаки используются!
Так, с одобрительным любопытством произнес Эдвард, продолжая жевать, ну а дальше?
Дальше наверное, убедить магистраты принять общую систему знаков, чтобы они везде означали одно и то же.
Неплохо. Позволь только уточнить один момент.
Какой?
Как это сделать? Но не в теории, а практически, в жизни. Как?
Айк встряхнул головой и непонимающе уставился на отца.
Ну связаться с другими Свершителями написать им.
Дивно! И кто же отвезет эти письма?
Вот это полная нелепость! сердито заметил Айк. Я читал, что до Исхода работала специальная служба, которая доставляла письма и даже разные вещи! Отчего ее не возродили?
Полагаю, людей осталось не так много, чтобы была нужна такая служба. Может, когда-нибудь и возродят, Эдвард допил молоко и встал, но пока мы не можем отправить никакого письма. Ни один человек не согласится иметь с нами дела.
А
А сами мы уехать тоже не можем. Такое путешествиедело долгое и опасное. И у нас есть работа здесь.
Тут Айк не нашел, что сказать. Но сдаваться так просто было не в его характере.
Ты ведь не запретишь мне заняться этим? спросил он. Хотя бы попытаться найти выход.
Запретить? Я? Упаси Всемогущий! пожал плечами Эдвард. Кто я такой, чтобы запрещать кому-то пытаться сделать наш мир лучше?
В последних словах прозвучала такая откровенная издевка, что Айка передернуло.
Ты же знаешь правила, произнес Эдвард уже обычным, спокойным тоном, сделал работуи распоряжайся своим временем, как хочешь. А теперь позволь, я тоже распоряжусь своим так, как хочу.
Он вышел и поднялся по лестнице на второй этаж. Айк посидел еще немного, в задумчивости кусая палец и глядя на злополучный приказ невидящим взглядом. Потом решительно поднялся, сгреб бумагу и взбежал вверх по лестнице. Прошел мимо мастерскойЭдвард уже снова увлеченно возился с горелкойи вошел в свою комнату.
Комнатаэто, конечно, громко сказано, на самом деле это был чулан, который Айк приспособил для своих нужд. Эдвард держал здесь инструменты и всякий хламна стенах висели какие-то древние мечи, плеть и длинный хлыст, в углу мрачным силуэтом застыло тренировочное чучело из соломы. Не слишком приятное соседство, но Айк впервые в жизни получил возможность жить в собственной комнате и не обращал внимания на такие мелочи.
Он зажег свечи, небрежно бросил приказ на стопку бумаг. Уселся, быстро и ловко очинил перо своим заветным ножом. Расстелил чистый лист бумаги и задумался.
Быть может, отец и прав? Какое ему дело до всего этого? Разве он добровольно принял это ремесло? Нет, он был вынужден. По сути, он такая же жертва, как и те, кого наказывает. Как и отец. Разве не так?
Айк упрямо сжал губы.
Не хочу быть жертвой, негромко, но твердо произнес он и, обмакнув перо в чернила, аккуратно вывел первую строку:
«Р» означает принадлежность человека к так называемому «береговому братству», береговым пиратам»
2
Улюлюканье и свист толпы били по ушам, а голова у Айка и без того раскалывалась от боли. Хотелось заткнуть пальцами уши и плевать, что там кто подумает.
Первый месяц лета выдался холодным, и после небывалой весенней жары обвально пошли дожди.
Дождь шел и сейчасмелкий, нудный, словно весна без всякого лета просто перешла в осень. Айк сидел на краю телеги, закутавшись в плащ, кусал палец и наблюдал, как отец наказывает плетью очередного бедолагу. Тот стоически молчал, стиснув зубы. Второй приговоренный судорожно всхлипывал за спиной Айка. Видать, сильно жалел, что пытался облегчить карманы добрых горожан. Или что попалсяэто было более вероятно.
Несмотря на мерзкую погоду, народу собралось прилично, никто и не думал уходить. Кто же уйдет в самом начале потехи?
Внезапно шум толпы изменился. Айк легко замечал такие вещи, как прежде улавливал малейший подозрительный звук в ровном гуле леса. Он поднял голову и увидел, что отец стоит неподвижно и левой рукой крепко сжимает запястье правой. Плечи его поникли и слегка дрожали.
В горле у Айка пересохло. Он не помнил, чтобы отец хоть раз прервал наказание на середине. Что с ним такое?
Он уже хотел броситься на помощь, но Эдвард выпрямился, и плеть снова со свистом рассекла воздух. Толпа вздохнула разом, как один человек, и загомонила успокоенно.
Когда все закончилось, Айк помог отцу отвязать безвольно обмякшее тело от серой каменной арки, предназначенной для наказаний. Толпа заключила арку и пространство возле нее в широкое кольцо.
В этом незримом круге имели право находиться только огласитель приговоров, Свершители и приговоренные. Впрочем, ни один здравомыслящий человек и близко не подошел бы к зловещей арке. Честные горожане предпочитали наблюдать с безопасного расстояния и делать ставки на то, останется ли приговоренный в сознании, будет кричать или терпеть молча и прочее в том же духе.
Айку это казалось отвратительным. Не верилось, что люди могут быть такими бессердечными. Каждый из них мог завтра оказаться на месте этих несчастных, но они явно не думали об этом и не испытывали к ним ни капли сочувствия.
Айк, существо, с точки зрения «обычных» людей, проклятое и лишенное души, сострадал приговоренным гораздо больше. Он уже знал, что люди, побывавшие в руках Свершителей, тоже считаются запятнанными. Если магистрат и не осуждает их на изгнание, зачастую это делают их собственные семьи, обрекая несчастных на верную гибель. Поэтому даже те, кто нарушил закон по глупости или молодости, почти не имели шансов вернуться к нормальной жизни. В лучшем случае они уходили, и никто больше о них ничего не слышал. В худшемозлоблялись и окончательно становились на скользкую дорожку, быстро приводившую их обратно к арке.
Эдвард помог сыну закрепить в зажимах руки второго приговоренного, а сам присел на телегу отдохнуть.
Толпа плотоядно зашумела. Огласитель приговоров сделал шаг вперед и скучным голосом завел обычную песню:
Именем Верховного магистрата города Вьена находящийся здесь
Айк пропускал его слова мимо ушей. Он помнил, сколько и кому причитается ударовЭдвард заставлял его заучивать приказы наизусть. Если наказывали сразу нескольких преступников, болван огласитель частенько путал приказы. Десять ударов или двадцатьему было наплевать, но для приговоренного это могло означать жизнь или смерть.
«Человек должен получить ровно то наказание, которое ему присудили, не больше и не меньше, часто говаривал Эдвард, мы обязаны приносить боль, но не продлевать ее свыше необходимого».