Наконец объявляется посадка на мой рейс.
Да, Петь, забыл сказать, что мы с мамой долго думали над тем, как тебе обращаться к дяде Мише. А потом решили, так его и называйдядя Миша. Я киваю. А еще, Петь, дай слово, что ты не будешь ни во что вмешиваться, не будешь участвовать ни в каких разборках начинает отец и сам же смеется. Впрочем, какие разборкиты ведь трусливый, как заяц
Трусливый, ленивый, толстый, прыщеватый Слышать этоприятного мало. Но сейчас я тоже посмеиваюсь: как я могу во что-то вмешаться, когда я вообще ничего не собираюсь делать?
Я одним из первых вхожу в салон самолета. Обида на отца не отпускает. Вспоминаю услышанную где-то фразу о том, что перекатывать неприятные мысли непродуктивно, и, чтобы отвлечься, начинаю разглядывать идущих по проходу пассажиров.
Вот молодой человек с абсолютно неприметной внешностью. Из него мог бы получиться отличный террорист: такому затеряться в толпе как дважды два. Был ли он, не был, никто и не заметит. Разве что синяя куртка-аляска останется в памяти. Чувствую, что вдруг зачесались места, в которые вставлены электроды. Вспоминаю слова Политатуйко о том, что в таких случаях надо все записывать, но тут же забываювнимание перекидывается на три зеленых страусиных пера на чьей-то шляпке. Шляпка еще только в самом начале салона, и, пока она приближается, я представляю себе ее обладательницутоненькую девушку с огромными глазами, и почти тут же разочаровываюсь: «тоненькая девушка» оказывается солидной дамой гренадерского телосложения в зеленом пальто. «Крокодилица!» называю я ее, и вдруг Вдруг появляется верзила весом, наверное, килограммов сто сорок, похожий на огромного гималайского медведя. Медведь не просто идет, он при этом будто стреляет глазами по пассажирам, потом издает короткий и энергичный звук «Ха» и исчезает в хвостовой части самолета.
Теперь проход пуст. Я выглядываю в иллюминатор. Трап, по которому еще несколько минут назад поднимались последние пассажиры, отъезжает в сторону.
Чтобы не думать о том, что ждет меня в Благодатном, достаю журнал «Родные просторы» папа отправил его дяде Мише. С глянцевой поверхности обложки приветливо улыбаются сытые московские финансисты, похожие на трех поросят. Листаю. Все же, как ни говори, журнал просто замечательный! Чего стоят, к примеру, материалы о школьной обсерватории или о звездах поп-музыки!
Уважаемые дамы и господа! слышится из динамика приятный голос стюардессы. Экипаж авиакомпании «Фортуна» приветствует вас на борту самолета Прослушайте информацию о полете Пристегните, пожалуйста, ремни безопасности
С трудом застегиваю этот ремень, он оказывается слишком коротким для меня и впивается в живот так, что невозможно дышать. К горлу в очередной раз подкрадывается обида на отца. Чтобы отвязаться от дурацких назойливых мыслей, вытаскиваю блокнот и размашисто, на всю страницу пишу:
«МОСКВА. 20 НОЯБРЯ. 15 ч. 15 мин. ВЗЛЕТАЕМ! УР-Р-РА».
«Ура» я приписываю просто так. Для поднятия настроения. Но оно не поднимается.
Бортпроводница приносит курицу с рисом, я накидываюсь на пищу так, будто целую неделю не ел, но на душе не становится легче. Тогда я достаю из пакета бутербродыодин, второй, третий, все они отправляются вслед за курицей с рисом. Примерно после шестого бутера я успокаиваюсь и засыпаю.
Глава 5
Я опять оказываюсь в знакомом мне каменном мешке. Через щели между валунами, которыми завален выход, уже просачивается серенький свет. Еще немногои появятся ОНИ. Я уже собираюсь закричать, но одна из стен вдруг превращается в мутное зеркало, я подхожу к нему, но вместо своего отражения вижу нечеткие очертания незнакомца. Он молод. У него стрижка ежиком и усики, смешно торчащие вверх. И одежда, напоминающая форму железнодорожника. Он что-то мне говорит, похоже, о чем-то предупреждает, но ничего не слышно. Я пытаюсь прочитать слова по губам, но разбираю одно-единственноеопасность. Похоже, он еще что-то хочет сказать, но зеркало исчезает, вместо него привычная каменная стена. Откуда-то сбоку появляются ОНИ. И я, как всегда, начинаю кричать.
Мальчик, мальчик, что с тобой?
Почему мама называет меня мальчиком, думаю я, открываю глаза и пытаюсь понять, кто эти девушка и парень в белоснежных рубашках. Куда я попал? И тут до меня доходит: я же в самолете, и будят меня встревоженные бортпроводники.
Мальчик, что с тобой? повторяет девушка.
Все нормально, говорю я. Не обращайте внимания.
Ничего себе, внимания не обращать! слышится сзади визгливый женский голос. Весь самолет взбудоражил! Отправили больного ребенка без сопровождающего!
Конечно, мальчик больной, подхватывает другой голос, посмотрите, какой он толстый.
И в прыщах!
У эндокринолога, наверное, наблюдается!
Да наблюдался бы, не был бы таким толстым.
А где он, этот толстый?
Да вот, неужели не видите?
Вот так, можно сказать, «прославился» на борту самолета.
Как всегда, после встречи с НИМИ у ме-ня совершенно нет сил. Настроение падает ниже некуда, а тут еще все вдруг потянулись в туалет, чтобы как бы между прочим взглянуть по пути на больного ребенкатолстого и в прыщах.
К счастью, скоро хождения прекращаются: бортпроводник объявляет, что из-за непогоды в конечном пункте авиалайнер вынужден сделать посадку в Красноярске.
Вместе со всеми покидаю салон, захожу в автобус, который должен перевезти нас к зданию аэровокзала, и опять ловлю устремленные на меня любопытные взгляды. Пытаюсь убедить себя, что это не так, что у каждого на уме свои проблемы, но это не получается, и тогда обида на отца снова захлестывает меня. Чтобы избавиться от нее, ищу в сумке бутерброд и обнаруживаю, что там пусто!
Теперь я хочу не только есть, но и во что бы то ни стало узнать у родителей, почему и зачем меня отправили в такую даль. Узнать, чего бы мне это ни стоило.
Дорога от трапа до аэровокзала, как назло, кажется бесконечной. Наконец мы заходим в здание. Я достаю телефон, набираю номер. Голос отца звучит не очень радостно.
Новости пока неважные, говорит он. До дяди Миши я так и не дозвонился, там опять нет связи.
В трубке слышатся громкие всхлипывания. Это дает волю своим чувствам мама.
Говорила же, Илья, не надо его туда отправлять! кричит она. Прекрасно же знаешь, как там опасно!
Мне опять становится не по себе.
Прекрати, Алина! сердится отец. Мы уже сто раз об этом говорили! И сто один раз я тебе ЭТО показывал! Забыла?
Интересно, что же такое под названием ЭТО?
Вот дурацкая ситуация! Я ничего не могу сделать, потому что нахожусь в тысячах километров от дома. Я не могу вернуться назад, не могу потребовать, чтобы отец и мне показал ЭТО, которое целых сто раз показывал маме. Но, по крайней мере, я могу убедить его хотя бы по телефону сказать, о какой все-таки опасности идет речь.
Папа! решительно говорю я. Скажи честно, что в Благодатном? Что за опасность?
Папа смеется ненатуральным, очень противным смехом.
Какая опасность, сын? Это все мамины фантазии. Алина, ну скажи ему, что все нормально!
Все нормально, сынок, сквозь всхлипывания доносится голос мамы. Это нервы мои дурацкие, а так все хорошо. Никакой опасности. Да разве мы с папой отправили бы тебя туда, где что-то происходит, ну не очень хорошее?
Петь, не паникуй! берет трубку отец. Ты уже взрослый, денег у тебя достаточно, доберешься до Благодатного в любом случае. У меня в командировках и не такое бывало! Опять слышатся мамины всхлипывания. Так что все тип-топ. Будь мужчиной!
Сон отнял у меня силы. Разговор с родителямивдвойне. Чтобы прийти в себя, мне нужно немедленно подкрепиться, и я тащусь к буфету. Все столики, кроме самого дальнего, заняты в основном пассажирами с нашего рейса, и пока я пробираюсь к столику, опять ощущаю на себе любопытные взгляды.
Наконец опускаюсь на свободное место, откусываю пирожок, начинаю успокаиваться и с радостью смотрю на тарелку с целой горой выпечки.
Напротив садится мужчина. Я не помню, с нашего он рейса или нет, но про себя отмечаю, что он здорово похож на Шерлока Холмса.