Прекрасно. Начнем трудиться на таких условиях, учтиво улыбнулся я, поднимаясь со стула.
Что же, я очень рад, что уже с первой минуты у нас с вами возникло такое взаимопонимание, Бобров тоже улыбался, улыбался упоительно, выползая из-за своего стола. Но к сожалению, сегодня, сейчас, я не могу дать вам никаких гарантий на будущее. Однако надеюсь, я уверен, что ваша работа будет продуктивной, и наша совместная, так сказать, творческая деятельность продлится-таки ни один год.
При этих словах директор Бобров помалу надвигался на меня, и по мере того, как крупное отвислое брюхо его приближалось ко мне, я невольно отступал, пятясь к входной двери. А Бобров все приближался, улыбался и говорил:
Впрочем, я уже сейчас чувствую, я вижу, что мы с вами должны сработаться. Ой, я вижу, что вы таки человек умный и умеете зарабатывать деньги.
Мы уже подошли к входной двери почти вплотную, когда дверь эта вдруг чуть растворилась, и в неширокую щель протиснулись две головы. Однапринадлежала Ксюхе, вторая, коротко стриженая, с лицом желтоватым и сухим (о таких говорят: щека щеку ест), небольшой, но хищный носик которого был украшен прямоугольными очками в тонкой золотой оправе, принадлежала энергичной женщине лет, эдак, сорока. На лица обеих голов были надеты улыбки, но улыбка энергичной женщины определенно теряла выразительность, вследствие накладывавшегося на нее гораздо более яркого выражения какой-то сосредоточенной плотоядной заинтересованности.
А мы пришли на новобранца посмотреть, кокетливо, если то можно было назвать кокетством, проговорила жилистая голова в золотых очках. Добрый день.
И женщина протиснула в кабинет свое небольшое извивающееся тело облаченное в оливкового цвета брючки и свитер болотной зелени с узором переплетенных желтых и черных колец. За ней последовала Ксюша.
Вы уже все? наивно осведомилась моя подруга юных дней.
Почему «все»? Мы только начинаем, пошутил руководитель студии, и все тотчас рассмеялись.
Посмеявшись некоторое время, достаточное для экспонирования друг другу дружелюбия, каждый из присутствующих предъявил обществу свой пакет стандартных комплиментов и тривиальных пожеланий. И я пыжился не ударить в грязь лицом, хотя и смущала меня бесперечь та абсолютно неприкрытая внимательность, с которой ни на секунду не прекращала изучать меня особа в золотых очках.
Если вам интересно взглянуть с обыкновенной своей мягкостью начал было Бобров, как энергичная тетя весело перебила его.
Я могу показать! Я могу все ему показать! Все наше хозяйство.
Бобров едва заметно нахмурился, но спорить с нею не стал:
За радостями да шутками я и забыл вас представить
А что нас представлять? Что нас представлять? вновь оживленно заверещала особа. Мы и сами друг другу представимся. Наина Военморовна.
Военморовна? не удержался я, но тут же поторопился пусть и неуклюже замять допущенную бестактность:Я это чтобы лучше запомнить.
Она, похоже, и не заметила моего конфуза, хотя вряд ли могла пропустить что-то мимо своего небольшого хищного носика и острых, увеличенных линзами, глазок. Просто я был в ее сорокалетней жизни не первым, и даже не сотым, кто споткнулся на таком ее отчестве.
Да, Военморовна, Военморовна, вновь завертелись петлисто слова, дедушка так отца назвал в честь Красной Армии.
Он моряком был? сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
Ну-у Да нет! Нет-нет. Каким там моряком! продолжала тараторить Наина Военморовна немало не замечая досадливого сопения своего патрона. Просто, вы же знаете, тогда так надо было. Такая была ситуация.
Ну, вы идите смотрите, наверное, умудрился все же протиснуть несколько слов между тарахтением Наины Военморовны директор Бобров.
А мы уже идем, мы уже идем, подхватила она. Все посмотрим. Ксюшечка, ты здесь подождешь? Можешь, конечно, с нами, если боишься, что я украду твоего протеже.
Я это Подожду захлопала глазами Ксюха.
Вот и хорошо, пискнула Наина Военморовна, по причудливой виляющей траектории выскакивая из кабинета, и за руку увлекая меня за собой.
Вослед за ней я вылетел в сумеречный коридор, в самом конце коридора раззявила пасть устрашающего вида большая железная дверь. Туда-то, как я понял, и лежал наш путь. Коридор был безупречно прям, но Наина Военморовна и здесь умудрялась в движении своем странно петлять, точно всечасно увертывалась от вражеского обстрела.
За монументальной железной дверью находилась крохотная передняя, владевшая в свою очередь еще тремя дверями.
Это наш компьютерщик. Это Фимочка, возбужденно повизгивала моя чичероне, как заведенная вертя и потряхивая головой, от чего стекла ее очков безустанно взблескивали. Фимочка замечательный, изумительный специалист. Фимочка может такие вещи, которые никто, кроме него в городе не может. А это наш новый коллега, наконец вспомнила она и о Фимочке.
Компьютерщик Фимочка, молодой кучерявый черноволосый красавец палестинского образца, по временам апатично поглядывал на нас из-за монитора своими прекрасными коровьими глазами. Слишком низкий и неширокий лоб несомненно портил общее впечатление от его лица, но матово-смуглый румянец, любострастный рот и, главное, нескрываемая уверенность в себе, особым образом гармонизирующая все черты, могли нравиться, а, взглянув на удвоившееся вихляние сухопарого тела Наины Военморовны, становилось очевидным, что и нравились.
Несомый верткой энергией своей вожатой, вслед за ней я покинул компьютерную, голые стены которой в старой желтоватой побелке, в пятнах сомнительного происхождения, с оббитой кое-где штукатуркой, мутное стекло окна и загвазданный навсегда пол производили впечатление, будто люди сюда только, вот въехали, либо же не сегодня-завтра собираются съезжать, и, подобно персонажам «Мелкого беса» пакостят жилье «назло хозяйке».
А здесь наши рабочие места. Здесь телефоны. Вы еще не представляете, сколько приходится работать с телефоном! Вот, Борис Михайлович, наш новый сотрудник, коллега, будет вести культурную программу, ну, ту, которую Донских вел. ЗовутТимур, представляла меня Наина Военморовна уже в другой комнате человеку-дирижаблю. Очень симпатичный молодой человек.
Эта комната была несколько попросторнее только что осмотренных, но гляделась столь же сирой и неприютной. Здесь, пусть и в безнадежной тесноте, помещалось шесть столов, совершенно пустой книжный шкаф и крашеный голубенькой краской металлический сейф, чаятельно, «времен очаковских и покоренья Крыма». Обшмыганные стены тут и там украшали просто монструозные икебана из ядовито-ярких пластиковых цветов и листьев.
Тимур? переспросил человек-дирижабль. Собираетесь разгромить Золотую Орду? Шучу. Я историк.
Из шести столов на этот момент заняты были только два. Одинбыл охвачен исполинским телом Бориса Михайловича, тыкавшего своими оплывшими виноградинками-пальцами в маленькую оранжевую печатную машинку, и между делом отправлявшего нам с Наиной Военморовной телеграфно куцые фразы. Не смотря на свою экстраординарную внешность, он чем-то смахивал на господина Боброва, точно нарочно был создан в качестве живого гротеска, знаменующего недалекое будущее директора студии «Молох». Соседний стол, прилепившийся вплотную к столу Бориса Михайловича, занимал чахлый мальчик лет двадцати. Мальчик просматривал цветную газету с рекламными объявлениями, при этом рот на его зело беспородном лице был постоянно открыт. Спервоначалу могло показаться, что это необыкновенное внимание к важности поглощаемой им информации отделило нижнюю его челюсть от верхней; но нет, он живо реагировал на слова Бориса Михайловича, поддерживая их одобрительным смехом.
Я уверена, Тимур, вам у нас понравится. Вам с нами непременно понравится, не переставала тараторить моя спутница. И мы хотели бы в вашем лице найти
Знаем мы, Наина Военморовна, не отрываясь от печатной машинки, буркнул в нашу сторону Борис Михайлович, что бы вам хотелось найти.
Да? И что такого? И что такого? Вы то уже себе нашли! с особой едкостью в голосе, но вместе с тем как бы мимоходом заметила Военморовна, сверкнув очками в сторону мальчика с газетой.