Я думаю, все твои историиправда. Честное слово!
Да? Убер, кажется, удивился. А почему ты так думаешь? Честно говоря, даже я в этом не уверен.
Наташка помедлила и решилась. Достала руку из кармана. Металл приятно холодил пальцы.
Смотри, что у меня есть.
Скинхед открыл глаза и некоторое время разглядывал то, что лежало на ее ладони.
Патрон, сказал Убер с непонятной интонацией. Поднял голову. Неужели тот самый?
Тот самый.
Убер даже потрогал его пальцем. Хмыкнул, лег обратно, закинул руки за голову. Закрыл глаза. Наташка растерянно заморгала. И это все?!
Убер позвала она. Он и правда волшебный?
Девочка, этот патрон я сам тебе в карман положил.
Что?! Как?
Она вспомнила, как Убер помог ей подняться в тот раз. Получается, именно тогда он проделал свой фокус.
Зачем?!
Иногда чудо нуждается в проводнике, ответил он туманно. Понимаешь? Когда-то древние люди придумали истории, чтобы передавать друг другу знание, как убить бизона Но иногда нужно рассказывать истории не только о том, как лучше охотиться на бизона. А о том, какой красивый этот бизон. Или какой опасный. Или о том, что бизон думает. Или о том, что охотник думает о бизоне. Не все истории практичны. Возможно, самые лучшие истории как раз о том, что не имеет практического смысла. О волшебстве и храбрости. О справедливости.
Что? Наташка поняла, что окончательно запуталась в словах Убера. Но ведь этот патрон действительно спас им всем жизнь? Или нет?
Не все мои истории правда, сказал скинхед. Так понятнее?
Нет?
Не все. Но некоторыедаже больше, чем правда, Убер открыл один глаз и подмигнул ей. Наташка не выдержала и прыснула.
А теперь иди отдыхай, сказал скинхед. Скоро выдвигаемсяи вы, и мы. Кстати, знаешь, как зовут твоего Кузьмича? Константин Кузьмичев. Костя. Мы с ребятами посовещались и решили, что он пойдет с вамив этот раз, вместо вашего Святослава. Твой отец согласен.
Костя? она вдруг поняла и открыла рот. Так вот откуда ожог на лице! И седина и шрамы
Да, сказал Убер. Чудо делают люди. И справедливость несут люди. А патрон это всего лишь патрон. Но офигенная история, верно?
Да, сказала Наташка. Да.
Игорь ВардунасБесы
Тринадцать.
Чего?!
Что слышала.
Прошлый раз было восемь
И другое кое-что было.
Пошел ты, гандон.
Ну и вали, откуда приползла, сука.
Ладно. Ладно, хорош. Вот.
Умница дочка.
Чвякнула липучка набедренного подсумка и в стиснутую затертой кожей перчатки ладонь ссыпалась горсть драгоценных патронов. Как знала, что заначка сгодится.
Подавись.
Уй-уй, какие мы. А может
Лицо не знакомо. Видимо новенький. Не выдержала, схватила за слипшуюся от жира бороденку, двинула сначала в морду лбом, потом в пах коленом Хрустнуло. Зазвенела по бетону рассыпавшаяся «валюта». Всхлип, мат, перегар
Перегар Эхо того, что мы однажды пили, под названием «жизнь».
Грххх Ах ты ж ссука!
Прилетело прикладом. Рухнула
Спазм
Сапогом по ребрам.
Тишина
Никого.
Хорошо.
Так бы всегда.
Навсегда.
Никто точно не знал, откуда она приходила.
Но каждый раз именно с той стороны. Из того района изнасилованного войной, укутанного низкими тучами Питера, где априори ничего не «росло». Не могло быть и выжить. Слепые коробки да пересушенное озеро «Долгое», которое так когда-то любили все местные. Королев, Сикорский. Гордый Комендантский аэродром
Когда-то давно.
Тогда. В другой жизни. Тысячу лет назад А, нет.
Всего двадцать.
А она все приходила. Не часто. То раз в пару недель, то два за три месяца. На что жила, чем питалась, была загадка на фиолетовой ветке питерского метро, когда-то бывшей оранжевой, а теперь еще и конечной. Все знали, что на «Коменде», окраина же, на тот момент вообще располагалось последнее депо. Ан вот нет. Приходила же. Значит, кто-то был. Одной выжить просто невозможно.
Пошлину ставила исправно. Иногда, когда не хватало, стиснув зубы и обхватив за шею, сопела, вжатая в стену тоннеля с одним из дежурных, кому на жеребьевке повезло с проволокой покороче. Но в целом ни проблем, ни забот. Девка правильная. Ладная. Молчаливая. Платит-таскает. Таскает-платит.
Кто? Куда да откуда? Не все ли равно.
Но в этот раз мародерившая шалава реально перегнула палку.
Струя ледяной вонючей воды хлестко ударила по лицу, как лопатой, заставив надсадно закашляться. По ребрам словно саданули пилой.
Спящая красавица, насмешливо поинтересовался голос, постепенно обретавший знакомое звучание. Добро пожаловать в дерьмовый мир обратно.
Где я?
В гостях. Только ведешь себя невежливо.
Ферзь, ну конечно. Следовало догадаться.
С невероятным усилием Ксюше удалось подняться на четвереньки. В висках тут же застучало, к горлу подкатила тошнота. Мокрая девушка судорожно закашлялась. Заржали. Несколько. Когда немного отпустило, она осторожно оторвала руки от пола и выпрямилась, сидя на коленях и еще не решаясь встать с разящего мочой пола технического сортира. Неверными движениями быстро ощупала плотно обтягивающий тело термокомбинезон. Вроде не насиловали. Хоть в этот раз. Рюкзак, оружие и пояс с подсумками, конечно, исчезли. Запястья шнуром перевязаны.
Трусы на месте, словно прочитав ее мысли фыркнул знакомый голос, и Ксюша наконец посмотрела на Ферзя, кулачками убрав с лица налипшие волосы.
Заткнись, хрипло огрызнулась она.
Велкам, отсалютовав зажатой меж пальцев незакуренной самокруткой, ответил облокотившийся о спинку развернутого задом-наперед стула Ферзь.
И почему он всегда напоминал ей Гармаша?! Был в прошлом такой актер. Хоть ей тогда и стукнуло всего-то шесть, а вот волевое, словно высеченное из гранита лицо незнакомого человека она почему-то запомнила. Ох как ей это качество потом пригодилось. Папа любил с ним один фильм, «Охота на пиранью», и все катал и катал его на компьютере Или это была не ее жизнь? Ах, как бы хотелось.
И еще эти глаза из-под густых бровей. Всегда исподлобья. Умные, волевые, жестокие. Страшные. Только с ним когда-то она поняла, что такое настоящий мужик. А ведь в отцы годился. Когда-то она его любила, льнула. Теперь ненавидела лютой, всеобжигающей ненавистью, от которой ехала крыша и сводило скулы. Или Никаких или. Правду говорили, что от любви до ненависти один шаг. Хоть и правда сейчас понятие относительное.
Чего хотел.
Я чего хотел? искренне удивился мужик и переглянулся с двумя мордоворотами (один был тот самый с бородкой, нос у него налился лиловым и был похож на картошкухорошо вмазала), в руках у одного из которых было пустое ведро. Это ты чего моих пацанов обижаешь?
А нехрен пошлину задирать.
Я?
У того вон спроси.
Сколько.
Тринадцать.
Ферзь повертел самокрутку в руках, неторопливо закурил, выдохнул. Не оборачиваясь спросил.
Это правда?
Ферзь, я Николай Борисович, замямлил рыжебородый и тут же рухнул от звонкого удара ведром по лицу.
На пять лишних зажидилась?
Мои вещи, Ксюша постепенно приходила в себя.
Эти-то, девушка посмотрела в сторону, куда ткнул самокруткой Ферзь, и увидела в углу у двери сваленные в кучу рюкзак с химзой и пояс. «Пернача» с автоматом, естественно, не было. Да вот же они, а что?
Отдай.
Э-э-э, брат, досмолив, Ферзь нагнулся и неторопливо затушил бычок о лоб вырубленного бородатого. Ты сначала мне скажи, куда лыжи навострила.
Транзитом, в Торговый город, не сводя взгляда с распростертого тела, тихо ответила Ксюша.
Ах в Город. Вон оно как. А че не на Фрунзенскую, или Ворота, м? И кому же ты это все несла, а? поднявшись, Ферзь брезгливо вывернул рюкзакна пол посыпались какие-то игрушки, тряпье, полуистлевшие книги. Стыдливые трупики былых вещей.
На продажу, отвернувшись пробормотала Ксюша.
Что?
На продажу! девушка вскинулась, смотря прямо в глаза.
А я думал, «Атмосферу» уже вычистили давно, швырнув пустой рюкзак в девушку, Ферзь полоснул ее путы ножом и вернулся на стул. Или по ларькам побиралась? Шавуха-то жива еще? Ой, прости, о еде завел. Эк тебе жрать-то захотелось, мать, что ты уже говном для отребья фарцуешь. Репутация не страдает? Нет чтоб себя предложить