Смахивало на некое испытание. И испытание это Малика намеревалась выдержать. Она двадцатидвухлетний математик, получающий шестизначную зарплату в сверхсовременной, сверхкрутой передовой компании в самом сердце Сити. Жизньприключение, и Малика не собиралась запороть шабашку, какие выпадают раз в жизни, из-за мелочной нравственности. Да какая нравственность вообще в пост-Трамповы времена. Главное не вляпываться ни во что самой, а в остальном Малика вполне готова не лезть с вопросами.
Я бы сказала нуачо. Очевидно, что не вбелую, мы же с личными сведениями возимся. Намек в самом обозначении.
Джулиан одобрительно хохотнул.
Именно! Молодчина, фонарик. Годный ответ.
И, уж раз на то пошло, я почти уверена, что знаю и то, как вы их добываете, сказала она, пользуясь добытым преимуществом в разговоре.
Правда? Ну-ка, ну-ка.
Надо полагать, используете разновидность трюка, разработанного Кембридж Аналитикой за первое голосование по Брекзиту сколько-то лет назад. Исходную выборку набираете законнодумаю, каким-нибудь онлайн-опросом во всплывающем окне.
Стофунтовенько! Дайте девушке пирожок. Больше четверти миллиона таких, вообще-то. В среднем по цене от пяти до десяти американских долларов за штуку. Недешево.
А, предложили заплатить, значит. Я так и думала.
Вы знали? Джулиан провел рукой по своим клевым волосам. И с чего же вы взяли?
С того, что для получения этих денег человеку нужно щелкнуть по вашему приложению и получить код платежа. Бинго! Вот вы и в компьютере у этого человека! Внезапно четверть миллиона тех анонимных анкет привязана к конкретным личностям. Вы знаете, кто они и где живут.
Джулиан не ответил. Все так же улыбался, приглашая ее продолжать.
И вдобавок вы у них в профилях на Фейсбуке, добавила Малика.
Да. Кивнул.
Это означает, что вы можете соотнести подробности, сообщенные в анкете того или иного человека, со всей онлайн-жизнью этого человека. С каждым лайком, постом, поисковым запросом. Вы составляете невероятно сложные портреты настоящих физических людей. Людей, которые понятия не имеют, что какая-то занятная маленькая компания с довольно нелепым названием знает о них буквально столько же, сколько знают они сами.
Вы у нас умная девочка, да?
Но что еще круче, продолжила Малика, гораздо, гораздо круче: благодаря этому щелчку по приложению с оплатой у нас есть прямой доступ ко всем профилям их френдов в Фейсбуке.
У нас?
Малика так выразилась сознательно и порадовалась, что он уцепился за это.
Да, у нас, Джулиан. У нас есть четверть миллиона ни о чем не подозревающих людей, о которых мы знаем все, плюс сотни их сетевых друзей, о которых мы в силах предположить едва ли не столько же, таким образом получаем копилку из примерно двадцати пяти миллионов человек, чьи имена и адреса нам известны и к чьим страницам в Фейсбуке у нас есть доступ. Это позволяет адресовать любой продукт, какой наши клиенты пожелают продать людям, так, чтобы с наибольшей вероятностью склонить их к покупке. Она примолкла на миг. В данном случаеанглийскую независимость.
Джулиан выдал широченную зловещую улыбку.
Очень хорошо, произнес он. Вы во всем разобрались. Я подозревал, что, скорее всего, у вас получится.
Конечно, подозревал. Он ее проверяет. Изобрази она невинность, он бы, возможно, решил, что ей нельзя доверять. А так он ее привязывает к себе. Превращает в сообщницу. Юристом она не была и не понимала, противозаконны ли подобные поступки, однако все это, несомненно, безнравственно и против всех и всяческих норм делового поведения. Отныне, если ей когда-нибудь придет в голову на него стучать, предстоит крепко подумать, не лучше ли сперва обсудить условия мировой.
Да, сказала Малика. Я в этом разобралась, возможно, в первый же рабочий день. Любой поисковый результат, который я вам добываю, впрямую опирается на краденые данные. И, что еще больше все усложняет, на затратные краденые данные. И затраты эти в бухгалтерии Англии на выход явно не числятся как статья расходов кампании.
И вас это не беспокоит?
Возможно, беспокоит. Но за те деньги, которые вы мне платите, я готова мириться много с чем.
Молодец. Хороший ответ. Заслуживает двадцатипятипроцентной надбавки к зарплате, по-моему. С сего же момента.
Спасибо, приму. Хотя вам и незачем давать мне взятки, Джулиан. Мне нравится моя работа. Кроме того, это же не настоящее преступление, верно? Интернетсовершеннейшее решето. Все это знают. И все воруют данные.
Конечно, воруют. Это не взятка, Малика, сказал Джулиан. Это вознаграждение. Вы его заслужили. И вот еще что: будьте умничкой, прогоните это через свой числогрыз, ага? Наройте мне миллион людей, которым это можно послать.
Джулиан извлек свой прелестный перьевой Монбланаксессуар, которым, как Малике представлялось, никто лично не владеет. Она такой видела всего один разв огромных витринах беспошлинной лавки в аэропорту Дубая, его зажимал в своих татуированных пальцах Джонни Депп. Джулиан на миг замер, явно наслаждаясь тяжестью и общим ощущением этого роскошного предмета, а затем, прижимая литой золотой кончик к толстой кремовой бумаге, вывел: #НеСтолбиНочлегУМракобеса.
Печальная история, продолжил он. У милейшей гей-парочки испортился отпуск из-за парочки религиозных нациков. Думаю, их история должна быть услышана.
Ух ты, сказала Малика. Люди по-прежнему отказывают во вписке ребятам-геям? Я о таких случаях уже несколько лет не слыхала.
Да, оно менее распространенов наши дни, когда все мы подпираем радугу. Вот поэтому очень важно, чтобы люди об этой истории узнали.
Как удачно, что пансионами редко заправляют мусульмане. Никто из тех, с кем знакомы мои родители, не стал бы сдавать комнату гей-паре.
Хм-м. Интересный вышел бы кризис у либеральных левых, а? По бедняжечкам христианским мракобесам они шарашат запросто, а вот на муллах, что-то мне подсказывает, оттягиваться так резво не рванули бы, а? Гей-отпускники против исламских отельеров? Как бы и впрямь выкручивались зайки либералы? В узлы б вязались небось. Какая жалость, пока придется обойтись христианскими фанатиками, на которых можно срать по всеобщему согласию. Ладно, бегите и изобразите мне симпатичное длинное уравнение, чтобы этот хештег долетел до тех людей, кого он очень, очень разозлит.
Ну, это ж про обе стороны речь, верно? И про гей-сообщество, и про христиан.
Именно, дорогая моя. Именно.
Вы хотите, чтобы я заслала его обеим сторонам?
Да, совершенно верно. Должна же быть справедливость.
Есть ли какая-то конкретная причина, почему вы хотите, чтобы я этим занималась, Джулиан?
Я вам сказал. Чтобы всех их очень, очень разозлить.
8. ЛюбОстров, по буквам: Эл-Ю-Бэ-О
Мэтлок, Клегг и Тейлор все еще медленно пробирались через Лондон к полицейскому моргу.
Такими темпами, заметил Мэтлок, кто б там ни убил Сэмми, умрет от старости, прежде чем мы изыщем возможность его поймать.
Ни Клегг, ни Тейлор никак не отозвались. Оба воткнулись в свои телефоны. Единственный ответ от нихжестяное чирикание пропускавших звук наушников.
Или ее, добавил он. Допускаю, что Сэмми могла убить женщина. Надо подходить без всякой зашоренности. Господи, жуть какое движение.
Тейлор на минутку вытащил из ушей наушники.
Включайте синие огни, шеф. Поддайте-ка сирены.
Посещение трупане чрезвычайная необходимость, Бэрри. Труп уже мертв.
О сирене он подумывал. Уже успел кинуть Нэнси сообщение, что опять задерживается и ее дочку с нетбола не заберет. Уклонение от общей ответственности, которое за здорово живешь ему не спускали. Но Мэтлок считал, что правила важны, а сиренадля ЧП. А не для опаздывающих забирать детей из школы.
О боже! завопил Тейлор.
Что? резко спросил Мэтлок. Не нравились ему резкие шумы, когда он за рулем.
Простите, шеф, но вам надо это увидеть. Не знаю, смеяться тут или плакать. Тейлор протянул руку с телефоном.
Я веду машину, Бэрри.
Нам красный.
Я полицейский. Не собираюсь я смотреть в телефон, пока нахожусь за рулем автомобиля.