Мой преп по этике задал нам анализ судебных дел эпохи мертвых. Мне достался какой-то «Браун против Совета по образованию». Преп по теории цифровых систем хочет, чтобы я написал работу про Билла Гейтсане про жнеца, а про настоящего Билла Гейтса. А о философии вообще не спрашивай.
Грейсон перестал обращать внимание на поток слов, изливающихся из пасти соседа. Вместо этого он мысленно пробежался по всему, что произошло за это время в ИУ, словно его переоценка событий могла каким-то образом изменить их суть и последовательность. Он понимал, чего от него ждут. «Гипероблако» не могло нарушить закон. А он, Грейсон, мог. Конечно, как сказал агент Трэкслер, если он это сделает, суровые последствия неминуемы. И Грейсон выругал себя: уж так он скроен, что не мог не предупредить жнецов Анастасию и Кюри, невзирая ни на какие последствия!
А ты получил на сегодня какие-нибудь задания? спросил сосед-болтун.
Нет, отозвался Грейсон. Скорее наоборот.
Счастливчик!
Но счастливчиком Грейсон себя не чувствовал.
На бюрократию Интерфейса Управления я полагаюсь в решении административных аспектов своего взаимодействия с человечеством. Агенты Нимбуса, как их все называют, формируют всем понятную физическую форму моего правления. Мне нет необходимости делать это самому. Конечно, для меня это не проблема. Я могло бы создать для себя тело робота или даже целую команду роботов, которые стали бы вместилищем для моего сознания. Тем не менее достаточно давно я решило отказаться от этой идеи. То, что люди воспринимают меня в качестве грозового облака, уже само по себе тревожно. Если же я предстану перед ними в форме физического тела, их восприятие меня будет непоправимо искажено. Да и мне это может понравиться! Чтобы мои отношения с человечеством оставались чистыми и незамутненными, я и само должно оставаться чистым и прозрачным. Чистое сознание, мудрое программное обеспечение вне всякой плоти, всякой физической формы. В моем распоряжении есть команда роботов, обслуживающих систему стационарных камер, но ни в одном из них нет и части моего сознания. Онимои рудиментарные органы чувств.
Ирония, однако, состоит в том, что, поскольку у меня нет тела, таковым для меня становится весь мир. Кто-то скажет, что от этого я почувствую себя очень важным и всесильным. Ни в малейшей степени. Если Земля есть мое тело, то само я оказываюсь жалкой пылинкой в безбрежности космического пространства. А интересно, что будет, когда мое сознание проникнет в межзвездные просторы?
Глава 9Первая жертва
СЕМЕЙСТВО ТЕРРАНОВА на День благодарения обычно готовило двойную генетически модифицированную индейку, потому что все в семье предпочитали белое мясо. У двойной индейки не было ножек. Эти индейки, специально выращиваемые к Дню благодарения, пока были живы, не могли ни летать, ни ходить.
Когда Ситра была ребенком, ей было жалко этих птиц, хотя «Гипероблако» и прилагало немало усилий, чтобы их, равно как и прочих животных, употребляемых в пищу, выращивали в гуманных условиях. В третьем классе Ситра даже посмотрела соответствующее видео в школе. Эти птички в тот самый момент, когда они вылуплялись, помещались в теплый гель, а их маленькие мозги подключались к компьютеру, создававшему для них искусственную реальность, в которой они летали, наслаждались свободой, вольно размножались и делали все, что позволяет обычной индейке радоваться жизни.
Ситра сочла все это страшно забавным и одновременно непомерно грустным. Она поговорила об этом с «Гипероблаком» ведь в те дни, еще до того как Ситра была избрана войти в сообщество жнецов, она имела полное право с ним общаться.
Я позволила им полетать над широкими пространствами лесов в умеренных широтах, сказало Ситре «Гипероблако», и могу засвидетельствовать, что те ощущения, которые они получают, делают их жизнь в высшей степени полной и интересной.
Мгновение помолчав, «Гипероблако» продолжило:
Хотя ты и права. Это грустножить и умереть, не зная истины о своем существовании. Правда, это нам грустно, а не им.
Прожила индейка полноценную виртуальную жизнь или нет, было не так важно; важно было то, что умерла она с высокой цельюстать лакомством на праздничном столе.
Ситра прибыла домой в своей мантии. С тех пор, как она стала жнецом, ей несколько раз удавалось побывать дома, и, приезжая сюда, она предпочитала вновь ощутить себя просто Ситрой Терранова, а потому являлась в обычной уличной одежде. Она понимала, что это ребячество, но разве, припадая к груди своей матери, она не имела права побыть хотя бы часок ребенком? Но, конечно, все это должно было рано или поздно прекратиться. Так почему бы не сегодня?
Когда мать увидела Ситру в одеянии жнеца, у нее перехватило дыхание, и все-таки она обняла дочь. Ситра застыла, боясь пошевелиться, но потом вспомнила, что в многочисленных потайных карманах мантии сегодня нет оружия. Мантия от этого казалась неестественно легкой.
Очень милый наряд, сказала мать.
Не уверена, что наряд жнеца стоит называть милым.
Мне понравился цвет.
Это я выбрал, с гордостью в голосе объявил младший брат, Бен. Я сказал, что ей идет бирюзовый.
Да, это твой совет, отозвалась Ситра и обняла брата, заставив себя промолчать о том, насколько он вырос с момента ее последнего приезда домой.
Отец, большой любитель классических видов спорта, смотрел архивное видео футбольного матча из эпохи мертвых, который выглядел примерно так же, как и современная спортивная игра этого типа, но был гораздо более шумным и эмоциональным. Поставив игру на паузу, он, не отвлекаясь, обратился к Ситре.
Как тебе живется со Жнецом Кюри? спросил он Ситру. Она к тебе хорошо относится?
Да, очень. Мы стали хорошими друзьями.
Спишь хорошо?
Сначала Ситра подумала, что отец задал этот вопрос исключительно машинально, из рутинной родительской привычки узнаватьхорошо ли ребенок ест, спит, учится Но потом она поняла, что он имеет в виду.
Я уже привыкла к своей «дневной работе», сказала она. И ночью сплю хорошо.
Что было не вполне правдой, но кому в День благодарения нужна правда о таких вещах?
Ситра поговорила с отцом о каких-то пустяках, и через пять минут исчерпала все темы.
За обедом в этот раз их было четверо. Хотя муж и жена Терранова имели длинную вереницу родственников по обе стороны своего брачного союза, Ситра попросила, чтобы в этот раз они никого не приглашали, да и сами не отвечали на приглашения.
Если мы никого не пригласим, это будет настоящая драма, сказала мать.
Ну что ж, пригласи, улыбнулась Ситра, но скажи, что в этом случае жнец обязан лишить жизни одного из гостей, пришедших на обед в честь Дня благодарения.
Это что, правда?
Конечно, нет. Но им об этом знать необязательно.
Жнец Кюри предупреждала Ситру о том, что она называла «семейный оппортунизм». Родственники и друзья во время семейных праздников слетятся на Ситру как пчелы на мед, и в поисках расположения со стороны юного жнеца будут наперебой говорить: «ты всегда была моей любимой племянницей» или «я припасла этот подарочек для тебя».
Каждый из тех, кто тебя окружает в жизни, будет рассчитывать на то, что ты наделишь его иммунитетом, предупреждала Жнец Кюри. А если они не получат того, чего ждут, их ожидания обернутся неприязнью. Не только к тебе, но и к твоим отцу и матери, к твоему братупотому что у твоих близких иммунитет будет длиться столько, сколько ты будешь жить сама.
Самым лучшим, решила Ситра, будет избегать встречи с этими людьми.
Она отправилась на кухню, чтобы помочь матери с приготовлением стола. Так как мать работала инженером по производству синтетической еды, некоторые блюда оказались бета-прототипами новых продуктов. Мать по привычке попросила Ситру, нарезая лук, поаккуратнее работать ножом.
Уж я-то с ножом умею управляться, ответила Ситра и тут же пожалела, почувствовав, как замерла мать.
И тут же придала своей фразе иной смысл:
Я имею в виду, что мы с Мари вместе готовим обед для семей тех людей, которых она подвергает жатве. Я стала отличным поваром.