Однако путешественники, которым доводилось встречаться с Джоном Макленнаном, говорят в один голос, что канадец в здравом уме и, кажется, даже вполне доволен своей жизнью. Такого рода не подлежащие сомнению сведения получены нами от участников экспедиции канадского исследователя Стефанссона и от капитана Бартлетта, который пишет буквально следующее: «Посещение нами живущего среди чукчей Джона Макленнана оставило в наших сердцах самое благоприятное впечатление. Его героизм заслуживает не меньшего преклонения, чем проникновение человека в безлюдные ледовые пространства.
Скоро уже десять лет живет среди дикарей Северо-Восточной Азии Джон Макленнан. Говорят, что у него куча детей и огромное оленье стадо! Но сколько может продержаться человек, воспитанный в цивилизованном обществе, среди первобытных дикарей?
Невероятный научный эксперимент продолжается!»
Джон отшвырнул журнал и лег рядом с Пыльмау.
2
Амундсен купил у Ильмоча несколько оленьих туш.
Джон решил съездить к мысу Онман, побывать на корабле и привезти кое-какие припасы да патроны для винчестера.
С боеприпасами в Энмыне было совсем худо. В эту осень корабли обходили маленькое селение, а Роберт Карпентер жаловался на неустойчивое политическое положение в России и на то, что в связи с этим хозяева опасаются снабжать его большим количеством товаров.
На полках его лавки было пусто.
Большой караван из собачьих упряжек направился ко вмерзшему в лед кораблю, к западному берегу острова Айон в Чаунской губе.
Джону еще не приходилось ездить в эту сторону, и его поражали угрюмые крутые скалы, резко выделявшиеся чернотой на фоне ослепительно белого снега, запорошившего морской лед.
«Мод» вмерзла не у самого берега, а чуть поодаль. Рядом с кораблем из-под снега торчали постройки – собачник, представлявший собой постройку из пустых бочек, покрытую брезентом и досками, палатка для производства магнитных наблюдений и еще одно сооружение, нечто среднее между палаткой и ярангой, окруженное собаками и нартами. На борту корабля и на льду стояли люди и весело махали приближающемуся каравану.
– Джон Макленнан, – представил Амундсен своего гостя, и каждый счел своим долгом лично поздороваться с Джоном.
Обитатели странной хижины на льду были гостями Амундсена, ожидающими хозяина. У трапа висел плакат, извещающий, что без приглашения подниматься на борт «Мод» воспрещается. Амундсен хорошо знал приезжих, здоровался с каждым и называл их Джону.
Некоторые из них были известны Джону по рассказам Роберта Карпентера. Александр Киск – личность польского происхождения, отлично говорил по-немецки, по-польски, по-русски и по-чукотски. Несмотря на свои примечательные лингвистические способности, в торговых делах Киек был неудачником. Очевидно, из-за пристрастия к спиртному. Затем представился одетый в изящную, богато расшитую кухлянку Григорий Кибизов, арктический коммивояжер, который, как он сам уверял, занимался торговлей не ради наживы, а из любви к приключениям.
И, наконец, Григорий Караев, степенный человек в отлично выделанной кухлянке, несколько громоздкой, но достаточно богатой, чтобы ее мог оценить знаток.
Закончив представление, Амундсен пригласил всех подняться на «Мод».
Церемония представления продолжалась на борту. Среди членов экипажа Джон обнаружил и русского, назвавшегося Олонкиным.
В кают-компании царил уют устоявшегося быта. Под потолком горела электрическая люстра, а на подставке из красного дерева стоял великолепный граммофон с набором пластинок.
– Прошу гостей занимать места за столом! – радушно предложил капитан.
Пока все рассаживались, Александр Киск принюхивался к кастрюле, стоявшей на отдельном столике.
– Это просто брусничный морс, мистер Киск, – сказал Амундсен, лукаво подмигивая остальным гостям.
За столом разговор шел о политическом положении России.