Он сам чувствовал, что взялся не за свое дело, за пустяк, который никогда не пригодится ему в жизни. Не станет же он говорить с сородичами на английском языке. А для сношений с торговцами вполне годились познания в языке белых людей, которые имел Орво, а теперь у них за переводчика Сон. Куда же лучше! А грамота вовсе ни к чему. Так, одна забава, как правильно заметила Пыльмау.
– Пусть тоже учится, это правильно, – серьезным голосом произнес Джон. – Только, Мау, зря ты говоришь, что грамота – дело пустое и ненужное. В том мире, откуда я пришел, жизнь и представить себе нельзя без грамоты.
– А здесь? – возразила Пыльмау.
– Как ты думаешь? – обратился к Тнарату Джон. – Не слишком ли много женщина разговаривает?
– Твоя правда, – согласился Тнарат.
Урок закончили уже без помех. Яко держал в руке карандаш и старался изо всех сил. Ученики были почти равны по способностям, как отметил про себя Джон, но Яко превосходил своего соученика быстротой реакции и был чуть несообразительнее.
Каждый свободный вечер, когда Джон и Тнарат не очень поздно возвращались с промысла, в яранге открывалась необычная школа с двумя учениками и с преподавателем Джоном Макленнаном.
Пришла весна, а за нею короткое, но полное трудов и забот лето. Осенью снова били моржа на лежбище, отгоняли шхуны, которых в то лето было почему-то много. Повсюду от белых шли вести о какой-то революции в России, о новой власти. Орво как-то встревоженно спросил Джона:
– Что значат все эти слухи?
Но Джон сам весьма смутно представлял себе события в России. На одной проходящей шхуне, принадлежавшей «Гудзон бей Компани», ему удалось раздобыть газету двухмесячной давности. Одно было ясно из газетной статьи, что царя больше нет и Россия перешла на парламентский путь. Но тут же, в этой статейке, говорилось о борьбе партий внутри страны, о каких-то загадочных большевиках, во главе которых стоял некий Ленин. Джона, однако, удивило, что, несмотря на события, потрясшие огромное государство, война с Германией продолжалась.
– Солнечного Владыку свергли, – коротко пояснил Джон.
– Но он так прочно сидел на своем золотом сиденье, – с сомнением покачал головой Орво. – За несколько лет до тебя приезжал в наше селение русский шаман – поп. Он говорил, что русский царь – это главная сила на земле. И он так крепко сидит на своем золотом сиденье, что никто не может его сдвинуть. Солнечный Владыка общался с самим богом…
– Как видишь, пришлось ему слезать с золотого сиденья, – сказал Джон.
– А зачем его надо было снимать? – спросил Орво.
– Очевидно, государством хотели управлять и другие люди, кроме него, – предположил Джон.
– Чудаки. Мало им было своих хлопот, – с презрением заметил Орво. – Царь все делал так хорошо, и, кроме того, у него был большой опыт. Зря его сняли.
– Почему ты уверен, что царь делал все хорошо? – спросил Джон.
– А как же, – Орво был возбужден. – Он не настаивал на том, чтобы мы признали его богов. Кроме того, в отличие от наших соседей якутов, мы были освобождены от обязательного ясака и платили только добровольно, кто сколько захочет. Разве это плохо?
– Да, действительно, с этой точки зрения русский царь весьма подходил чукчам, – заметил Джон.
Не уловив иронии или не обратив на нее внимания, Орво сказал:
– Ведь кто знает, что принесут сюда новые власти. Может быть, такое, что будет совсем плохо всем нам.
Джон согласился с этим разумным доводом, но с надеждой сказал:
– Сколько времени пройдет, прежде чем новые власти доберутся до Чукотки!
Разговор этот происходил в начале зимы, когда море покрылось льдом и свет убывал с каждым днем, словно какой-то великан отрезал каждый день по ломтику от холодного зимнего солнца.