Лаки! Я подслушала! Лаки, дед сказал, они сожгут Лес!
Парень повернул голову. Надо было отвечатьили Юлька повиснет на нем и станет трясти.
Заходи. Я поставлю чай.
Ты что, меня не слышал?!
Без разговоров он за тонкое запястье втащил русалку в дом и хлопнул дверью. Все так же не расставаясь с плеером, прошлепал на кухню, включил плитку, поставил чайник. Юля села на табурет у стола, подперла щеку пальчиками.
Лаки, что нам делать?
Он вынул ракушку наушника из левого уха.
Плащ сними. Тапки возьми под вешалкой. Наследила
Лаки!
Восемнадцать лет Лаки. Скажи хоть что новое для разнообразия.
Юлька постучала согнутым пальцем по лбу. На щеки возвращался румянец. Согретый им аромат духов разбежался по дому, как лисий хвост.
Ты что, и вправду веришь, что в твоего Тамагочи вселился дух срубленного тополя? Что в Лесу живут эльфы, а когда наклоняется телевышка, открывается портал в параллельные миры?!..
Не кричи.
Я не кричу.
Нет, ты кричишь. Ты орешь.
Я тебя ненавижу.
«им позволят
явиться два раза на год,
и не больше
и, когда уходили, то им
и не обещали»
Лаки приглушил в плеере звук, стащил с Юльки плащик, отжал в раковине и отнес на вешалку. Вернулся в зал. Тамагочи, стуча когтями по линолеуму, с тапками в зубах трусил следом. Юля тапки отобрала и сердито шваркнула ими о край стола.
Да им наплевать на то, что не потрогаешь, что можно сдуть дыханием! Им насрать! Им насрать, с наслаждением повторила Юлька.
Лаки вздернулся, словно пружина.
Это тебе твой дед сказал? И тебетоже?..
Мне нет.
Поцелуи были сродни укусам. Из пухлых губ брызгала кровь. Юлька вцепилась ногтями Лаки в спину. Сперва любовники катались по дивану, потом сползли на плюшевую медвежью шкуру, заставив Тамагочи, что пытался сунуть хвост в розетку, метнуться вон. И распались, лишь когда чьи-то подошвы заскребли о железку на крыльце.
Их было немного, кто остался в «Бэньши». Но они пришли.
Маринка, отдернув гардину, уселась с ногами на подоконник, смотрела на дождь, грызла кончик тощей косы
Закопался в диски возле компа долговязый Артем
Тимка и Димка, вредные конопатые близнецы, отбирали друг у друга гитару
Хозяйственный Феликс полировал наждачкой березовый меч
Ушастый белобрысый Генка отобрал у Лаки один из наушников и тут же уронил, бледнея
«ни парадных знамен, ни венков,
ни слез, ни улыбок
Я стою, затерявшись на площади Трех вокзалов,
Жду,
Когда выйдут навстречу мне те, кто ушел,
Когда»
Лаки нажал кнопку «выкл».
А завтраточно так жекто-то отдаст приказ, и уже не будет Леса. Где Катёнкин пепел развеян между соснами. Где живут эльфы. Где стучат деревянные мечи. И хотя бы в игре можно быть самим собой. Не стыдясь ни героизма, ни слез.
Мы любим. И мы уходим в сказкувоздушный замок, построенный на песке.
Разве мы люди тогда, если даже такой маленький лес не можем защитить?
Понимаешь ли, Феля длинными пальцами потер переносицу. Сказка сказкой, но существует закон
А закон существует для тех, кто пьянствует? Гадит? Уничтожает лес, мир вокруг до пепла?.. Почему на них смотрят сквозь пальцы? Почему они имеют право на жизнь, а мынет?!
Грустно захихикала русалка Юлька.
Генка прижал к ушам блонидинистые кудрихотя никакого ветра в доме, конечно, не было.
И тогда Лаки нарушил всехний договор: слушать Катёнкины песни в одиночку, украдкой, стыдясь себя и совести, и включил проигрыватель на полную громкость.
* * *
Роману Андреевичу не хотелось идти на закрытое заседание мэрии. До судорог, до почечной колики и дрожи в коленях. А с другой стороны, не денешься никуда. Вытирая о коврик перед парадной дверью тяжелые от налипшей грязи ботинки, капитан почему-то вспомнил себя маленького. Как едет у отца на шее, срывая листья над головой, а отецнесмотря на немалый свой вес и упитанное брюшкоретиво подпрыгивает и кричит на всю улицу: «Давай, дери, сынок, давай!» К чему бы это?..
Старинный танцевальный зал приспособили под комнату заседаний. Поставили овальный стол под орех с дырой посередине, вдоль него ряд изогнутых стульев, монументальных, как в Кремле: пластик, похожий на дерево, в цвет стола, гобеленовая обивка мягких сидений и спинок.
Высокие потолки с лепниной, окна, забранные маркизами, хрусталь люстр и жирандолей под старину. В простенках портреты, разделенные багетовыми границами: деятели науки, искусства, партийные чины за последние двести лет. Стены просторныевсем места хватило. И галунному шитью, и звездочкам трудового героизма. Дубовый реализм изображения, похоронные тона, деловой стиль в костюмах и квадратность в лицах.
Мэр с таким же квадратным лицом восседал спиной к двери, квадратными плечами заслонял изящные часы восемнадцатого века с фарфоровыми пастушками. Красивая вещица, жалко, подумал Роман Андреевич, жене бы показать. Или так в квартиру поставить для красоты. Хотя они каминные, а у него, полицейского капитана, камина нет и никогда не будет. Может, внуку повезет.
Мэр был тучен, мрачен, красен. Даже болезненно багров. Оттого на щеках выделялась недобритая щетина. Великий человеки на тебе, толком не побрился. Даже это одно свидетельствовало о серьезности ситуации. По левую руку мэра восседал начальник городского полицейского управления Игошин И. Е. Он был хорошо знаком Роману Андреевичуза столько-то лет совместной службы, и, раскрывая перед собой черную пластиковую папку, дружелюбно капитану подмигнул. Рядом с Игошиным, оттянув стул, уселась суховатая бабенка в темных очках и синей форме: СП, служба предела, надзирающая за тем, чтобы граждане не пережили установленный им государством срок. А ведь аббревиатура, как у союза писателей. Роман Андреевич икнул от нервного смеха. Порадовался, что никто на него не смотрит.
По правую руку Серафима Серафимовича, Сим Симыча, как называли мэра свои, умостился с такой же, как у Игошина, папкой начальник государственной конторы спокойствия и умиротворения; вот интересно, государств нет, а контора осталась Сразу за ним сидел полковник внутренних войск Лагутенко в серой шинели с красными знаками различия. Дальше рассаживались чины помельче, их Роман Андреевич и вовсе не знал.
Ну! лязгнул начальственным басом Сим Симыч. Как вы это объясните, господа? в длани мэр брезгливо и, казалось, с опаской, держал кусок исцарапанной бересты.
Непонятное что-то, Игошин поправил очки в тонкой оправе.
Руны, сказал начальник ГКСУ, по должности ему было положено все знать. К руническому тексту был вежливо приложен перевод.
Господа, все читали? поинтересовался секретарь. Можно, я не стану повторяться, Серафим Серафимович?
Сборище зашумело. Кто-то объявлял, что читал, кто-то просил повторить.
А это, господа, нам ультиматум, мэр поджал отвислые губы. От молодых каких-то засранцев, севших в нашем лесу. На вашей, ткнул он пальцем в Романа Андреевича, территории.
Капитан выругался про себя, подготовили же референты служебную записку с упоминанием его скромной персоны. Не пережить.
Эти субчики, если коротенько так, объявляют лес независимой эльфийской республикой и обещают уничтожить всякого нарушителя границы. Вы поняли? наливаясь начальственным гневом, заревел он. А я не понял! А знаете, откуда это идет? Жил в позапрошлом веке некий Рональд Руэл, так его растак. Профессор, филоложеством занимался, на нашу задницу. А веком позже еще кино сняли, аж три серии. Для тех, кто читать не умеет. И игрушку выпустили, да не одну. «Властелин колец» называется, я верно говорю? Руки б тем создателям пообрывать! Да чтоб ихнего профессора, как вентилятор, в гробу крутило!
Референт испуганно кивнул прилизанной головой. Даже если и не был согласенвсе равно бы кивнул, подумал Роман Андреевич.
Так может, там компьютерные торчки озоруют?
Проверяли, зарычал Иван Елисеевич, сколько раз проверяли! Невозможно. У них там охрана, как в службе Предела.
Дама приподняла змеиную голову, но промолчала, глаз за очками не было видно.
Мэр ткнул острым «паркером» в сторону зама по идеологии: