Стипендия реабилитанта, очевидно. Она небольшая, но и цены здесь невысокие. Если не роскошествовать на месяц вполне хватит.
Ее что всем платят?
Всем, кто не бездельничает и ответственно выполняет реабилитационную программу. Будете бездельничатьостанетесь без стипендии.
А у меня гонорары есть.
Будете бездельничатьограничим доступ к счету сверх месячного минимума. Но я думаю, что это не ваша проблема, Анри. Просто объясняю на всякий случай.
Цены действительно были не высокими: три здоровых пакета с едой обошлись в пятьдесят гео. Я этого за неделю не съем. Таскаться с грузом по поселку не хотелось, и я оставил их у кассы рядом с десятком таких же.
Когда здесь доставка? спросил Дмитрия.
К двум часам развезут, не беспокойтесь.
Мы вышли из магазина. Вскоре дорожка разветвилась на две, и мы свернули налево в лес, на ту, что поуже и поизвилистей.
Мы сюда ненадолго, сказал Дмитрий. Думаю, Анри, если вам и придется здесь ходить то только для того, чтобы навестить кого-то из друзей.
Что там?
У нас есть небольшое коррекционное отделение.
Коррекционное отделение представляло собой цилиндрическое здание, облицованное полупрозрачными коричневыми панелями. За стеной угадывались перекрытия этажей, двери кабинетов и растения в кадках.
Мы поднялись по полукруглым ступеням, и стеклянные двери разъехались перед нами. В холле у входа стоял диван и имелась небольшая оранжерея.
Давайте присядем, надо немного поговорить, сказал Кастальский.
Мы сели на диван.
Легко сюда загреметь? спросил я.
Не очень, сказал Дмитрий. Но возможно. Если у кого-то из наших подопечных явные проблемы с реабилитацией, мы обычно назначаем несколько посещений коррекционного психолога. Амбулаторно. Приходите сюда, но живете по-прежнему в поселке Центра. В стационар только если проблемы очень серьезные. И не больше, чем на месяц. Режим как в Открытом Центре: большой прогулочный парк, правда, отделенный от остальной территории, кольца у вас, свидания не ограничены, на выходныедомой, то есть в свой домик в поселке. Человек же не виноват, что у него не получается: психологи Закрытого Центра не доработали. Кстати, если месяц коррекции в стационаре радикально не меняет ситуацию, мы собираем консилиум и решаем вопрос о возвращении в Психологический Центр.
Жестоко, заметил я.
Это очень редко бывает. С бывшими пациентами Евгения Львовича ни разу не случалось. Но лучше, если от нас человек вернется в ПЦ, чем выйдет на свободу, натворит что-то непоправимое, и вернется в Центр по приговору суда.
Мне Евгений Львович говорил, что в Центр обычно не возвращаются, сказал Артур.
Поэтому и не возвращаются, улыбнулся Дмитрий. Мы отлавливаем проблемы раньше.
Мы вышли из коррекционного корпуса, повернули налево, и вскоре снова оказались на широкой дорожке к поселку.
Было хорошо видно, что домики разные: и отдельно стоящие, и сдвоенные, и строенные и даже по четыре в ряд, но всякий раз с отдельными входами.
Анри, вы как предпочитаете: уединение или общество?
Уединение, сказал я.
Честно говоря, не ожидал, улыбнулся Дмитрий. Но ничего, у вас будет возможность передумать. Тогда сюда.
И он кивнул в сторону домика, стоявшего отдельно и на отшибе, возле самой кромки леса.
Домик был очень узкий, крыльцо буквально метра три, но обладал мансардой, куда вела винтовая лестница. Рядом с ней и частично под ней имелась микроскопическая прихожая: только снять куртку и обувь. Что я и сделал. И мы открыли дверь на первый этаж. Он состоял из кухни-столовой: действительно вся бытовая техника: кузинер, холодильник, посудомойка. Небольшой столик со стульями и маленький диванчик.
Диван раскладывается, сказал Дмитрий, так что если к вам приедет гость навестить, он сможет здесь остановиться. Если гостей будет несколькотоже не проблема, у нас есть гостевой дом. Я покажу.
Здесь же, на первом этаже располагался душ и туалет. А в мансардешкаф и единственная кровать, правда шире, чем в ПЦ, но явно не для двоих. Потолок еще ниже, чем в Чистом, не только можно без усилий достать ладонью, но и двускатная крыша нависает на кроватью, так, что нужно наклонять голову, чтобы подойти. Но зато большое трехстворчатое окно в сторону крыльца, и вдалеке видны корабельные сосны. Небо светло-голубое, как сильно разбавленная акварель, и низкое солнце над кронами.
Оставляйте вещи, Анри, и ловите ключ.
Я поставил сумку возле шкафа, и на кольцо мне упал входной код.
Когда мне можно будет здесь находиться? спросил я.
Нравится? без тени иронии спросил Дмитрий.
Тесновато, но скорее да.
Находиться здесь можно всегда. На ближайшие годыэто ваш дом. У вас будут некоторые обязанности по реабилитационной программе, но в остальное время, сколько угодно. Это не ПЦ. Это почти свобода.
Почти заметил я.
Сфера свободы будет постепенно расширяться. Это вы после ссылки так воспринимаете. После ПЦ народ летает.
Охотно верю, вздохнул я.
Он кивнул.
Пойдемте, я покажу вам учебный центр и столовую. Кстати пообедаем. Пока в столовой, но не привыкайте.
Учебный корпус мало отличался по архитектуре от коррекционного отделения, но смотрелся оптимистичнее: вместо коричневых панелейполупрозрачные зеркальные, что отражают на верхних этажах небо и облака, а на нижних сосны и снег.
Мы поднялись на второй этаж в класс Кастальского. Маленький, метров десять квадратных. Зато большой экран почти во всю стену, окно с пола до потолка с видом на сосны, простой стол, обитые черной тканью стулья.
Вот здесь мы и беседуем, сказал Дмитрий. Скорее всего, я вас буду приглашать в понедельник и четверг в пять часов вечера. Может быть, по вторникам и пятницам. Точно решим сегодня вечером.
А как это происходит? спросил я.
Пьем чай или кофе, обсуждаем наши планы и степень их осуществления. Сначала вы просто познакомитесь. Я не призываю вас открывать перед вашими коллегами по группе все ваши планы, но хотя бы часть ближайших целейочень желательно, это отличный стимул.
А курс «Мирное разрешение конфликтов у вас есть?»спросил я.
Есть, конечно. Хотите записаться?
Не знаю, просто Артур его проходил.
После ОПЦ? У нас своя специфика и курс более серьезный, но мне не кажется, что несдержанностьосновная ваша проблема, мсье Вальдо. Евгений Львович, вы рекомендуете это курс Анри?
Да пусть пройдет, сказал Ройтман. С вспыльчивостью тоже были проблемы, не самые большие, но мы с этим работали.
Значит надо пройти, заключил Дмитрий.
Кто меня за язык тянул! усмехнулся я. Просто здесь обстановка такая мирная, что сам бог велел читать этот курс.
Угу! Мы и читаем.
Мы вышли из учебного центра, миновали еще одно здание с похожей архитектурой, оказавшееся гостевым домом и свернули еще на одну лесную дорожку, которая вела к столовой, такой же полукруглой, но поменьше: всего два этажа.
Еще метрах в пятидесяти есть медицинский корпус, сказал Дмитрий. Дальше по этой же дорожке. Думаю, найдете, в случае необходимости. Ловите, кстати план РЦ.
И мне на кольцо упал файл с планом.
А сейчас обедать, продолжил Кастальский.
Мы вошли в зал, больше всего напоминавший среднее кафе: мозаичные пейзажи на стенах, высокие окна от пола до потолка и даже скатерти на столах. Приличнее, чем в ПЦ.
Набрали еды и сели за столик.
Сегодня мы начнем составлять план реабилитационного курса, сказал Дмитрий. Точнее составлять будете вы, а я только консультировать. Но есть моменты, которые надо учитывать обязательно. Все наши подопечные совершили что-то непоправимое. Поправить можно почти все: украденное отдать, сожженное и разрушенное отстроить, долги отработать, оплатить лечение пострадавшему. Только мертвых не воскресишь. Это город убийц, Анри. Если жертвы наших реабилитантов перезахоронить сюдакладбище займет весь остров.
Сколько здесь человек?
Около двухсот.
Значит, мои мертвецы займут пол-острова.
Скромничаете, Анри. Две трети.
Я вздохнул.
Анри, с этим ничего не поделаешь. И ваша смерть ничего не исправит. Вариант «пойду повешусь»это тоже не вариант. Единственное, что вы действительно можете сделатьэто расплатиться по гражданским искам. Неадекватная замена, но хоть что-то. И это сделать надо.