Лёшка посидел на сайтах с приколами и анекдотами, засмотрел короткие смешные ролики с животными, поржал. Особенно с обезьян, катающихся на кабанах под «Погоню». Прикольно. Вот обезьянам житуха чуть что, и на кабана. Нас, пожалуйста, вон до того баобаба. Эх, прокачу! Блин, из какого фильма фразочка?
Сладость одолела вконец.
Лёшка приоткрыл дверь и с грязным блюдцем прошёл в кухню. Маманя даже не обернулась, а Динка, лежащая в пижаме на разложенном и заправленном простынёй диване, покрутила пальцем у виска.
Рынки замерли в ожидании статистики из-за океана, бубнил телевизор. На экране дикторшу в районе бёдер протыкала ось ординат. Акции «голубых» фишек
Ведь намертво въелось: ось абсцисс ось ординат.
Миска из-под супа так и лежала в раковине немытая. Ну, всё, блин, холодная война. Напоказ оставили. Ну-ну.
Лёшка добавил к миске блюдце. А вот вам диверсионная закладка, мина.
Он потрогал теплый бок чайника, отхлебнул через носик кипячёной воды, покатал её во рту, морщась от противного привкуса. Постоял, глядя сквозь занавесивший окно тюль в подсвеченный фонарями вечер.
И сдался.
Блин, достали! Он сцепил зубы и включил воду. Как будто я крайний! Понапридумывали обязанностей и сидят там, телевизор смотрят.
Ещё попросят меня, суки.
Лёшка от души пролил губку «фэйри», пожамкал и окунул руку в набравшую воды миску. Пена повалила как манка из сказочного горшка. Он повозил губкой по стенкам, хотя ни черта видно не было. Ну да ладно, пена умная, сама знает, что растворять, что нейтрализовывать. Ещё немного «фэйри» на блюдце, и тоже пусть жрёт.
Подождав секунд десять, Лёшка слил воду.
Почти чисто. Сполоснуть только. Он подставил миску под горячую струю. Повернуть одним боком, затем другим. Всё!
Руки о брюки.
За собой вымыто, сообщил он, направляясь в свою комнату.
Маманя не ответила. И не посмотрела.
Лёшка нарочито громко хлопнул дверью. Ну и отвалите все. Он плюхнулся на кровать, содрал с ног носки, распулял их один в занавеску, другой под кресло. Подумал, неплохо бы на книжную полку еще закинуть. Висел бы, пах, как символ независимости. Впрочем, устраивать стрельбу по корешкам было лень.
Поднявшись, Лёшка вырубил компьютер и, забрав в ладонь хельманне, снова лёг. Пальцы поползли по значкам. Надо будет спросить у этого Мёленбека, что хоть значки значат-то. И вообще поинтересоваться какая ценность, кому, если что, можно продать. Или это типа медали, молодец, герой, заслужил?
Лёшка зевнул. Потом вспомнил, что завтра ему где-то в семь, нет, в семь тридцать надо встать, и зашарил по кровати в поисках телефона.
Мобильник обнаружился под подушкой.
Лёшка выставил в настройках будильника время и добавил функцию повторного сигнала через пятнадцать минут. Теперь мёртвого подымет. Утром ещё наковырять бы в шкафу что-нибудь поприличнее, тут, конечно, маманя бы помогла, мятое погладила, если что. Но, блин, сунься к ней сейчас, ага
Лёшка подтянул стул и выложил и хельманне, и телефон на сиденье. Выдрался из брюк. Ладно, на фиг всё, время к одиннадцати, потрындеть не с кем, можно и подушку придавить. Может, он и сам в семь проснётся. Хорошо бы завтра не облом, а то скажет ещё Мёленбек: «Гуляй, мальчик, я передумал», во задница наметится
Проснулся Лёшка под грохот ударных и горланый крик латиноса.
Телефон надрывался от зажигательной самбы и, кажется, даже подскакивал. Где тут долбанная клавиша-то? Ага
Лёшка отбросил телефон как дохлую, задушенную тушку и рухнул обратно на кровать. О, блаженство. Блин, снилось же что-то Нет, сон уходил, оставляя смутное видение то ли пустыни, то ли высохшей равнины. Сухой ветер, былинки. Черная скала вдалеке.
Эх, жалко, если это было что-то героическое!
Дракона бамс! Орка тык! И в тревожный закат
Жижа такие истории любит. По его словам, мы вообще существа многомерные, и живём во множестве параллельных миров копиями, отражениями самих себя. А сны, получается, как бы пробой, случайный доступ к альтернативной жизни.
Ах, чёрт!
Лёшка вскочил, едва не опрокинув стул. В конце концов, не просто так самба играла. Хочешь опоздать в первый рабочий день? Ноу проблем. Только работодатель мужик серьёзный, вжикнет по горлышку да прикопает за забором. Шпага есть проверено. Ну и забор тоже есть. Машины нет, потому что хрен знает, какой участок понадобится.
Лёшка натянул джинсы.
Галопом по европам. Комната, коридор Блин! Туалет, как назло, оказался занят.
Нельзя! пискнула оттуда Динка, едва он дёрнул ручку.
Шмакодявка.
То дрыхнет до десяти, то вдруг встала ни свет ни заря Не удивительно, если даже из вредности встала. Услышала самбу и на унитаз!
Мам, привет, сунулся Лёшка в кухню.
И тебе, Лёша, безжизненным голосом сказала маманя.
Волосы у нее были собраны в пучок на макушке, от этого открытое лицо казалось заострившимся и сосредоточенно-жестким. Ещё эти пятна на щеках. Маргарин на бутерброды маманя намазывала, словно перерезала им горло. Деловито и без эмоций.
Лёшка даже испугался.
Мам, ну ты чего? Давай, получу зарплату, тогда и поговорим?
Хорошо, согласилась маманя.
Но взгляд её обошёл Лёшку по высокой дуге.
Мне бы ещё рубашку погладить которая с коротким рукавом сказал он.
Это ты сам.
Блин! сорвался Лёшка. Что, мне нельзя уже попросить? Что ты меня прессуешь?! Я миску вымыл? Вымыл! Задрали все уже! Всем всё надо. А я? Меня спросили, что нужно мне?!
Маманя, мелко покивав, принялась лепить на бутерброды кружки вареной колбасы. Розовые до невозможности.
Ты уже взрослый, Лёш, можешь всё сам.
Короткий взгляд как «наждачка».
Ну, спасибо хоть, что заметила. Не столб, сын всё-таки стоит.
В футболке пойду! крикнул Лёшка уже по дороге обратно в свою комнату. И бутерброды твои нахрен!
Не удержался грохнул пяткой в туалетную дверь.
Мама! подала изнутри голос Динка.
Засеря! ответил Лёшка.
Приличная футболка у него была всего одна, стильная, чёрная, с рисунком-логотипом из пьяных цветных квадратиков на левой стороне груди. В прошлом месяце выклянчил. Ничего, скоро он сам себе и футболку, и водолазку
В нижнем ящике шкафа нашлись новые носки, китайские, с иероглифами. Нормально на раз. Под душ бы что ли. И по нужде. Или хотя бы морду лица сполоснуть.
Э-хе-хейя! заорал телефон.
Ударные, маракасы, что там еще?
Лёшка торопливо выключил будильник, спрятал мобильник в карман джинсов, в другой карман сунул хельманне. Как бы и всё. Время семь сорок пять. Пять минут до остановки, полчаса, может, минут сорок автобусом. В общем, он ещё успеет купить молока в ларьке, сотка, конечно, гуд бай, но, блин, так и загнуться от голода недалеко.
С каменным лицом Лёшка шагнул в прихожую, надел куртку.
В туалете раздался клекот спущенной из бачка воды. О, наконец-то! Это ж, блин, пятнадцать минут на стульчаке. Десять-то точно. Торта, зараза, вчера нажралась, куда только влезло. Щеки отъела как у хомяка.
Брысь! Лёшка отвесил подзатыльник появившейся сестре.
Дурак!
Справив нужду, Лёшка сполоснул в ванной руки и поплескал воды на лицо.
Я, может, ночевать не приду, буркнул он в кухню.
Маманя пожала плечом.
Хорошо.
Ну и ладно!
На улице было ветрено. Целлофановый пакет задумал пролететь мимо кустов сирени, но застрял в ветвях и поник, слабо шелестя, белым пораженческим комом.
Обойдемся без бутербродов! Вообще обойдусь без всего.
Лёшка дотопал до угла дома, ёжась от холода, заползающего в рукава и за шиворот. Молочный ларек был открыт, на узкой белой губе прилавка стояли пластиковые ящики с кефиром и сметаной. Полная продавщица бегемотихой ворочалась в тесном пространстве, расставляя товар по полкам.
Можно молока? Лёшка запустил над кефирно-сметанным изобилием ладонь с зажатой в пальцах банкнотой.
Нельзя! отрезала продавщица, поворачиваясь спиной. У меня приёмка.
Мне всего один пакет.
Обведенный сиреневыми тенями глаз, всплыв, оценил размер купюры.
Сдачи нет.
Да блин!
Лёшка стукнул кулаком по ящику.