Вот и он сам, чуть впереди, с блестящей офицерской свитой, гарцует на своей арабской лошадке, по обыкновению обмотав шею разноцветной шалью. Нервно крутит в пальцах табакерку, тоже ждёт приказа к атаке, наверняка не понимая, что творится впереди и почему такая задержка. Но вдруг отделяется от свиты и быстро скачет к нему, останавливаясь у крайнего батальона.
Смир-но! громко командует Неверовский, и новобранцы благоговейно замирают при виде легендарного командира.
Ну что же братцы, в бой хотите? улыбаясь и подбоченясь вопросил генерал Михаил Андреевич.
Так точно, ваше высокооопрествоо! отвечал дружный хор солдатских голосов.
Хватит еще боев на ваш век! загадочно, но громко, ответил Милорадович, и направил лошадку прямо к Неверовскому.
Дмитрий Петрович, тихо и спокойно сказал он. Нету приказа выступать пока. Говорят, фланг сокрушили, вроде как, отходит Мюрат, но что-то уж больно медленно. Соблаговолите двинуть дивизию вперёд шагов на триста, но не ближе, а в бой пока не соваться.
И, приняв салютование Неверовского, поскакал вперёд. Первая линия по команде двинулась за ним, приминая ещё не пожухшую траву.
Дмитрий Петрович ехал задумчиво, события последних нескольких месяцев все крутились в голове и пока ещё болело, поднывая, пораненное при Бородино плечо. После сражения он пытался в штабе разузнать судьбу Кутайсова, но никто ничего не говорил, а только молчали, странно при этом переводя тему на другое, знакомые офицеры и генералы. Пока один из адъютантов Ермолова, молодой поручик Николай Муравьев, видимо находившийся в благостном задоре от только что прикрепленного на мундир, сияющего всему лучами ордена святой Анны, не вышел с ним приватный разговор и сообщил:
Его сиятельство граф Кутайсов погиб при доблестной атаке нашей днём на занятую французами батарею в центре. Я лично поймал его коня после боя и отвёл к его высокопревосходительству. Там было все в крови, но тела сыскать не удалось. Сказывают, что его светлость главнокомандующий, узнав сие, был крайне зол, ибо артиллерия лишилась командира в самый важный момент баталии.
Итак, размышлял Неверовский, Берестов погиб, Кутайсов погиб. Если и есть сей глас, то кто же теперь слышит его?
Граф тогда говорил, а он запомнил, что таковые люди особенно часто являют себя в годину тяжких испытаний, когда судьба отчизны висит на волоске. Но вот сейчасоно же самое. Наполеон в Москве, а Мюрат перед ним опять, и неизвестно, сможем ли его одолеть. Правда, по диспозиции, на авангард французов должна навалиться вся русская армия, сил явно больше у нас. Но солдаты не обучены, много «стариков» пало при Бородино, взять его дивизию: опять почти все новобранцы, пороху не нюхали, все также, как это было тогда под Смоленском, а не прошло и трёх месяцев. Значит, чтоб вновь спасти армию и Россию, должен появиться кто-то из посланников. Или все напрасно?
Дивизия почти подошла к узкой, заболоченной речке, и, согласно указанию Милорадовича, остановилась. Неверовский подъехал к группе офицеров, окружавших командующего на небольшом пригорке, с которого открывался вид на поросшую кустами равнину позади водной глади. Стрельба на правом фланге, за лесом, прекратилась, были видны наступавшие русские колонны и сновавшие туда-сюда среди редких кустарников конные фигурки казаков. Французы отходили по всему фронту, за рекой уже даже не было батальонных каре. Впереди, у самого берега, на пыльной дороге из Тарутино, стояла деревенька в несколько домов, один из них горел, другой был сильно разрушен ядрами. Позади неё каким-то чудом уцелел деревянный мостик, открывая прямую дорогу к столице. Командующий указывал на этот мост и объяснял офицерам порядок прохождения полков и их развертывания в боевой порядок прямо за речкой на случай атаки. Но тут один из адъютантов указал Милорадовичу на вестового, скакавшего к ним с правого фланга. Молодой гусарский подпоручик быстро подъехал, отсалютовал и соскочил с коня для доклада.
Ваше высокопревосходительство, я от его превосходительства Орлова-Денисова, докладываю, левый фланг неприятеля сокрушён, мы взяли сорок пушек, полторы тысячи пленных, десять знамён. Мюрат бежит, казаки его преследуют, уже не ближе двух вёрст отсюда!
И, подойдя ближе, сокрушенно и слегка упавшим голосом, добавил:
Его высокопревосходительство Карл Федорович Баговут поражен в атаке неприятельским ядром. Наповал....
Милорадович, сняв шляпу, медленно перекрестился, что-то прошептав про себя. А затем, с полными грусти глазами, но с прежней веселостью в голосе, сказал, обращаясь к офицерам:
Что же, голубчики мои, не выпало нам подраться сегодня! Мюрата, похоже, и без нас разбили!
А затем, указав Неверовскому на избушки впереди, добавил:
Дмитрий Петрович, прикажите вашим егерям занять пока сию деревеньку и мост, кто знает, вдруг его неаполитанское величество возжелает воротиться, свои знамёна забрать!
Позади раздался дружный взрыв хохота офицеров свиты....
Начиная с тусклого рассвета этого октябрьского дня шевалье Пьер де Кроссье был все время в состоянии ярости, переходящей почти в неконтролируемое бешенство. У него до сих пор жутко болели ребра, контуженные почти месяц назад, при устроенном этим русским взрыве дома. Он в раздражении видел, что сбываются самые мрачные пророчества, сказанные ему неведомым гласом: армия разлагалась внутри этой московской котловины, половина зданий в которой уже представляла собой обугленные развалины, оставленные бушевавшим пять дней кряду огнём, дисциплина катастрофически упала, все занимались только грабежом и пьянствовали, а отряды, отправленные по окрестностям города за фуражом и провизией, не возвращались, захваченные либо истреблённые местным ополчением. Но главное, что его смущало и даже пугалоэто неожиданная, ранее неслыханная противоречивость указаний, которые он вдруг стал получать, как будто бы неизвестные советчики и сами не знали, что следует делать.
Первое предложение стало приходить к нему все три дня, пока он валялся с контузией в лазарете:
На север, на Санкт-Петербург! приходила отчетливая команда.
Только поднявшись на ноги, он бросился с этим к маршалу. Мюрата он нашёл во временном путевом дворце где-то на севере от горящего города, тот только что вернулся с охоты вместе с императором и выслушал своего раненного адъютанта, даже не сходя с лошади.
Хорошо, де Кроссье! сказал он, весело скаля свои жемчужные зубы. Я передам сей совет его величеству, впрочем, этот вариант сейчас советуют ему многие, включая господ Даву и Нея. Император пока колеблется, но, надеюсь, ваше предложение прибавит ему уверенности в правильности сего решения. Только если эти варвары не превратят и свою северную столицу в подобие вот этого, и он кивнул в сторону чёрного дыма, заволакивающего половину неба.
Но уже через две ночи, когда пожары стихли, а корпус его маршала был отправлен из Москвы на юг, искать невесть куда девшуюся русскую армию, глас как будто поменялся:
Немедленно идти на юг, в Украину! пришла команда в голову де Кроссье, когда среди ночи он проснулся на биваке, обливаясь потом от боли в груди и ужаса от повелительной силы услышанного.
Метаморфоза была столь невероятной и неожиданной, что вначале он даже ей не поверил, сославшись на бред, вызванный ранением, но на другую ночь все повторилось в точности. К Мюрату с этой новостью де Кроссье смог попасть только на третий день, маршал с кавалерийским авангардом сильно оторвался от основного корпуса, двигавшегося более медленно из-за недостатка лошадей и провианта. Король Неаполя, услышав шевалье, на сей раз покачал головой в сильном раздражении:
Слушайте, де Кроссье, как вы понимаете, мне сейчас совсем не до ваших видений, откуда бы они не происходили. Я должен найти и атаковать этих чертовых русских! Но вы, если желаете, можете попробовать ещё раз получить аудиенцию у нашего императора и сказать ему об этом лично!
И он отправил шевалье обратно в Москву с донесением. В штаб де Кроссье попал через два дня, но тут же выяснилось, что его величество крайне занят.
Через месяц можно попробовать, если сейчас назначить, но ранее никак, лениво, но твердо, заявил ему один из дежурных офицеров при особе императора.