а вот Абрам и занял у Мойши рубль до зарплаты, и не отдаёт, Мойша напоминает-напоминает, а тот поц таки-ж не отдаёт, наконец через месяц Абраша сам говорит ему: Мойша, помнишь я занял у тебя рубль, тебе его таки-ж отдать? А почему-бы и нет! отвечает Мойша. А, ну ладно, неттак нет! радостно соглашается Абрам.
Соболев не успел посмеяться над анекдотом Местера: за невысоким, но широким холмом слева, открылось большое пространство, над которым висела стена из смеси слепящих снежных хлопьев и грязно-серого порохового дыма. Река была покрыта льдом, в котором зияли чёрные пропасти полыньей, на нашем берегу несколько рядов орудий вели почти непрерывный огонь, выплевывая оранжевые разрывы, казалось, под самое брюхо соболевского ИЛа. Дальше, у воды, с нашей стороны, хаотично бегали сотни людей. Евгений мельком увидел метрах в пятидесяти от берега большой плот с двумя стоявшими на нем тяжелыми танками, который тянул маленький моторный катер, а перед ними на нескольких лодках, свисая с них, солдаты кирками долбили и отталкивали кипящий лёд, пытаясь расчистить проход. Вокруг них периодически взрывались снаряды, осыпая все огненными брызгами и острыми белесыми ледышками. За несколько секунд ИЛ перемахнул через реку, и Соболев с Местером увидели врытый в студёную землю и уже обильно политый кровью плацдарм. На участке шириной всего метров в 800 находились, копаясь в свежем снегу, около тысячи человек. Вжимаясь в землю, они вели огонь в сторону ползущих с запада танков, которые наступали одновременно с трёх направлений. Впереди стояли три или четыре противотанковые пушки, постоянно плюющиеся огнём. Живые лежали рядом с убитыми, повсюду были раскиданы снарядные ящики, каски и плащ-палатки. У самого берега несколько десятков бойцов под непрерывным обстрелом и по пояс в воде расчищали причал для прибывающих через Одер подкреплений, как только кто-то падал, другой сразу занимал его место. Казалось, сам влажный воздух вокруг подрагивал от непрерывно бьющих разрывов, тяжело пахнущих вонючим дымом.
Соболев, дрожа от страха и нетерпения, направил свой ИЛ-2 вперёд.
Вот туда, командир, правее! кричал стрелок Володька, вывернув голову и пытаясь указать Женьке направление.
Соболев сам видел эти семь или восемь танков, наползающих на плацдарм впереди густой цепи немецкой пехоты, до них было уже не более километра.
Заходим на цель! крикнул он, делая вираж, чтобы прорезать по диагонали идущие прямо на наши пушки боевые машины.
Небо впереди оглушительно ухнуло и разорвалось залпами зениток, но Соболев уже успел проскочить это место: вдруг ввинтившийся в затылок голос приказал ему нестись вперёд.
Не бойся, жми, вас не собьют, ты выживешь, услышал он столь внезапные и нужные ему сейчас слова.
Страх близкой смерти сразу пропал, появилось желание хорошо сделать свою боевую работу. Он перевёл ИЛ в пологое пикирование и, наклонив нос, открыл огонь из пушек по стремительно приближающимся целям. Танки, казалось, приостановились, и стали разворачиваться. Ещё раз ухнули зенитки, но теперь уже где-то позади его самолета.
Вот вам! заорал Женька, вдавливая кнопку сброса ПТАБов.
Через мгновение весь корпус самолета задрожал от близких разрывов, и Соболев резко взял штурвал на себя, уходя вверх, в низкие дымные облака.
Командир, хорошо попал! крикнул Володька, видя внизу два горящих «тигра» и бегущие от них назад фигурки пехотинцев.
На второй заход, сейчас, сказал будто бы сам себе Евгений, зная, что стрелок не слышит этих слов из за гула мотора и постоянной тряски.
Турбулентность была такая, что головы лётчиков мотало вправо-влево, еле-еле сориентировавшись, Соболев осторожно пошёл вниз, одновременно делая разворот. Он вынырнул из-за туч прямо над серединой реки и слева от себя увидел могучую, словно вросшую в Одер крепость с кирпичными стенами и приземистыми бастионамистаринный Кюстрин, превращённый немцами в неприступный узел обороны. Ощущение, что все идёт хорошо, прошло моментально: сильно впереди от него и чуть правее летело навстречу примерно на его высоте звено самолетовчетыре или шесть, разглядеть пока было невозможно.
Володя, это по нашу душу, готовься! крикнул он Местеру.
Мысль, как действовать, пришла почти сразу, Соболев стал аккуратно поворачивать самолёт влево, в сторону своих, одновременно внимательно следя за приближающимися «мессерами». За ними вдруг потянулись серо-сизые дымы, и Евгений понял, что летит четверка. Что же, вполне достаточно чтобы разорвать тихоходный штурмовик без какого-либо прикрытия в клочья.
Ладно, подумал он, мы ещё посмотрим, кто кого!
Командир! заорал Местер. Форсируют, гонят за нами!
До немцев было уже не более 500 метров, Соболев резко вывернул штурвал вправо, выходя в лобовую атаку, одновременно выжимая до упора газ и нажимая на все гашетки сразу.
Представляю, как удивились, вашу мать! успела промелькнуть мысль за те мгновения, когда «мессеры» веером разлетелись в стороны от палящего им навстречу в упор из всех пушек и пулеметов ИЛа. Слева и справа, чуть ли не в лицо, пролетели десятки трассирующих огоньков, самолёт резко тряхануло и сзади забарабанил пулемёт Местера. Внизу сильно бабахнуло: подбитый Соболевым «мессершмидт» на полном ходу врезался в землю прямо у крепости, камни, комья земли и обломки металла едва не долетели до их самолета.
Я попал, попал! кричал Володька, видя, как второй истребитель с дымным следом падает прямо в реку, ломая лёд.
Уходим на посадку, выдохнул Женька, заходя на правый вираж.
Два оставшихся «мессера» начали разворот, упорно стараясь его догнать и атаковать. Соболев понимал, что повторить тот же трюк у него уже не получится, и начал уходить за реку, туда, где были свои войска, одновременно снижая скорость и ища место для приземленияполе или незанятую более-менее прямую дорогу. Мимо вновь пролетели линии огоньковпо ним стреляли трассирующими с истребителей, самолёт весь трясся, стучал, Евгений знал, что он поврежден, но не мог определить, куда именно в него попали, позади оглушительно тарахтел пулемёт отстреливающегося Местера, и вдруг тот резко вскрикнул.
Володя, куда тебя? крикнул Соболев, пытаясь справится со сваливающимся в пике ИЛом.
Стрелок молчал, но продолжал палить, отстреливаясь от наседающих «мессеров». Наконец до земли осталось сто метров, пытаясь выровнять качающуюся во все стороны машину, Евгений направил ее в свободный от людей и техники кусок поля, прямо за переправой. Оставшиеся два преследовавших его истребителя пролетели прямо над ним, начиная набирать высоту, и тут по ним ударила батарея зениток с нашего берега, еще один «мессер» резко сорвался вниз и, кувыркаясь, рухнул где-то за близлежащими холмами. Аккуратно, по как можно более пологой траектории, Соболев стал сажать израненный самолет, обшивка справа и слева на крыльях была сорвана, шасси не открывались. Выключив мотор, он успел заметить, что у останавливающегося винта срезаны куски двух лопастей, затем раздался резкий удар фюзеляжа о землю, и машину с грохотом и треском потащило по свежему насту, поднимая фонтаны грязи, комьев и белых льдинок.
Володя, ты жив, давай, держись! кричал Женька, по колено в снегу оттаскивая истекающего кровью Местера с перебитыми ногами от дымящегося самолета.
Командир, стонал тот, Я гильзоуловитель в кабине забыл, надо вернуться, забрать его, ругать будут.
Да к черту, главное что живы! весело отвечал ему Соболев.
Наконец, отовсюду набежали люди, подхватили их, хлопали по плечам, кто-то влил Женьке в рот спирт из походной фляги, затем с радостными криками его начали качать. Когда отпустили на землю, он уже с трудом понимал, где находится, все вокруг было в легком тумане, раненого воздушного стрелка унесли в медсанбат, а он продолжал стоять весь мокрый и окровавленный, в пахнущей дымом и порохом лётной куртке, будто не веря, что только что в одиночку выжил в воздушном бою с четверкой «мессершмидтов».
Вдруг к нему прорвался сквозь толпу человек, перед которым другие расступились, это был с виду немолодой уже подполковник, в грязном мундире с болтающимся на нем орденом Отечественной войны 1-ой степени, весь мокрый и заросший щетиной, с вытянутым худым лицом, усталыми, но сверкающими глазами, перевязанной окровавленной головой и странным, никак не вязавшимся с его боевым видом, большого размера серебряным перстнем с красным камнем на правой руке.