Я Неверовский, командир дивизии, перебил его Дмитрий Петрович, ошеломлённый столь неожиданной встречей, и стремясь теперь быстро-быстро передать то, что сказал ему покойный Берестов. Мне нужно поговорить с вами, граф, и, стараясь удержать взбрыкивающую от грохота боя лошадь, Неверовский достал из-за пазухи тот перстень.
Кутайсов сразу изменился в лице, незаметно показалось, что волнение от боя сменилось каким-то другим, более глубоким погружением в себя. Он, задумчиво и одновременно с интересом, глядя на Неверовского, как будто оглянулся, не слушает ли их кто-то ещё, а затем подъехал почти вплотную.
Генерал, тихо спросил он, как будто даже слегка запнувшись. Г-генерал, эту вещь дал вам адъютант его высокопревосходительства командующего второй армией?
Да, граф, поручик Берестов, сделал это перед своей геройской гибелью два дня назад в бою на Смоленской дороге. Граф, я был давеча свидетелем вещей, мне не совсем понятных....
Отдаленный, но усиливающийся барабанный бой прервал его речь и оба повернулись на запад, в сторону Днепра. Неверовский посмотрел, прикрывая взгляд приложенной ко лбу ладонью, щурясь и стараясь высмотреть что-то вдали, на равнине, покрытой легкой дымкой из марева, орудийного пара и уже начавшего спускаться вечернего тумана, и тут Кутайсов протянул ему свою зрительную трубу. Поредевшие русские шеренги тем временем были приведены в порядок, раненые отнесены в лазарет, убитые оттащены назад, знающие своё дело офицеры штаба дивизии ловко сновали между рядами, выкрикивая команды.
Генерал! сказал Кутайсов многозначительно. Эта сволочь опять готовит атаку на вас. Решено сегодня, по крайней мере, Смоленск Бонапарту не сдавать, а вашу дивизию скоро сменят. Как их снова отобьёте, встанете на бивакмилости прошу ко мне. Найдите меня через штаб его высокопревосходительства генерала Барклая. Я жду вас, да сохранит вас господь! и, повернув своего низенького жеребца, сопровождаемый свитой, он медленно двинулся в сторону объятого пламенем центра города.
Де Кроссье остановился на окраине, за небольшим леском, куда не так сильно доносился удушливый дым от пылающих строений. Он был раздосадован и бледен, белоснежный ещё утром мундир стал грязно-серым от пыли и копоти, один эполет сбит осколком картечного ядра, каким-то чудом пролетевшим по касательной и его плеча не задевшим. Великая армия, весь день штурмовавшая этот треклятый городишко, не продвинулась ни на шаг. Русские, которых он видел в этом сражении, были просто ужасны: он был свидетелем, правда, издали, как одного их офицера с оторванной по локоть правой рукой, несколько солдат пытались вывести из кипящего вокруг рукопашного боя. Так этот русский, в изгвазданном, покрытом свежей кровью мундире, продолжал рваться вперёд, размахивая шпагой в левой здоровой руке и выкрикивая команды, пока его не утащили силой назад трое дюжих гренадёров. Его отважное и отчаянное упрямство вновь напомнило шевалье про смерти, которые он уже недавно видел: русского адъютанта на лесной дороге и того офицера-егеря на берегу Днепра. Де Кроссье почему-то вдруг показалось, что все они, и этот раненый тоже, все слышали глас в миг перед своей геройской гибелью. А он не слышит! В тот самый момент, когда это более всего нужно!
И тут он резко дернулся и остановился, в затылке, к его вящей радости, появилось знакомое тянущее чувство. Он постарался сконцентрироваться, прислушаться, понять приказ или команду. И сразу же резко обернулся: всего шагах в двадцати на него летел казак на низенькой приземистой лошадке, с пикой наперевес. Это было так необычно, ибо он знал, что эти полудикие русские конники никогда не атакуют поодиночке, но, видимо, де Кроссье показался легкой добычей. Лица противника было почти не видно, голова, закрытая волосатой шапкой, качалась из стороны в сторону, и издавала легкий присвист и цоканье. Все это шевалье осознал всего за несколько секунд, пока казак доскакал до него, он был уже готов и успел уклониться от пролетевшего над головой острия, одновременно выхватывая пистолет из-за пояса. Ещё через пару мгновений он выстрелил в спину удалявшемуся противнику и тот, резко вздыбив коня, рухнул на землю. Де Кроссье подъехал и соскочил со своей лошадки. Русский был убит пулей в затылок наповал, он лежал ничком, раскинув руки, как в последний раз обнимая землю, перевернув его, француз увидел на губах ту же легкую безмятежную улыбку, только подчеркнутую стекавшей с уголка рта струйкой алой крови. Вот опять! Вздохнув, де Кроссье начал снимать с казака его широкий балахон и папаху. Через несколько минут, облачившись поверх мундира в эту жаркую степную одежду, и подняв с земли оброненную тяжелую казачью пику, он уже медленно ехал по направлению к русским позициям.
Глава 16
2019 г., Максим Шмелев
Я тихо сидел в небольшом узком коридорчике, слушая уже полчаса перепалку за стеной. Казённое учреждение по адресу улица 1905 года, дом 4, корпус 1, оказалось участком мирового суда, и сейчас там вовсю шло заседание.
Голос судьи Величко Ольги Васильевны, строгий и властный, никак не вязавшийся с ее миловидной внешностью чисто русской деревенской бабы, высокой, с длинными русыми собранными в косу вокруг головы волосами и васильковыми глазами (я рассмотрел ее буквально за минуту, войти и послушать заседание она мне не позволила), ее речитативное зачитывание документов постоянно прерывало и заглушало доводы истца и ответчика. Истец, представитель собственника, чья квартира, судя по всему была повреждена вследствие прорыва канализации, тоже имел чисто рязанскую внешность: высокий и седоватый мужчина лет пятидесяти с как будто вылепленными хлебным мякишем чертами одутловатого лица и прямым носом. Ответчика я сразу не увидел: судя по всему, это был очень пожилой человек. Он отвечал тихо, невпопад, я его практически не слышал, ибо любая его попытка заговорить тут же заглушалась громкими окриками рязанского юриста и чеканными репликами женщины-судьи.
Других вариантов, собственно, у меня не былов доме, помимо судебного участка, находился ещё магазин «Магнит» и сотни две квартир, поэтому искать какое-либо другое место не имело смысла. Если на какое-то событие 7 мая мне указала таинственная записка, то оно должно было случиться именно здесь. А ошибаюсь я или нет, понять сложно, голос из другой точки пространства-времени больше не приходил, канал связи не работал по какой-то причине или просто так: возможно оттуда не хотели вмешиваться, оставив все идти своим чередом. Я просто сидел и смотрел, что будет дальшепо опыту я чувствовал, что будет какая-то подсказка, некий намёк, который должен направить мои дальнейшие действия.
За стенкой судья продолжала монотонным речитативом зачитывать решение: я в него особо даже не вслушивался. Вроде бы как ответчику Соболеву присудили заплатить компенсацию истцу Алехину за повреждённую в ходе потопа квартиру в сумме трёхсот с чем-то тысяч рублей, и компенсацию услуг представителя в сумме сто двадцать тысяч, и компенсацию стоимости экспертизы, и компенсацию госпошлинывсе вместе почти на полмиллиона. Судья, наконец, закончила, из комнаты вышел довольный рязанский юрист, а ответчик, похоже, все сидел на месте. Прошло минуты две, и я, наконец, решился подняться и заглянуть внутрь.
Там, на потертой деревянной лавке, сгорбившись и смотря в пол, сидел худой старик, весь седой, как лунь, с костылем и в старом пыльном поношенном пиджаке, на котором, к моему удивлению, сиял начищенный до блеска маленький разноцветный прямоугольникя знал, что это были орденские планки, своего рода информационная табличка, на которой раньше указывались награды ветерана войны.
Неужели он воевал, сколько же ему лет? подумал я, а старик вдруг поднял голову и впечатал в меня пронзительный взгляд прищуренных глаз, которые горели живым огнём на его высохшем, почти безжизненном и бледном лице.
Вам вам плохо? я спросил первое, что пришло в голову, даже не подумав, насколько глупым казался этот вопрос. И удивительно было услышать в ответ тихий, но по-мальчишески бодрый голос, в котором явно чувствовалась военная выправка:
Молодой человек, плохо мне было лет двадцать назад. А сейчас мне обычно. Так что не волнуйтесь, это обычное мое самочувствие, и старик усмехнулся краешком сухого рта.