Берестов, уже не мог четко слушать и воспринимать все, о чем говорил француз: слабость от раны охватила его, закружилась, как в омуте, затуманенная голова, ноги начали подкашиваться. Отпустив эфес сабли, он начал оседать в траву, Шевалье бросился к нему и подхватил его за подмышки, но, собрав последние силы, Алексей здоровой левой рукой выхватил из-за пояса заряженный пистолет, и приставил дуло прямо ко лбу француза. Де Кроссье замер на месте, медленно опуская руки. Берестов стоял перед ним на коленях, жилы на лбу вздулись, рука с оружием тряслась, но взгляд его был твёрдым.
Шевалье! прохрипел он, сбиваясь на коверкание французских слов. Если мы если только песчинки в механизме истории, значит, я могу, да, убить вас прямо сейчас, здесь, и ничего, ничего не изменится. И да! Другие, слышащие глас, придут и довершат мое и ваше дело!
Нет, ответил де Кроссье, не моргнув глазом. У вас не выйдет. Я восхищён вашей храбростью, и твердостью. Но глас сказал, что мне не суждено умереть. Не сейчас!
Берестов выпустил из слабеющих рук пистолет, и, теряя сознание, повалился, утопая во влажной траве. Де Кроссье, обернувшись к русским, вдруг стал махать обеими руками крест-накрест, пока не увидел, как от далекого строя отделились три конных фигуры и быстро поскакали ему навстречу. Сзади, под оглушающий барабанный бой, приближался строй французских полков. Мюрат бросил своих гренадёров вперед вдоль дороги, а кавалерия уже охватывала оба прикрытых лесом фланга русских. Неверовский и два казака из его свиты подскакали к месту, где стоял шевалье, в ту самую секунду, когда до французской линии оставалось не более сотни саженей.
Забирайте его, генерал. Он ранен, но ещё жив! крикнул де Кроссье русским, силясь перекричать барабаны и указывая на тело Берестова.
Французы позади, как заворожённые, наблюдали невиданную картину, не стреляя: адъютант их маршала, спешившись, помогал русскому генералу уложить русского же офицера на круп коня одного из помощников-казаков. Затем двое противников вскочили в седла, обменялись почтительными короткими салютованиями и, на миг задержавшись и глянув друг на друга, поскакали каждый к своим войскам. Шевалье промчался вдоль наступающего строя и подъехал к стоящей чуть позади свите Мюрата. Боевые линии противников уже были так близко, что когда Неверовский въезжал в строй своего каре, он отметил про себя напряженные, вжавшиеся выражения лиц передовых бойцов, готовых к схватке. До французов было уже менее пятидесяти саженей.
Пли! закричал он, поворачивая коня, и увидел, как первые шеренги врага валятся в траву. Ответный залп французов и второй залп русских грянули одновременно. Затем, с дикими криками, на всём участке каре почти в двести пятьдесят саженей, справа и слева из густой зелени стали выскакивать французские кирасиры. Бой закипел по всему периметру. Посаженные вдоль дороги дубы ослабляли таранный удар кавалерии, то тут, то там, всадники валились, кувыркаясь, пронзённые русскими штыками, вместе со смертельно ранеными конями. Рядом, крича от боли, падали русские солдаты, получив длинные кровавые разрезы от головы до пояса от вражеских палашей, но их моментально сменяли воины из следующих рядов. Отборная мюратова кавалерия домчалась до дальней стороны каре, выскочила на дорогу и ударила там, завершая окружение русских, но узкий участок не позволял им развернуться во всю ширь и мощь. Эти кирасиры были почти сразу отброшены, и, повернув, унеслись к своим основным силам. Неверовский, сидя на коне посреди своих рядов, что-то кричал и махал шпагой. Его лицо пылало, стихия боя полностью захватила его. Две вещи только были сейчас ему интересны: стойкость его солдат и расстояние между так удачно прикрывавшими его фланги могучими деревьями, он боялся быть вынужденным отступить на более открытое место, где кавалерия раздавит каре как яйцо. Но русские даже не колебались. Через пять минут упорного штыкового боя, стоившего обеим сторонам несколько сотен жизней, французы начали уставать и останавливаться. Их атакующие шеренги отхлынули, но вместо них теперь уже со всех сторон полетели новые массы кавалерии. Неверовский закрыл глаза, вокруг него туда-сюда сновали адъютанты, выкрикивали команды офицеры, трещали штыки и приклады, стонали раненные, ржали кони. Вот теперь русские шелохнулись назад, под давлением непрестанно врезавшихся в строй огромных всадников каре начало пятиться вначале медленным шагом, затем все быстрее, теряя убитых и раненных, и вырванные из рядов промежутки уже нечем было заполнять.
Не удержим! Все! Не удержим! мелькнуло в голове у Дмитрия Петровича.
Он на секунду зажмурил и сразу приоткрыл глазапрямо ему в лицо, стоя рядом на нетвердых ногах, смотрел пришедший в себя Берестов и улыбался последней в жизни, какой-то кроткой и одновременно ободряющей улыбкой.
Мы задержали их, генерал! сказал он, и глаза его, казалось, были наполнены слезами радости. Мы победили, мне сказали, и осекся, как будто испугавшись, что сболтнул лишнее. Неверовский посмотрел вдоль линии каре: в одном ее месте разрыв был большой, туда влетели, гортанно крича и рубя палашами направо и налево, несколько бешеных кирасир. Какая к черту победа! Вот на его глазах, с рассеченной от макушки до рта головой пал передовой знаменосец дивизии, роняя, но так и не выпуская из рук, забрызганное кровью и заляпанное грязью полотнище на древке.
Расскажите графу Кутайсову о том, что было здесь, Дмитрий Петрович, обязательно расскажите, и прощайте! отрывисто сказал Берестов, повернулся, и неожиданно быстро устремился к тому месту.
Вперёд, за мной! кричал он, и голос, мгновение назад слабый и срывающийся, теперь был подобен раскату грома. Несколько десятков гренадёров из задних рядов понеслись за ним. Добежав до внешней шеренги каре, поредевшей и нестройной, он левой рукой подхватил с земли упавшее знамя и, высоко подняв его, бросился правее, туда, где огромные французские всадники рубили пехоту, уже прорывая бреши в ее построении. Пять или шесть солдат, увлекаемых им, рванулись туда же, выставив вперёд штыки. Ведомые бьющимся на ветру бело-красным, с орлом в золотом поле, полотнищем, они налетели на прорвавшихся кирасир, сбивая их с коней и размахивая ружьями, отбиваясь от сабельных ударов. В образовавшейся на краю каре свалке Неверовский видел только, как знамя дернулось, осело вниз, но затем снова поднялось. За какие-то секунды шеренга русских выровнялась, кавалерия отхлынула назад, но затем еще одна волна всадников налетела на каре. Бой закипел с новой силой, теперь Мюрат, поняв, что с прикрытых лесом флангов атаковать бесполезно, обрушил таранный удар кавалерии вдоль дороги, спереди и сзади, пытаясь хоть так раздавить этих непокорных, сопротивляющихся вопреки всему русских.
Спустя два часа маршал со свитой, где был и де Кроссье, под неприятным, вдруг зарядившим дождем объезжал место, где так упорно билась ушедшая теперь к Смоленску русская дивизия. Трупы и раненые с самой дороги были уже убраны, но вдоль неё, вперемежку, валялись растерзанные тела русских гренадёров, французских кирасир и их лошадей. Убитых было много, некоторые мертвые гиганты-кавалеристы даже свисали с нижних ветвей дубов, окровавленные и поломанные, всюду были лужи крови, смешанной с грязью. Несмотря на то, что мимо по дороге уже маршировали на город главные силы Великой Армии, все молчали, удрученные зрелищем поля сражения. Де Кроссье не находил себе места, глас, столь явно звучавший утром, теперь затих, словно разочарованный его неудачей. Все, они не успели, русские соединились в Смольенске, и за город, почти лежавший на блюдечке, только схвати, предстоит упорная борьба. Никто не знает теперь что будет дальше, война, которую можно было закончить одним успешным маневром, становится затяжной и тяжелой. Не на то они рассчитывали! Он, пребывая в мрачных раздумьях, подъехал к месту, где в огромной куче были сплетены более десятка мертвых тел: несколько кирасир, пара мертвых лошадей, растерзанные русские солдаты, все лежали вповалку на небольшом окровавленном пятачке, среди обломков ружей, сабель и палашей, среди смятых киверов, разбитых железных кирас и патронных сумок. Вдруг, приглядевшись, де Кроссье соскочил с коня, и, приблизившись, не снимая белых перчаток, как-то грубо отодвинул в сторону тело одного из французов.