Апостолы, они верят.
Мимоходом он одобрительно хлопнул ладонью по бойлеру, поделившемуся с ним кипятком, и помедлил перед тем, чтобы шагнуть на платформу. Справа суетилась, складывая гору тюков, многочисленная семья из Средней Азии. Слева какой-то бородач ожесточенно затягивал горловину рюкзака. Вокруг него кружили голодные голуби.
Вы выходите? спросила у Шумера проводница.
Он вздохнул.
Обязательно.
Так выходите.
Шумер улыбнулся.
Он не знал, как встретит его Пустов. Позади осталось позорное бегство. В настоящем имелось тихое возвращение. Эх, как бы все забыть? Раз и ничего не было. Или было?
Прошлое кисло барахталось в Шумере, заставляя испытывать смущение и стыд.
И люди никуда не делись. Изменились? Возможно. Но вряд ли в лучшую сторону. В это он не верил. Впрочем, не поэтому ли он вернулся?
Вперед? Нога преодолела десятисантиметровый зазор между вагоном и платформой, носок ботинка, переместившись, избрал новую точку опоры, пальцы, стиснувшие поручень, наконец разжались.
Все.
Шумер встал на платформе и вздрогнул, когда из-за тюков неожиданно грянула музыка. Скрипка, гитара, аккордеон. «Слова любви вы говорили мне в городе каменном». Мелодию из «Бриллиантовой руки» музыканты выводили старательно и фальшиво. Чувствовалось, что раньше они ее играли редко.
Несколько мгновений и платформа под вечереющим небом очистилась. Исчезли среднеазиатское семейство, бородач, сосед с «дипломатом», вышедший впереди Шумера. Голуби, взлетев, расселись на карнизах вокзала. Спрятался за стекло двери милиционер.
Ансамбль, правда, остался. Квартет. Толстая скрипачка. Худой, усатый аккордеонист. Гитарист с испитым лицом. И саксофонист, окривевший, с распахнутым в пустоту изумительно голубым глазом.
Все в черных костюмах и светлых рубашках. Женщина в черном платье с ярким плюшевым бутоном розы на груди. Она единственная сидела. Мужское трио полукругом стояло за ней. «Помоги мне, помоги мне».
Похоронный оркестр.
Когда аккордеонист выдавил из клавиш последний аккорд, из-за осветительного столба стремительно вынырнул подтянутый мужчина в дорогом сером костюме и в пируэте подхватил Шумера под локоть.
Очень приятно, что вы снова с нами!
Улыбка его сверкнула ровными отбеленными зубами.
В кафе? спросил мужчина и тут же себе ответил: Разумеется, в кафе!
Шумер не сопротивлялся.
Мужчина повел его, приговаривая, как он рад такому визиту, безумно, безумно рад, он даже поспорил сам с собой, что тот случится на прошлой неделе, пора бы, и, представьте, сконфузился, проиграл, пришлось кукарекать под столом. А как иначе? Раз уж ты человек принципа, то лезь и кукарекай.
Ку-ку! То есть, ку-ку-ре-ку!
Кафе «Чайка» встретила их затоптанным кафельным полом, плакатом, вещающим об опасности выхода на железнодорожные пути, и стойким запахом чего-то горелого.
Не обращай внимания, запанибратски сказал мужчина, шевельнув тонкими ноздрями.
Острыми серыми глазами он охватил полупустой светлый зал, полный свисающих с потолка липких лент, поморщился на пеструю компанию, звякающую стаканами рядом с прилавком, и выбрал угловой столик, с которого была видна платформа и одновременно вокзальный выход.
Прошу!
Мужчина расстегнул пуговицы на пиджаке, водрузил локти на столик. В глазах его засветился живой интерес.
Ну, как ты?
Никак.
Шумер достал салфетку из стаканчика, обозначающего наличие в кафе некоторого сервиса, и нарочито медленно обернул ее вокруг пальца.
Понимаю, кивнул мужчина. Кто ж разговаривает на голодный желудок? Здесь, между прочим, варят сносные пельмени.
Шумер свободной рукой достал из кармана пальто всю ту мелочь, что у него была.
Шесть рублей! хохотнул мужчина, кинув взгляд на монеты. Силен! В своем репертуаре. Ну, а я, так сказать, в рамках помощи перемещенным лицам, все же закажу тебе порцию за свой счет. Благодарности, понятно, не жду. Ну и сам поем. Ты, значит, никуда пока не уходи. Я мигом, ага.
Он быстрым шагом направился к прилавку и оттуда помахал Шумеру рукой. Крупная женщина в сером халате и в чепчике, айсбергом возвышающимся над зачесом, стала принимать у него заказ. Зажужжал кассовый аппарат.
Шумер отвернулся. За окном, вызвав легкое дрожание стекла, набирал ход привезший его поезд. Шумеру с тоской подумалось, что если выскочить из кафе прямо сейчас, то, наверное, получится догнать последний вагон. Благо там проводница, свесившись, выставила жезл с зеленым кружком.
Скучно?
Мужчина оказался тут как тут, смотал длинную ленту пробитого чека и уложил ее в брючный карман.
А я нам заказал водки, сказал он со смешком. Думаю, под пельмени мы с тобой с удовольствием тяпнем рюмочку или две.
Не пью, сказал Шумер.
Уже? удивился мужчина. Странно. Я помню, как в этом кафе ты устраивал водочный перфоманс. В прошлый раз.
Он надвинулся, разглядывая Шумера. Тот, в свою очередь, слегка выставив подбородок, посмотрел собеседнику в глаза.
Мужчина фыркнул.
Решительно настроен, да?
Лет ему было за сорок. Ухоженное, искусно вылепленное лицо можно было назвать волевым и аристократичным. Высокий, склонный к облысению лоб. Челюсть с благородной ямочкой на подбородке. Нос с горбинкой. Красиво очерченный рот. Качественно выбритые в салоне щеки с едва уловимым запахом дорогого одеколона. Безукоризненно ровные виски. Колючие, властные глаза, в которых то и дело разгораются опасные искорки.
Та же женщина, что принимала заказ, с каменным лицом принесла две порции дымящихся, политых сметаной пельменей, поставила тарелку с хлебом и баночку с горчицей, выложила две вилки.
Затем принесла бутылку водки и два стакана.
Ничего, что мы так, по походному? спросил мужчина, свинчивая на бутылке колпачок.
Шумер пожал плечами.
И-эх!
Водка плеснула в стаканы.
Пестрая компания за столиком у прилавка вдруг зашумела, обросла невнятными возгласами, кто-то кого-то схватил за воротник, кто-то сунул в пространство кулаком. Брызнула об пол и разлетелась осколками солонка.
Мужчина опрокинул стакан с водкой в себя, вкусно причмокнул и обернулся.
Граждане! сказал он громко. Не нарушайте общественный порядок! Сейчас в темпе собрались и вышли. Накажу!
Стало тихо.
Ой-е! икнув, произнес кто-то.
Драка распалась, так толком и не начавшись. Небритые мужики, виновато шмыгая носами и оглядываясь на недопитое, потянулись в двери.
Видишь? спросил у Шумера мужчина. Порядок!
Ответа он не услышал. Впрочем, похоже, это нисколько его не взволновало. Подвинув к себе тарелку, он шумно втянул носом пельменный пар.
Замечательно.
Мужчина взял кусок хлеба и столовым ножом намазал на него горчицы.
Вообще, это глупо, он с аппетитом откусил хлеб, по-моему, принципиальность лучше проявлять в другое время и в другом месте.
Шумер повертел вилку.
Наверное.
Ага, кивнул мужчина и изысканным жестом отправил в рот капающий сметаной пельмень. Так какими судьбами к нам? спросил он, прожевав.
У него все и без усилия получалось изысканно и вкусно. Даже наклон головы. Даже легкий, иронический изгиб брови. Грязь не приставала к рукавам, горчица не пачкала манжеты.
Я должен, тихо сказал Шумер.
Мужчина улыбнулся.
Кажется, это в пятый раз. Нет, я еще понимаю, когда один, два раза. Третий тоже готов принять. Все-таки не простое число. Троица, триединство. Тримурти. Многие почитают. Но после третьей неудачи, наверное, можно было и остановиться! Куда дальше? Что за упорство? Четыре, кстати, много где не считается счастливым числом. И это был закономерный крах. Я думал, что окончательный и бесповоротный. Но нет, год и два месяца и ты снова здесь. Мне уже становится интересно это мазохизм такой?
Шумер вздохнул и проколол вилкой пельмень.
Я пока не знаю.
Собеседник рассмеялся.
А вот это восхитительно! Ты сегодня один? Или подготовил мне сюрприз?
Он проглотил один за другим два пельменя.
Какой сюрприз? спросил Шумер.
Мужчина вкусно, со смаком куснул хлеб.