Когда Далия ушла, я взял данные, которые она оставила, и сделал несколько звонков.
Я говорю вам об этом сейчас, потому что ну, потому что всё это и так уже чересчур затянулось. Я слишком много лет хранил эту информацию в тайне.
Я взял данные, полученные из сигнала Импульса, и послал их моему контакту в Национальном агентстве геопространственной разведки. Вы, наверное, никогда о них не слышали, и, если честно, я не уверен, что в этом отделе сейчас хоть кто-нибудь ещё числится, но в то время задачей этих ребят было собирать все геопространственные данные: анализировать все земные сигналы, как искусственные, так и естественные. Их работа противоположна нашей (они смотрят вниз, мы смотрим вверх), но у нас с ними много общих инструментов и технологий. Мой контакт, впрочем, занят был не геопространственной информацией. Это было всего лишь прикрытием.
Я до сих пор не знаю его настоящего имени, хотя познакомились мы ещё в 2021 году.
И до сих пор не знаю настоящее название его агентства. Он из тех, кто приходит из ниоткуда, буквально из тени, и вновь бесследно исчезает. Он сказал, что его зовут Саймон Григ. Он подошёл ко мне на конференции в обсерватории Каподимонте в Неаполе. Сказал, что читал некоторые мои работыв частности, мою статью о том, как пульсары влияют на гравитационные волны. Мы немного обсудили астрономию и пожаловались друг другу насчёт того, как сложно получить финансирование на научные проекты. Затем он предложил позвонить ему, когда я в следующий раз буду в Вашингтоне, дал свою визитку. В общем, всё выглядело довольно официально.
Когда двенадцать или тринадцать месяцев спустя я обнаружил его визитку в ящике своего стола, мне стало любопытно. Я поискал информацию по этому Саймону, и всё вроде бы сходилось с его словами: работает на правительство, эксперт в геостационарных спутниковых изображениях, раньше работал на Национальное управление океанических и атмосферных исследований и в других подобных агентствах. Согласно найденному в Сети, у него была жена, две дочери, и жили они в Рестоне, штат Вирджиния. Разумеется, позже оказалось, что всё это было ложью.
Ещё три месяца спустя я был в Вашингтоне по делам и решил позвонить Саймону. Мы встретились с ним в вегетарианском ресторане (по моему выбору), и он сказал мне, что участвует в одном проекте, который я наверняка сочту интригующим. По всей видимости, в правительстве существуют особые подразделения, о которых я никогда прежде не слышал; их задачей является изучение сигналов, чьи источники находятся за пределами нашей галактики.
В основном мы говорим здесь о быстрых радиовсплесках.
За этим последовала, наверное, самая странная беседа в моей жизни.
Саймон сказал, что его коллегам случалось получать сигналы, происходившие, как они считали, откуда-то из-за пределов нашей галактики и созданные специально для того, чтобы привлечь наше внимание. Для того чтобы выйти с нами на связь. Я, конечно, воспринял это заявление скептически. Именно с такого рода безумными теориями про инопланетян мне приходилось сталкиваться ещё во времена моего студенчества. Розвелл, Левелланд, Теран, Рэндлшемский лес, «треугольное НЛО»я знал достаточно, чтобы не верить ни в один из этих случаев. Массовая истерия, путаница в показаниях, плохая отчётность, ошибки свидетелейсписок возможных объяснений этим случаям поистине бесконечен. И всё же Саймон явно был не из тех безумных фанатиков. Я сказал ему, что мне нужны доказательства, и тогда он кое-что мне показал.
Это было уже через несколько недель после нашей встречи в Вашингтоне. Я был в Нью-Йорке, снова по делам. Он позвонил мне. Я согласился встретиться с ним в Мэриленде. Взял машину напрокат и подъехал к офисному зданию в Силвер-Спринг. Он встретил меня в вестибюле.
Войдя в здание, я заметил, что на этот раз Саймона сопровождали вооружённые телохранители. Он вручил мне бутылку воды и повёл к лифту. Мы доехали до десятого этажа. Там мы прошли по коридору к закрытой двери. Он достал ключ, открыл дверь. Я зашёл за ним в комнату, почти лишённую мебелитолько в центре стоял стол. На столе был ноутбук. Саймон, не говоря ни слова, нажал клавишу «возврат», и
Фрэнку нужны гарантии, что информация, которую он собирается мне рассказать, не приведёт к дальнейшему расследованию или к его аресту. Я показываю ему письмо от моих адвокатов касательно этого проекта и конкретно этого интервью. Пока Фрэнк его читает, я напоминаю ему о том, что он знает и так: мир изменился.
Сейчас никто уже не занимается преследованием людей, которые могли вовремя не поделиться с общественностью важной информацией относительно Финала. От судебной системы осталась разве что десятая часть, восемьдесят два процента тюрем закрылось, а у тех немногих окружных прокуроров, которые ещё остались при делах, явно найдутся занятия поважнее. Если Фрэнк хочет что-то рассказать, если он хочет, чтобы правда об Импульсе, о Вознесении и Финале наконец выплыла наружу, сейчас самое время.
Он продолжает.
Там было видео.
Оно снято в исследовательской лаборатории. Было непонятно, что находится снаружи, но внутри были верстаки с техническим оборудованием, компьютерные мониторы и тому подобное. Перед стеной стоял стулсамый обычный, пластиковый. В кадр вошли двое, оба в защитных костюмах и шлемах. Они встали по обе стороны от стула, скрестив руки на груди. Из-за шлемов я не видел их глаз. Затем в кадре появился третий человек, также в защитном костюме, и усадил на стул молодую девушку, которая сразу показалась мне очень больной.
Ей было, наверное, не больше пятнадцати или шестнадцати.
У неё были мешки под глазами. Длинные светлые волосы, завязанные в свободный хвост. Загорелая кожа, вся в отметинах и шрамах (такие бывают у тех, кто режет себя). Моя племянница занималась подобным: она боролась с зависимостями большую часть своей жизни и впрочем, это уже не важно.
Затем человек, стоявший слева от стула (думаю, мужчина), достал небольшой планшет. Он держал его так, чтобы камера могла увеличить для зрителей изображение на экране.
Он нажал кнопку воспроизведения.
Сначала появился номеркажется, «0304». Затем карточка с надписью: «Эксперимент «Сонора». Потом по экрану планшета слева направо побежали строчки кода. Код был сложным. Не таким сложным, как тот, что обнаружила Далия, но похожим. Я не могу описать это иначе как «ряды букв, чисел и простых геометрических фигур». Код был зациклен на два повтора, каждый цикл длился двадцать две секунды.
Мужчина в костюме дал сигнал другому человеку, стоявшему справа от стула. Этот человек (похоже, женщина) наклонился и жестами велел девочке повернуться спиной. Та подчинилась, хотя движения явно причиняли ей боль.
Затем мужчина протянул руку и распахнул на девочке больничную робу, открывая её кожу. Там были шрамы, точно такие же, как на руках и ногах. Камера увеличила изображение её спины.
Сперва я не мог понять, зачем всё это. Спина девочки казалась нормальной, за исключением шрамов и нескольких родимых пятен.
И тогда она начала двигаться.
Я не я не могу гарантировать, что видео не было сфабриковано.
На этом видео у девочки было два позвоночника. Они они двигались синхронно, поворачиваясь вместе с её телом, когда она наклонялась в разные стороны. Она наклонилась вперёд, и оба позвоночника стали видны ещё отчётливее.
Видео закончилось.
Я был в шоке. Честное слово, я до сих пор теряю дар речи, стоит только вспомнить об этом. Это было много лет назад. За годы до Импульса, ещё до того, как Далия начала работать в нашем университете. Саймон Григ, разумеется, знал, что видео меня встревожит и приведёт в замешательство. Думаю, он знал и то, что оно меня по-настоящему напугает, поэтому я очень внимательно выслушал то, что он собирался мне сказать. Я спросил Саймона, что это видео означало. Что случилось с этой девочкой? Мутация? Генетическое отклонение?
Он ответил:
И то, и другое.
Я спросил про планшет, про код на экране.
Саймон сказал, что это напрямую связано с состоянием девушки.
Затем он закрыл ноутбук и подвёл меня к окну. Снаружи был солнечный день, и из окна я видел деловой центр «Силвер-Спринг». Саймон похлопал меня по плечу и сказал, что если я когда-нибудь обнаружу зашифрованный сигнал за пределами Солнечной системы, быстрый радиовсплеск, который покажется мне искусственно созданным или специально направленным в нашу сторону, нужно сообщить об этом лично ему. За это мне хорошо заплатят. Был ещё один «момент»: Саймон ясно дал понять, что меня допустили до секретной информации, я знал больше, чем должен был. Так что, если я хотел, чтобы моя семья была счастлива, здорова и в безопасности, мне лучше было согласиться на его предложение.