Директор повернулся к Авдругову:
Товарищ генерал, может, сделаем исключение нашему славному городу, если наш молодой учёный не возражает?
А он не возражает? поинтересовался генерал, посмотрев на Наукова.
Ну, если надо, сказал Роман, пожимая плечами, словно поправляя на спине рюкзак.
Знаете, что отвечать? Слава штука сложная.
Найду что-нибудь.
Давай, махнул рукой Авдругов.
Матрос подбежал к оцеплению, и через минуту оттуда бегом направились молодые женщина и мужчина с микрофонами в руках и второй мужчина постарше с тяжёлой кинокамерой на плече.
Быстров быстрыми шагами подошёл к капитану и, отозвав его в сторону, сказал:
Задержанный нами только что признался, что на кухне налил в рюмку с коньяком яд. Надо бы проверить, чтобы его никто не выпил случайно.
Капитан бросился в дом. Через две минуты он звонил в скорую помощь. Ещё через пять минут перед машиной с красными крестами, несущейся с воем сирены, спешно расступалась толпа и оцепление. Из дома матросы вынесли на носилках двух женщин. Капитан проводил машину скорой помощи и возвратился к автобусу, у которого проходило интервью, сказав на ходу Быстрову, что его жена и журналистка отравились, но врач надеется на спасение. Сердца женщин бились, а в машине скорой помощи есть всё необходимое для реабилитации. Майор направился к Мерседесу.
Роман никогда прежде не имел дело с корреспондентами, никогда не давал никому интервью, но, конечно, видел, как это делают другие по телевидению. Однако необходимо заметить, что видеть других на экране, как они что-то делают, и ощутить присутствие камеры, почувствовать, как на тебя именно смотрит глаз объектива, и вдруг услышать, что ты в прямом эфире, то есть тебя уже с этой секунды видят тысячи, а то и миллионы зрителейэто, знаете ли не каждому под силу. А телевизионщикам не было времени предупреждать, не было времени репетировать. Новость была сверх горячей.
Это вы Науков Роман Николаевич? спросила журналистка телевидения, едва только камера устремила свой глаз на Романа и над объективом загорелась красная лампочка включения.
Да я, просто ответил Роман.
Мы в прямом эфире. Скажите, пожалуйста, это правда, что вы запустили ракету, которая заставила миллионы людей любить друг друга?
Да, смущённо ответил Роман. Но хочу сразу сказать, что я этого не хотел.
Вы имеете в виду, что открытие произошло случайно?
Не совсем так, сказал Роман и притянул к себе стоявшую рядом, но попытавшуюся отойти Алину. Отвечая, он уже забыл о телевизионной камере, а говорил прямо журналистке в микрофон. В этом, кстати, мастерство интервьюирования, когда журналист своими вопросами и тем, как он их задаёт, заставляет объект беседы отвлекаться от мысли, что говорит на камеру.
Я хотел помочь вот этой девушке, Алине. У неё произошла в жизни трагедия, заставившая возненавидеть мир и особенно мужчин. А я её очень люблю, и она меня любила до этой трагедии. Я не мог не помочь ей и придумал ракету, с помощью которой возродил в ней чувство любви. Запуск ракеты оказался успешным. Алина согласилась стать моей женой. Вот и вся история.
Вы хотите сказать, что она ваша жена?
Разумеется, она моя жена.
Алина, корреспондент направил микрофон к девушке, вас не смущает, что вас почти насильно заставили любить?
Любовьэто счастье, которое даруется судьбой далеко не каждому. Разве можно считать её насилием? Я просто по-женски счастлива. Кроме того, я всю жизнь любила Романа. Лишь трагический случай заставил меня отказываться от его любви некоторое время. И Рома помог исправить эту ошибку.
Корреспондент опять направил микрофон к Роману:
Можно ли в таком случае сказать, что ваше изобретение носит индивидуальный, так сказать, эгоистический характер, то есть вы делали это для удовлетворения своего собственного желания?
Нет, чётко произнёс Роман. Так сказать нельзя. Всякое изобретение, каким бы оно ни было, делается для человечества. Оно может быть и случайным, и результатом долгих исследований и ожиданий, но всегда становится достоянием всего человечества. Об этом необходимо помнить. Что бы вы ни делали в мире вообще, обязательно оказывает влияние в большей или меньшей степени на развитие всего мира. Другое дело, каким окажется это влияние: положительным или отрицательным. Это зависит от цели, которую человек сам ставит перед собой. Разумеется, всякий человек по натуре эгоист. Он стремиться делать то, что ему самому приятно и хочется. Вопрос в том, чтобы ему, этому человеку, было приятно то, что приятно и окружающим его людям. Если ребёнка с детства приучили делиться с друзьями подарками, то и, будучи взрослым, ему приятно делать добро людям. Это значит, что, помогая другим, он удовлетворяет и свой собственный эгоизм. Это гуманный вид эгоизма. Я бы назвал его разумным. Такой эгоизм я приветствую.
Мною придумана была ракета с определённым составом, который вызвал чувство любви. Да, я хотел, чтобы любовь была направлена на меня. Но если бы моя Алиночка полюбила другого человека, я бы не стал её упрекать. Мне хотелось сделать её счастливой, что и доставило бы мне радость, будь она счастлива со мной или с другим человеком. В этом, я думаю, и заключается настоящая любовь, когда желаешь счастье другому, а не самому себе.
И вообще я думаю так, что каждый человек, явившийся на нашу землю, должен оставить о себе добрую память, то есть сделать что-то хорошее. Делать добрые делав этом предназначение человека на земле. Уверен, что если бы мне пришлось завтра уйти из жизни, то и тогда я бы был счастлив оттого, что успел хоть что-то сделать в этом мире.
Вы верите в существование другой жизни у человека?
Нет, конечно. Я реалист. Потому и считаю, что делать добрые дела надо здесь на земле, а не уповать на несуществующее потустороннее.
Из-за оцепления матросов уже десятки микрофонов на удочках и в руках журналистов тянулись в сторону беседовавших, пытаясь уловить хотя бы разговор.
Корреспондент «Славы Севастополя» продолжал задавать вопросы:
А у вас тоже будут дети, как у многих других, оказавшихся под воздействием вашей ракеты?
Да, мы ожидаем двойню, как и моя сестра, моя мама и мама Алины.
Но ведь есть женщины, которые не хотят рожать. Вы о них думали?
Нет, к сожалению, изобретая свою ракету, я не думал, что окажу ею влияние на такое количество женщин. Я искренне сожалею об этом. И всё же полагаю, что любовь даже незапланированная, даже самая неожиданная, должна приносить счастье. Любовь правит миром, а злобавойной. Так что я прошу не сердиться на меня. Те женщины, которые не хотят сегодня по какой-то причине рожать, тоже будут счастливы, если роды будут происходить в хороших условиях, дети и матери получат хороший уход, если прибавление семейства не вызовет ухудшение условий их жизни. Но об этом, я надеюсь, позаботится наше правительство, которое само предложило в своё время программу увеличения семьи. От нас всех, в том числе и журналистов, как я думаю, зависит, будут ли счастливы все мамы, рожающие детей.
Последний вопрос, умоляющим голосом произнёс журналист, меня просят заканчивать интервью. Куда вы сейчас едете и чем собираетесь заниматься?
Вы задали два вопроса, смеясь, ответил Роман. Еду домой. Собираюсь продолжать заниматься наукой. Я ведь аспирант.
А почему сюда приехали бронетранспортёры?
Извините, но вопрос не ко мне. Роман обнял за плечи Алину, широко улыбнулся и помахал в камеру рукой. Прощайте и не ругайте науку! Она всегда должна идти вперёд.
Странная транспортная кавалькада покидала улицу Правды. За бронетранспортёром с моряками, готовыми соскочить в любую минуту для занятия обороны или осуществить наступательную операцию, двигался микроавтобус с матросами большого противолодочного корабля капитана Директора, самим капитаном и его гостями Науковым и Грамотеевым, затем ехала «Волга» с Захватовым, его двумя омоновцами и Алиной, далее следовал «мерседес» генерала Авдругова с арестованным Михальским, майором Быстровым, одним омоновцем. Завершал кавалькаду второй бронетранспортёр с моряками, в задачу которого входило не позволить журналистам преследование машин.