Они сидели на полу ванной, обнявшись, переплетая и вновь разъединяя пальцылаской помогая своему первому настоящему разговору.
Но, ты знаешь, Голев и сам все понял. Как-то раз он сказал доктору Ларри в моем присутствии: это очень хорошо, что они оба запали друг на друга. Это, мол, резко увеличивает мои шансы на выздоровление. Он вообще много чего говорил, но я услышала только эточто ты тоже на меня запал что мыоба Я-то думала, только я
Она смутилась и снова принялась хихикать, как будто в этом признании заключалось что-то смешное. Фадей в ответ лишь вздохнул и зарылся лицом в пушистые, уже подсохшие у корней волосы девушки. Невероятно. То, что сейчас между ними произошло, невозможно, невероятно! Один миги все вышло из-под контроля. Желание стало неодолимым, заволокло и затмило разум. Сказалось все. Напряжение их связи. Воздержание длиною в год. Долгие прогулки по тропинкам леса и аллеям парка, по бутафорским улочкам Гномьего городка Его ладонь поверх ее ладони, лежащей на шершавой коре дерева. На кирпичной стене. На перекладине ветхой садовой скамейки, покрытой капельками дождя и слоящимися чешуйками краски Тот день, когда две улитки ползли навстречу друг другу по мясистому темно-зеленому листу ландыша. Фадей поднес руку девушки к одной из них и осторожно, стараясь не повредить хрупкий ракушечный домик, погладил его Лиссиным указательным. Чувствуй, ощущай!
Целый год уроков тактильности. Стимуляция сенсорных ощущений, воссоздание утраченного навыка пребывания в этом мире Странная, никем из двоих не высказанная, ни вздрогом ресниц не выданная, но взаимнаякак оказалосьлюбовь. Любовь сквозь сон. Любовь по предписанию доктора
Так значит, доктор Голев одобрил наше взаимное увлечение? вспомнив о докторе, не удержался Фадей от усмешки.
О да. Доктор Голевэто наш крестный волшебный фей.
Насчет меня легко было догадаться. Но как он мог понять что-то насчет тебя? Вернее, как у тебя вообще могло возникнуть что-то, о чем можно было бы догадываться? Ты была не в том состоянии, чтобы что-то к кому-то испытывать. Ты ты вообще уверена, что это не было частью сна? Может, все это тоже тебе приснилось?
Лиссина голова на его предплечье отрицательно поерзала.
Это не было частью сна. Я точно знаю.
Но откуда? как можно мягче спросил Фадей. Как ты можешь об этом знать?
Я просто помню, тихо сказала Лисса. Вчера то есть в ту ночь, когда все мы уснули на год, я легла в кровать с единственной мыслью: пусть мне приснишься ты. Я очень сильно пожелала себе этого. Раз уж весь год, находясь рядом с тобой, я не смогу видеть тебя наяву, то пусть хотя бы во сне И вот мое желание исполнилось. Не знаю, в которую из ночей. Может быть, в самую первую, год назадсразу, как только я заснула. Может быть, за секунду до пробуждения. А может, это был сон длиною в год. Я не знаю
Главное, что сейчас это все не сон, пробормотал Фадей. Он собирался добавить что-то еще, но в этот миг из кармана его джинсов, лежавших на полу бесформенной смятой кучкой, раздалось настойчивое пиликанье. Птифон подавал сигнал, напоминая о времени. 09:55. Еще немного, и они опоздают.
Идем! заторопился Фадей. Поднялся, потянул девушку за руку, помогая встать и ей тоже.
Оказавшись в комнате, Лисса на миг застыла, потрясенно глядя в окно.
Какая красота Что это, Фадей? Где мы?
Рассвет в Париже, коротко ответил он. И, взяв что-то с чайного столика, вложил в ее ладонь. Надень это, пожалуйста. Просто приблизь к лицу.
3. Аргонавты, герои, кролики
Когда Моди Биг, он же Модест Китаев, узнал от своего оператора, что на завтрак их поведут с завязанными глазами, он только фыркнул. О да, это было очень в духе этого места! Этого места, этого проекта, этих людей, иконкретнодоктора Ларри! Из всего делать шоу. Восхищать и потрясать до глубины основ. Удивительно, что док Ларри с его наклонностями выбрал скромную стезю мозгоправа, вместо того чтобы пойти в какие-нибудь человеки-праздники, устроители грандиозных зрелищ.
А салюты и фейерверки будут? с ухмылкой полюбопытствовал Моди.
Насчет салютов мне ничего не ведомо, ответил ему Ирвин, коренастый поджарый крепыш лет сорока, очень хорошо для этих лет выглядевший. Из чего следовало, что на самом деле ему как минимум шестьдесят, а то и все восемьдесят. Будь ему сороквыглядел бы на двадцать пять. Здесь, в Центре доктора Голева, угадать реальный возраст сотрудников было практически невозможно.
Жаль, что не будет салютов, притворно скуксился Моди. Я на них так рассчитывал
Ирвинбез всякого, впрочем, раздражениязакатил глаза. Интересно, как долго его контур будет упорствовать в своей нелепой убежденности, что все происходящее с нимиллюзия, гипнотический морок, навеянный доктором Голевым ради какого-то утонченного садистского эксперимента?
В очередной раз подойдя к зеркалу, Моди вгляделся в свое отражение, хмыкнул, покачал головой. Ткнул в него, в отражение, указательным пальцем. Ничего не изменилось. Зеркало не пошло кругами, как потревоженная водная гладь, чтобы, успокоившись, явить взгляду образ настоящего Модидвухсоткилограммового толстяка с обвислыми жировыми складками на грудине, распавшимися по обе стороны над безобразно огромным овалом пуза. При взгляде на это пузо Моди всякий раз приходила мысль о взмахе китаны. О том, как это было бы простовспороть свой огромный живот и освободиться от внутренностей. Стать легче сразу на добрую сотню килограммовза миг до смерти. Всякий раз, представляя себе все это как бы в замедленной съемкевзмах китаны, тонкий серповидный надрез, стремительно расширяющийся и выпускающий лавину глянцево-красной и сизовато-бордовой его начинки, Моди был уверен, что в этот миг испытает счастье. И уже послевсе остальное.
Жирный, жирный, невыносимо жирный, отвратительно жирный урод.
Таким он видел себя вчера. В этом вот самом зеркале.
Сегодня же вместо Жирного Самурая перед ним стоял стройный, подтянутый и очень даже симпатичный мужчина в черных «боксерах». Над резинкой «боксеров» наблюдался пупок и начало волосяной дорожки, ныряющей в глубь трусов. Чуть вышекубики пресса. Родинка под левым соском, о существовании которой он давно уже забыл. (Вот умники! Даже об этом позаботились! Ха-ха, очень правдоподобно!)
Плечи у этого псевдо-Моди были широки и мускулисты, черты лицачетко обрисованы, подбородокмужественно квадратен. Одним словом, это был не Моди. Это был идеал Моди. Моди, каким его задумал Бог или Алекс Голев.
Черти вы, вздохнул Моди, устав сверлить взглядом свое отражение в поисках изобличающего подвоха. Манипуляторы сознанием! Ну показали вы мне, каким я должен быть, ну и что? Все равно ведь таким не стану. Одно только лишнее расстройство Тьфу!
Значит, нравится! удовлетворенно кивнул Ирвин. Я рад.
Чтонравится? Клон вот этот? Дылда с пупом и членом?! На какой-то миг Моди поддался эмоциям, но тут же взял себя в руки, скривил лицо в привычную насмешливую гримаску. Да, пожалуй, нравится. Беру. Заверните.
Сам завернись. Твои новые вещи вон там, в шкафу.
Да, мой господин! Слушаю и повинуюсь! продолжал ерничать Моди. И вдруг глаза его вспыхнули, оживились. А сколько у меня времени-то, в этом теле? Надеюсь, я успею предаться страсти с одной из ваших восхитительных секс-богинек, а, Ирв? Я бы очень хотел ту цыпочку ну, как там ее, которая Сеньке досталась. Но вообще сойдет и кудрявая. В крайнем случае, я согласен на доктора Натали!
Без пяти минут десять птифон Ирвина коротко пикнул.
На выход, приглашающе кивнул Ирвин в сторону двери. Тут же в руках у него возникла небольшая темная пластина, по форме напоминающая полумаску. Ирвин поднес полумаску к лицу слегка отпрянувшего Модеста, и она зависла на уровне его глаз.
Моди усиленно заморгал, стараясь преодолеть сгустившийся перед взглядом серо-лиловый сумрак. Не помогло. Относительно прозрачной оставалась лишь узкая кромка внизу и по бокам головы. Опустив глаза, Модест увидел свои ноги, обутые в легкие спортивные тапочки.
Идем, повторил Ирвин, взяв Модеста под локоть и мягко подтолкнув к двери.
Они вышли в коридор и двинулись по направлению к лифту.
Напридумывают же дряни! У меня от этой штуки мозги не закипят? пытался брюзжать Модест, но с каждым шагом его сварливое настроение выветривалось, вытесняемое ни с чем не сравнимым восторгом слаженности, пружинной упругости движений. Тело ощущалось как совокупность мышц и сухожилий, тесно переплетенных друг с другом, и в то же время казалось каким-то полым, пустым. Но эта пустота была не совсем пустотой. Она была роением множества пузырьков, заполненных, словно газом, теплой сухой энергией. Пузырьки терлись друг о друга боками, раздувались, потрескивали от этой все возрастающей сдавленности и лопались, приятно пощипывая нутро, как газировка пощипывает язык. Модесту казалось, что он вот-вот взлетит. Стоит только чуть сильнее оттолкнуться от пола носком ноги, занесенной для следующего шага «Господи, неужели это и естьжизнь?» подумал он, чувствуя, как при этой мысли губы его предательски задрожали.