Июль, жара, народ едет к морю, а мне приходится работать. Все у меня ни как у людей. Дожил до сорока, а стабильности как не было, так и нет. Перебиваюсь с друзьями с шабашки на шабашку. Вечные строители пилигримы. И занесло нас как то в одну деревню, за сто верст от дома, на строительство забора, вокруг загородной усадьбы, одного местного «барина». Работали слажено, дни летели незаметно. Ночевали в новенькой бане, недавно сложенной и по назначению еще не используемой. Места в ней, на удивление оказалось столько, что можно было и жен разместить, как шутили товарищи. Провизией же мы запасались у местных. Все натуральноесвое, да и цены у деревенских совсем не кусались.
И выпал мне как то жребий, за молоком идти к местной бабке державшей корову. Взял я трехлитровую банку, да и пошел, шаркая ногами по пыльной дороге на конец деревни.
Так уж вышло, что за все время командировки, за молоком я пошел впервые. До этого ходили товарищи. Помявшись у старой калитки, я снял проволочное кольцо со штакетника, и вошел в небольшой палисадник, пройдя сквозь который постучал в покосившееся оконце. Однако сколько я не барабанил в стекло, достучаться до старушки мне так и не удалось, и я вернулся на дорогу.
Мимо проезжал мужик на телеге груженой сеном. Я поздоровался, и поинтересовался, где тут можно еще купить молока. Мужик недобрым взглядом окинул меня с головы до ног, а потом, хлестнув лошадь, молча, поехал дальше, с неохотой ткнув пальцем в зеленый дом напротив. Я кивнул в знак благодарности вслед неприветливому мужику, а сам подумал, Что за народ такой, ничего ведь плохого не делаешь им, а ведут себя, словно с врагом. Хотя на Руси приезжих всегда не жаловали, удивляться тут нечему.
Поравнявшись с воротами старенькой избы, я громко постучал по облупившейся двери, и прислушался. Послышалось неторопливое шарканье чьих- то ног.
Кто там?! Раздался негромкий старческий голос.
Бабуль, молока продадите? Заглядывая в щель между ворот, спросил я.
Дверь заскрипела, и за ней показалась невысокая сгорбленная старуха, в малиновом платке, черной безрукавке и галошах на шерстяной носок. Осмотрев меня слегка помутневшим взглядом, старуха отошла в сторону, приглашая войти во двор.
Заходи милок. Обождать надо немножко. Внучка доить пошла. Парного тебе нальем.
Парного это хорошо. Одобрительно причмокнул я , не спеша направляясь за бабушкой.
Проходи. Откинув тюлевую занавеску, повешенную от мух, сказала хозяйка и отворила дверь в избу, и я, наклонившись, вошел в сени.
Внутри пахло едой, от круглой печи, в которой потрескивали дрова, веяло теплом, и на моем лбу проступили капли пота.
Недавно у нас, стало быть! Не видала я тебя раньше.
Да, недавно мать, проездом можно сказать. По соседству забор мастерим. Шмыгнув носом, произнес я.
Рукодельный значит, молодец. Молодец. Негромко похвалила меня старуха. А давай я тебе самогоночкой угощу? Хочешь? Шибко хорошая. На травах. От семи недуг и от печали, избавит.
Да нет мать, спасибо, работать еще сегодня. Расслабляться некогда.
Не робей, давай, с нее работать за троих будешь. Упрямствовала бабка.
Ну, давай, пригублю твоей лечебной. А то не отпустишь. Прокряхтел я.
Уйдя куда- то за занавеску, старуха принесла бутыль мутной слегка зеленоватой настойки. Звонко вытащив тугую пробку, бабка налила самогон в стоявшую на столе рюмку.
Ну, пробуй, давай! Поджав свои сморщенные губы, сказала она. Обожди- ка, забыла совсем, сальца нарежу. Закусишь.
Да не надо Мать, я так Сказал я, и выдохнув, в один глоток осушил рюмку. Травяной вкус, перебивая вкус самого самогона, не обжигая горла, теплом прокатился по желудку. Ох, хороша самогоночка! Покачав головой, произнес я с улыбкой.
Вот и славно. Пойду ка я гляну, куда там девка моя запропастилась. Сказала бабка и вышла в сени, после чего послышался скрип входной двери, сменившийся гробовой тишиной, изредка прерываемой жалобным жужжанием угодившей в паутину мухи. От выпитой рюмки, я захмелел, видимо самогонка была весьма крепкой.
Послышался звон ведер, и входная дверь снова заскрипела. Откинув занавеску, в комнату вошла рыжая девушка, лет двадцати, с ангельским лицом, и бархатной, белой кожей.
Здравствуйте. Не смотря на меня, нежным тонким голосом произнесла она.
Здравствуй девица краса. Заждались мы тебя с бабушкой. Почесав нос и бросив взгляд на вьющиеся кудри девушки, произнес я.
Да корова капризная, уговаривать надо. Наливая молоко в мою банку, ответила девушка.
Поймав себя на мысли, что уже несколько секунд смотрю на ее грудь, я вздрогнул, и потупил взгляд на обшарпанные половицы.
Закрыв банку крышкой, девушка протянула ее мне. Оторвав глаза от старых половиц, я потянулся к банке, но так ее и не взял, завороженно глядя на рыжеволосую красавицу.
Боже, какая же она красивая, думал я. В городе таких не встретишь, а тут
Взгляд девушки, снизу вверх скользнул по моей рабочей одежде и, соприкоснувшись с моими восхищенными глазами робко замер.
Словно проглотив кол, с полуоткрытым ртом я стоял на месте, а девушка, прочитав весь мой бездарно скрываемый восторг подкрепленный запахом самогона, отвернулась, и поставила банку на стол.
Простите ради Бога, я что- то растерялся. Замельтешил я смущено. Да ну что я оправдываюсь, в самом деле, просто от вашей красоты сердце замерло. Извините за пафос, это вовсе не дурацкий комплимент, а правда как она есть. За сорок лет впервые, наверное, так встревожен красотой женщины. Даже не знаю, что на меня нашло. Простите. Неожиданно откровенно высказав свои эмоции, и перейдя на «Вы», выпалил я.
Спасибо за такие слова. Безумно приятно это слышать. Честно. Поправив платье, произнесла девушка.
Думаю, тут местные парни передрались из- за вас все. Я бы уж точно на их месте не упустил такую невесту. Неловко залившись краской, сказал я.
Да некому тут за меня драться. Был один, четыре года встречались, а потом он в Москву уехал, и так и не вернулся. Видимо там барышни куда интереснее меня. У нас тут в основном старики доживают. Все уезжают. Работы нет. Скука и разруха. Я и сама уехала бы, но мать заболела, бабушка старая, осталась ухаживать.
А что с мамой? Участливо спросил я.
Умерла мама. Рак. Полгода как схоронили. Тяжело выдохнув, сказала она.
Ой, простите ради Бога, я не хотел бередить раны. Соболезную. Виновата произнес я.
Да не извиняйтесь. Это жизнь, от нее никуда не денешься. Нужно относиться философски к потерям. Пожимая плечами, ответила девушка.
Это верно. Ой! вздрогнул я. Меня, кстати, Александром зовут. Неловко как. Не представился даже. Я тут неподалеку работаю. Если вдруг помочь, чем надо будет, вы не стесняйтесь только. Почту за честь.
Спасибо, я буду иметь в виду Александр. Как- то по особенному выделив мое имя, произнесла она. Меня Женей зовут. С улыбкой добавила она.
Как моего отца. Весело подхватил я, после чего девушка смутилась, а я почувствовал себя идиотом.
Через минуту, мы простились, и я задумчиво побрел по дороге.
Молоко, купленное мной, оказалось на редкость вкусным, и товарищи на следующий день, снова послали меня за новой банкой. А признаться был только этому рад, не стал и спички тянуть. Женька не выходила из моей головы, казалось не на минуту. Я безостановочно перебирал в голове все слова, что скажу ей сегодня при встрече, как поздороваюсь и о чем расспрошу.
Зацепила меня она. Подумал я. Вот же старый дурак, она ведь мне в дочери годится. Ну жизнь, кривая колея, куда ты меня ведешь?
Так день за днем, я приходил в тот старый кособокий дом, и все больше проникался чувствами к той не по годам мудрой рыжей девчонке. И однажды потеряв голову, я предложил ей погулять этим вечером вместе. Признаться, я не думал, что она согласиться, и скорее ждал вежливого отказа, но она сказала да. Вечером мы встретились, и пошли вдоль тихой речушки, что неспешно огибала деревню и исчезала где то за лесом.
В этот вечер я расспросил о ней все. Мне было безумно интересно все, что с ней было связано. Мы смеялись, загадывали друг другу загадки, удивлялись, как много общего находили друг в друге. В один из таких вечеров, грань между нами стерлась. Я увидел в ее глазах нечто большее, чем просто симпатию к интересному человеку. Может это был лишь плод моей воспаленной влюбленностью фантазии, но я очертя голову окунулся в омут безумства и поцеловал ее. Ожидая пощечины, я даже слегка зажмурился, однако она обняла меня, и наш поцелуй продолжился, став таким сладким, что земля ушла испод ног.