Небо наполнилось низким гулом. Задрав голову, Ратияр увидел огромных птиц. Они парили на гигантских неподвижных крыльях с черными крестами в белой окантовке, выстроившись в четкий клин. Крест на хвосте последнего в стае был нарисован с загибавшимися вправо закорючками, точь-в-точь знак солнца, вышитый на рушниках старого Барсука. Ревущие существа несли в себе смерть, и юноше почудилось, что на миг он увидел ее, туго свернувшуюся внутри продолговатых металлических яиц, спрятанных в брюхе у каждого летящего чудища. В голове мелькнуло видение: стальные яйца падают на землю и с грохотом разрывают ее в клочья, а среди взвившихся языков пламени отчаянно кричат люди.
Драконы, подумал Ратияр. Он никогда их не видел, но слышал рассказы о великом ужасе, который летит впереди закованных в железную броню тварей.
Волосы на загривке встопорщились сами собой. Ратияр выдернул из кожаного чехла на шее коготь и крепко сжал его в руке. Черные силуэты скользнули по тихому зеркалу водяной глади.
Под деревом прошелестели легкие шаги. Чудовища растаяли в небе, словно их и не было.
Холонуло сквозняком, и вместе с поднимавшимся белесым туманом на берегу показались смутные фигуры. Не касаясь земли, призраки сомкнулись в круг, в мертвых руках появились инструменты. Потянула душу дуда, глухо ударили в сердце ночные барабаны, прошуршало по травам и листьям, и все вокруг словно склонилось в поклоне той, что показалась в полуночном круге, омытая всполохами дальних зарниц, одетая в лунный свет и звездный отблеск.
Ратияр посмотрел вниз и покрепче вцепился пальцами в шершавую кору, чтобы не свалиться.
У зарослей папоротника стояла Ингрид Лед Ладоней. Льняные волосы наполняло лунное сияние и зеленоватые болотные огни.
Ее тело от пят до тонких, чуть выступающих ключиц покрывала затейливая татуировка. Ожившие на коже звери и травы сплетались в прихотливые узоры так тягуче и сладко, что почти ослепший от наготы девы юноша покачнулся от напора горячо прилившей крови.
Ингрид присела, коснувшись кончиками пальцев влажной земли. Встала, потянувшись к звездному небу.
Без всплеска ступила на искрящуюся зеленоватую дорожку и медленно пошла, а поверхность реки дрожала под узкими босыми ступнями. Молчаливая, шла по лунной дорожке, словно призрак, двигалась к огромному пятнистому диску, и Ратияр, подумав, что сейчас она сольется с ним и покинет землю навсегда, услышал ритмичный грохот и не сразу сообразил, что это всего лишь стук его собственного сердца.
Ингрид остановилась посередине реки и пошла к заросшему папоротником берегу, где навстречу с хрустальным звоном разгорался оранжевый шар огнязаветный цветок, искра вспыхнувшего от прикосновения двух миров пламени.
От древесных стволов отделились легкие тени девичьих фигур, заскользили над землей вокруг расцветающего огня. Лед Ладоней опустилась пред цветком на колени и осторожно сняла бутон со стебля. Желтый свет сменился оранжевым, красным, разноцветные огоньки брызнули во все стороны, и Ратияр услышал голоса, будто лес разом заговорил на всех древних языках на свете.
Он видел тревожные сны укрывшихся в норе лисиц, смотрел на луну глазами вожака волчьей стаи, танцевал над поляной вместе с русалками, хохотал на песчаном дне с водяными, читал зеленые мысли древесных богинь. Мир раскрылся вместе с цветком, засияв новыми красками и смыслами, для выражения которых на человеческом языке давно стерлись слова из тех времен, когда Потаенный Народ еще не ушел в холмы и деревья и жил рядом с людьми.
Вот он, клад, вот сокровище! Смотретьи видеть, слышатьслушая! Вокруг звенят все тайны мира, по венам течет темный ветер, счастливые глаза покалывают звезды, и древняя, вечная, мудрая ночь распускается за спиной гигантскими перепончатыми крыльями, и понимаешь вдруг, что смертно все, всекроме жизни!
Папоротниковый венок девы возложили на голову Ингрид, она вплела в него цветок и, звонко рассмеявшись, подбросила прямо в руки замершего среди ветвей юноши.
Она подняла лицо, встретилась взглядом, и погас свет, разлились туманы, а крепко зажатый в руках человека венок рассыпался в черную труху.
Побледнели звезды, луна расплылась, забрезжила на востоке желтоватая полоска рассвета. Пелена с низин скрыла поляну вместе с деревьями, а когда первые лучи солнца разогнали его серое молоко, лес был прежним, словно Ингрид Льда Ладоней и Потаенного Народа не существовало и в помине.
Но теперь Ратияр слишком хорошо знал, что это было не так.
* * *
Он полюбил одиночество, бродил по берегу или шел в чащу по секретным тропам. Люди заметили перемену в нем, говорили про колдовство, а один сбежавший из Дублина от нашествия викингов кельт по прозвищу Чертополох сказал, что у него на родине такую тоску называют langoth.
«Эта печаль неизлечима. Она преследует тех, кто однажды увидел Остров Яблок или Дверь в другой мир. Встретиться с этим человек может лишь раз. Было видениеи ушло, но всю оставшуюся жизнь человек продолжает искать его отблески», говорил своим тонким голоском Чертополох, и его узкое конопатое лицо вытягивалось еще сильнее, а глаза темнели и становились невидящими.
Глава 5Метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев
Ярко-красный, шитый золотом парус показался в гавани старой крепости спустя с полгода после того, как ее новый хозяин отправил к знакомому отца свейскому хевдингу Браги Сокрушителю Скальдов вместе с торговцами с севера послание.
В письме спрашивал, можно ли нанять быстроходный корабль с опытной командой, чтобы повидаться с Храппом Длинноруким, сыном Бьерна Сильного с Желтого холма, потолковать о торговых делах. О найденной дочери Храппа Барсук посоветовал не упоминать, вдруг кто пронюхает, а пообещать в подарок редкие серебряные ножны. Браги свое прозвище получил недаром, говорил старик, многих скальдов сокрушил в словесных поединках, а это значит, что человек он мудрый. Барсук надеялся, что хевдинг слышал о том, что случилось со Скегги в Гардарике, и сумеет прочесть главную новость между строк.
Когда лодки с командой драккара остановились у пристани, прибывших с миром викингов встречала вся деревня. Рослый Браги пожаловал с двумя сыновьями, ростом и шириной плеч обогнавшими отца еще зиму назад. Звали их Бьярни Старший и Бьярни Младший, первый ужасно гордился тем, что появился на свет раньше второго на несколько ударов сердца. Впрочем, попытки помыкать на этом основании братом кончались синяками у обоихсилой, выносливостью и упрямством боги их не обидели.
Приветствую, Ратияр, сын Ратмира! сказал Браги, запахиваясь от порывов ветра в алый плащ и набрасывая на русую голову капюшон. Ратияр с улыбкой кивнул дальнему родичу. За годы, что он не видел Браги, Сокрушитель Скальдов изменился мало, разве что прибавилось седых прядей в длинной бороде, аккуратно стянутой красными лентами в три косицы. Ратияр знал, что на родине скальда бороду такой длины мог позволить себе либо великий воин, либо большой дурак.
Немало ухаживал Браги и за гривойнекоторые ее пряди были выкрашены в красный, зеленый, желтый и синий цвета, а на плечах лежали двумя разноцветными тяжелыми косами. Скальд утверждал, что его голова должна быть похожа на Радужный мост, потому что свои песни он не придумывает, а подслушивает в палатах Одина. Тех, кто находили его слова и облик смешными, давно уже не осталось в живых. Браги был столь же скор на резню, сколь и на язык. На левой руке все так же одиноко чернела кожаная перчатка. Почему она была без пары, не знал никто, а сам Браги никогда и никому об этом не рассказывал.
Приветствую, Браги Сокрушитель Скальдов, Метатель Огня Вьюги Ведьмы Луны Коня Корабельных Сараев! выговорил без запинки Ратияр, зная, как любит хевдинг выданное самому себе прозвище.
Улыбка скальда стала еще шире.
Слышал, как ты напоил брагой одного незваного гостя!
Ратияр кивнул.
Слухи о том, что Скегги умеет пить, оказались сильно преувеличенными, заметил он.
Сокрушитель Скальдов закинул голову и расхохотался так, что по воде пошла рябь, а мертвые беспокойно заворочались в своих курганах.
Мне радостно видеть, сказал он, отсмеявшись, что сын пошел в отца, который никогда не искал слов за поясом.