Чужих мужчин я к себе в спальню не впущу! крупное лицо ее зарумянилось.
Тогда, может, кухня? Ванная? Мы не привередливы.
Можно на кухне, пробурчала она.
Прекрасно! обрадовался Корицкий. Тогда пойдемте. Верно, господин комиссар?
Они пропустили мадемуазель Крысю вперед. А когда она вышла, сержант склонился над Павловским. Отвел в сторону газету, которой мужчина заслонялся, и заявил:
Одному пареньку вы задолжали горбушку с повидлом. На вашем месте я бы купил этой семье целую банкув качестве извинения. За тот скандал, который ваши действия вызвали.
Это вы? с недоверием воскликнула Климовская.
Я голоден был, пробормотал Павловский. После целой-то ночи! Простите. Я, конечно, куплю повидла! Прошу вас, Крысе не говорите! Она мне не простит!
Я все слышала, ворюга ты паршивый! раздалось из коридора. Чтобы у детей изо рта еду отбиратьсовести совсем нужно лишиться!
Не простит меня! охнул пойманный на горячем повидлоед, сползая в кресле. Мне конец!
* * *
Проведали они и «профессора», который оказался учителем биологии, что обитал в квартире с еще пятью семьями. Профессор понарассказывал им о чудесах мутирующих бактерий, но об убийстве не знал ничего. Единственная пользаон исключил бактерии и вирусы. Его поселенцы признались, что слышали странные звуки, словно сдавленные крики и сопение, а может, даже и чавканье, но не обратили внимания, поскольку в комнате убитого часто бывало шумно. Полицейские и в этой квартире встретили детей, однако те были молчаливые и хмурые. Брумик обратил на них внимание, поскольку они вели себя замкнутосовсем не так, как яростно скандалящее семейство в комнатах мадемуазель Крыси.
То, что жертва была человеком тихим и спокойным, подтвердили почти все соседи, независимо от этажа, где они обитали. И только на последнем этаже они нашли «мадемуазель Басю», что одна занимала почти все помещение, и та заявила им, что Радзишевский пал жертвой международного заговора вражеской банды.
И откуда такое предположение? навострил уши Брумик.
Генерал Совинский мне сказал, заявила она. Он уже какое-то время присматривает за тем Радзишевским.
Совинский? Брумик заглянул в свои записи. Он тут живет?
Корицкий тихо застонал.
Естественно! мадемуазель Бася склонилась, подняла одного из котов, десятки которых лежали на полу. Вот он. Генерал, прошу поприветствовать наших гостей.
Бурый котяра неохотно глянул на онемевшего Брумика. Зашипел, зевнул и прикрыл глаза, притворяясь спящим.
Итак, подвел итог Корицкий, когда они оттуда удрали и направились к старой городской ратуше, в которой разместили их отдел. У убитого имелись контакты среди игроков. К тому же он обидел немало женщин, у которых могли быть отцы, братья, а то и женихи. Мотивов у нас выше крыши. Если Стшельбицкий не найдет никаких следов, я смотрю на это дело с сомнением, поскольку свидетели не кажутся мне достойными доверия.
Та мадемуазель Крыся неплохо за всем следит, позволил себе толику оптимизма Брумик.
Верно, дотошная баба, могла бы и пригодиться. Но фамилий всех гостей Радзишевского она уж точно не знает. А на одних описаниях мы далеко не уедем. Полбеды, если все дело в играх. Это ведь, как ни крути, какая-то среда, покопаемся, повыясняем, что там к чему, кое-что и узнаем. А вот если месть за бабуОн покачал головой.
По дороге они зашли в полицейскую столовую, где кормили не только неплохо, но и дешево, если кто покажет полицейский значок. Да и проще тут было найти свободные места, поскольку половину столиков всегда держали в резерве для полиции. Хотя они угодили как раз в обеденное время, и поэтому единственный столик, который для них нашли, стоял в углу, у самого туалета.
Они не стали привередничать.
А как вы того повидлового вора накрыли?
Рука у него затряслась, когда о повидле говорить начали. А поскольку в руке он держал газету, то та и затрепыхалась, как парус на ветру. Вы этого не увидели, на женщину смотрели. А я тогда под окном стоял, лицо его мог рассмотреть, поскольку он от вас-то и заслонялся. Покраснел весь. Я к нему ближе присмотрелся. Бутерброд он ел в спешке, на свитере крошки остались. Эх, если бы все удавалось так же быстро решать!
Ну есть же еще версия заговора, подмигнул сержанту Брумик.
Вы, господин комиссар, можете смеяться, но если мы убийцу не найдем, придется даже тот след поднять. Шеф этого нам с рук не спустит. Так что, при нынешних-то обстоятельствах, придется принимать во внимание и показания говорящих котов.
Вы шутите?
Увы, нет. Вы знаете, что это ерунда, я знаю, и даже шеф знает. Знает даже внутренний отдел. Но в бумагах должно значиться, что мы все проверили, поскольку кто-то может за это зацепиться.
Разве чтомы поймаем преступника?
Разве что. Буду откровенен, господин комиссар. Если это разгневанный отец, то мы можем никогда его не найти. А наверняка ведь кто-то такой тут замешан, поскольку гнева в способе убийства видится немало. В таком случае единственный наш шансвся эта магия. Она ведь какие-то следы должна оставлять.
Вы постоянно говорите об убийстве, словно был это один человек. Вы не верите в гномов и великанов?
Я всему поверю, пусть мне только доказательства предоставят. Даже в гномов-людоедов. Но великан? Предположим, как-то уж проник он в квартиру Радзишевского. Предположим, когда бегал там и рвал хозяина в клочья, ни один из соседей внимания не обратил, думая, что там очередные потрахушки. Но наша драгоценнейшая мадемуазель Крыся не говорила ни о каких великанахтолько о людях. Никакой великан с Радзишевским в карты не играл, а поэтому наверняка ничего ему не должен, разве только они сиживали где-то в городе. А мадемуазель Крыся клялась ведь, что Радзишевский из дому и шагу не ступал.
Кто-то мог нанять великана.
Но зачем? Великан привлекает внимание. Нет, это было что-то другое.
Они занялись принесенным супом. Вокруг крутились кельнерыженщин в столовой не нанимали, ловко лавируя в тесных проходах между столиками: тех слишком много впихнули в небольшое помещение. Полицейские обеды частично финансировал город, но владелец столовой, сам бывший полицейский, однорукий Анджей Ванат, упирался, что он обанкротится, если не станет как следует зарабатывать на обычных клиентах. А потому поставил здесь столько столиков, сколько сумел, позаботившись лишь о том, чтоб между ними оставался минимум пространства.
Внимание Брумика привлекли двое мужчин под окном. Один был большим, с руками, словно созданными, чтобы сжиматься в кулаки. Казалось, он никогда не снимал кожаной куртки, на которой начертаны были десятки пентаграмм. Похоже, предпочитал он молчать. Заговаривал изредка, обходясь обычно междометиями. Но бывало и так, что порой оживлялся и тогда или ворчал что-то невнятно, или порыкивал от полноты чувств.
За двоих болтал его товарищ, тоже высокий, но худощавый. Этот всегда одевался элегантно, чаще всего в черноеможет, потому, что был ксендзом: это выдавала рваная, но все же заметная колоратка.
Эти двое тут вместе каждый раз, когда я прихожуобратил на них Брумик внимание Корицкого, пока они ожидали второго блюда.
Куликовский и Гиполисюк? Они и правда отсюда не выходят. Это наши коллеги по профессии, так сказать.
И ксендз?
Ну, поп, ага. У кого-то когда-то появилась идея, что могут пригодиться. Нанимали их еще до нас, на расследования сложных дел. Первое, что они сделали, это пришли сюда. Сели и напилисьи больше уже отсюда не выходили. Пьют за счет города и вроде бы именно отсюда дела и расследуют.
Вроде бы?
Пишут о них рапорты. Самые длинные рапорты, которые приходилось мне в жизни читать. Длинные, словно романыи написанные как романы. С диалогами, сложным действием. Высылают таких штук пять-шесть ежемесячно и берут плату, хотя все дела у них вымышленные.
И город им за это платит?
Должно быть, у них хорошие выходы на нужных людей. С другой стороны, у полиции благодаря им большое число раскрытых дел, статистика выглядит прекрасно, и все довольны. Может, кроме нас троих. Потому что нам приходится заниматься настоящими убийствами.