Переливы звучат чаще и сочнее. Как разбившийся о камни на отдельные струи поток. Каждая со своим голосом и характером, но все одинаково холодные. Дэлия размышляет, не поднимая на меня взгляд. Терпение тает, и я боюсь сорваться. Камера в кабинете однасобью выстрелом из бластера, дверь стулом подопру, не войдет никто. А кричать мудрец не будет, не вздохнет под ремнем на горле.
Качаюсь из стороны в сторону и прижимаю безымянный палец к ладони. Вспышка пройдет, надо просто подождать. Не сделаю ничего, клянусь, развернусь и уйду.
Я сама едва вспоминаю шаги, Дэлия вздыхает и идет ко мне. Смотрит куда-то на пятый карман комбинезона, но руку кладет на плечо уверенно. Обнимаю и прижимаю к себе, чувствуя, как вздрагивает, но не отстраняется. Совсем юная, чистая, невинная. Не нужна история болезни, я и так догадываюсь, что никто из мужчин не прикасался прежде. Забываюсь и веду ладонью по спине вниз. Кровь по моим венам бежит быстрее, гоняя волны жара, как от глотка Шуи.
Наилий, шепчет мудрец, кажется, вы руки неправильно держите. Для вальса нужно вот так.
Смелеет и поправляет меня, а я прячу улыбку и бормочу извинения. Музыка вокруг плещется волнами степного ковылядышит и поет. Делаю шаг, увлекая за собой легкую, как пушинка Дэлию. Кружу по кабинету, скорее чувствуя, чем замечая стулья, столы. Светило выходит из-за туч, проливаясь светом через высокие окна. Воздух чистый и прозрачный, а я как в тумане. Не вижу её, нельзя смотреть в вальсе на партнершу, только нести бережно по паркету под мелодию арфы. Круг за кругом, шаг за шагом. Не боится, теперь знаю. Доверчиво прижимается и подстраивается под мои широкие движения. Будто не первый бал предстоит, а сотый. Так долго вместе, что ни слов, ни взглядов не нужно. Вечность на двоих, в которой мне осталось так мало. Я буду пить её маленькими глотками, пока еще хожу по планетам. Десятки миров, тысячи лиц, а смотреть хочется на одно единственное. Запись кончается, и планшет шипит тишиной. Замираю, все так же держа в объятия Дэлию. Нужно отпустить. Сейчас.
Спасибо, прекрасный танецтихо говорю ей и отступаю на шаг назад.
Вы строги к себе, как к танцору, улыбается мудрец, но я рада этой репетиции.
Мелодия еще тянется внутри, а на руках тепло девичьего тела. Теперь я пропах медикаментами и отчаяньем. Что мне сделать, чтобы забрать её навсегда? Никакой больничной формы, врачей, санитаров. В бездну инструкции, коллегии, истории болезни. Но реальность держит крепко. Этот танец с бумагами и разрешениями нужно исполнить до конца. Хотя я могу позволить себе несколько лишних па.
Я привез вам платье, Дэлия, протягиваю ей пакет с подарком, и еще кое-что. Это мастер-ключ, он открывает все двери в центре. Завтра после ужина собирайтесь и выходите на территорию. Оттуда вас заберут и доставят на бал.
Мудрец принимает пакет и удивленно смотрит на пластиковую карту ключа. Думает, наверное, что генералам можно всё. Увы, нет. Иначе не было бы осеннего бала весной, истории с поиском предателя и репетиций. Женщину можно взять, но иногда нельзя получить.
Я приду, кивает мудрец, и мы прощаемся. На парковку добираюсь, не помня дороги. Падаю на кожаный ложемент и опускаю крышу катера. Гарнитура пищит. Всегда не вовремя. Вешаю на ухо и зло давлю на кнопку, принимая вызов.
Наилий? Я узнал, что ты просил, говорит Публий, как обычно без вступлений, можно по-разному трактовать первоначальный диагноз, тем более симптомов мало и они слабо выраженные. Нет их почти.
Не спешу радоваться, хотя очень хочется. Если сумасшествие Дэлии опровергнуть, то все проблемы исчезнут, но военврач продолжает.
Однако голос в голове она слышит на самом деле. Вступает в диалог и считает своим помощников в видениях. Даже имя ему дала.
Рубашка прилипает к телу под комбинезоном. Индикаторы в салоне катера сливаются в цветное месиво и закручиваются каруселью.
Я бы хотел сказать, что она здорова, но не могу, припечатывает Публий, понимаешь, нельзя быть немного беременной. Шизофрения либо есть, либо нет. У Мотылька есть.
Мне ли не знать, что это значит. Приступы, рецидивы, обострения, ремиссии. Зависимость от препаратов, настроения, погодных условий. Бесконечная пытка для себя и окружающих. Итог у которой всегда одинполное разрушение личности. Смерть с открытыми глазами.
Мне жаль, Наилий.
Уже не слышу, смотрю на тонкие контуры карты города на стекле. Линии сплетаются и расходятся. Целое распадается на части. Я разваливаюсь на куски.
Наилий, мне не нравится, как ты молчишь
Сорок циклов разницы, Публий, отвечаю ему, чувствуя как меня прорывает, когда я под выстрелы лез от одиночества, она еще даже не родилась. Представляешь? Плевал я на диагноз, катитесь все в бездну! Отбой!
Швыряю гарнитуру в стекло. От ранений не кричу, а сейчас не сдержаться. Долго, протяжно, выливая боль. Чтобы не осталось ничего кроме видения хрупкой девушки с большими глазами в белой больничной форме.
Глава 5Побег
С утра хожу в платке, пряча накрученные на бумагу волосы. Поэтесса настаивает, что чем дольше ждать, тем крепче кудри. Не спорю. Раздражают уже приготовления, но я терплю. Не хочется выглядеть на балу чучелом рядом с генералом. Я поняла, насколько все серьезно, когда увидела платье из бирюзового шелка и туфли на высоком каблуке. Я на них едва стоять могу, не то, что танцевать. Три раза обувала и ходила по карцерувот где безумие. Чуть не подвернула ногу и всерьез испугалась, что хромая на бал не дойду. И это только внешние приготовления.
«Я всегда готов, но ты решила обойтись без меня» дуется паразит.
Главное ничего не забыть, хотя как все удержать в голове? Сколько сотен офицеров там будет? Страшно представить. Но я согласилась, и отступать поздно.
Мотылек, скребется в дверь Поэтесса.
Запускаю мудреца в карцер. Его отремонтировали и нас с соседкой расселили. Место, конечно, больше, но и скучнее в разы. Метаться в сомнениях и никому не изливать страдания та еще пытка.
Рано, хмурюсь я, Децим еще бродит где-то здесь.
Занят твой надзиратель, лукаво улыбается Поэтесса, я натравила на него Конспиролога. Не за просто так, разумеется. Обещала за три часа беседы со старшим санитаром поведать страшную тайну.
Знаешь чем его взять.
Соседка продолжает, но уже не так уверенно.
Про твой побег на бал пришлось рассказать.
Проклятье! А вот на это я не рассчитывала!
Но Конспиролог поклялся молчать, частит Поэтесса, забивая мои возмущенные вздохи и слово не давая вставить, а хранить секреты он умеет лучше, чем их взламывать.
Такое слепое доверие, я не знаю, что сказать. Наши на то и наши, чтобы держаться друг за друга. Но паника все равно накатывает. Если санитары схватят меня с мастер-ключом у дверей служебного выхода, то не будет ни бала, ни генерала, ни поиска предателя. Себя накажу и Наилия подставлю.
Не переживай, Мотылек, гладит по плечу Поэтесса, все будет хорошо. Сейчас нарядим, причешем, накрасим и сбежишь к своему полководцу.
Уходить придется в платке и припрятанном заранее халате. Хорошо, что платье не в пол, можно прикрыть, а туфли уже внизу обую. Главное по коридору мимо камер проскочить. Соседка шуршит прямо над ухом, разматывая бумажки и поправляя кудри. Мелкими получились. Оттягиваю пружинку и придирчиво оглядываю.
Да ровная она, аккуратная будет прическа, шепчет Поэтесса, понравишься генералу.
Еще неделю назад фыркнула бы и одернула, а сейчас молчу. Бесстыдно прижималась к нему во время репетиции, до сих пор помню тот тонкий аромат парфюма. Что-то цветочное и свежее одновременно. Никак не угадаю. Думала, вспоминала, а перед глазами только белый горный цветок. Тот самый эдельвейс из легенды. Но Наилий не похож на безрассудного юношу. Он никогда не полезет на камни, чтобы завоевать чье-то сердце. Зачем, если любая и так упадет в объятия, стоит поманить. Онгорный пик. Одинокий и скованный льдом. И меня даже к подножию не подпустят. Не его уровня, не его круга, со страшным и позорным диагнозом. Размечталась, дурочка. Наслушалась переливов арфы и вообразила невесть что. Показалось на миг, что не безразлична.
Кружил так легко и с ним не страшно сбиваться с шага, знала, что не отпустит и не даст упасть. Обнимала крепче, чем положено и не шаги считала, а слушала, как бьется сердце. Ровно и размеренно. Музыка увлекала все дальше, и не бальный зал чудился, залитый светом и шумом толпы, а поляна на холме, где пахло травами и луговыми цветами. Птицы клевали росу, а я вынимала сухие травинки из волос Его Превосходства. Он смотрел в небо, а я смотрела на него и тихо рассказывала про маленький дом у реки, сад, где созрели апельсины, наклоняясь до земли. И было так легко и спокойно, будто не мы это вовсе, а кто-то другой, чью судьбу я так просила у Вселенной.